LibClub.com - Бесплатная Электронная Интернет-Библиотека классической литературы

Виссарион Белинский Герой нашего времени Сочинение М. Лермонтова. Страница 11

Авторы: А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

    о лет тому назад эта причина также существовала, но между тем...

    Она выдернула свою руку из моей, и щеки ее запылали.

    - Может быть, ты любишь своего второго мужа?

    Она не отвечала и отвернулась.

    - Или он очень ревнив?

    Молчание.

    - Что ж? Он молод, хорош, особенно, веино, богат, и ты боишься... - Я взглянул на нее и испугался: ее лицо выражало глубокое отчаяние, на глазах сверкали слезы.

    - Скажи мне, - наконец прошептала она, - тебе очень весело меня мучить? Я бы тебя должна ненавидеть. С тех пор, как мы знаем друг друга, ты ничего мне не дал, кроме страданий... - Ее голос задрожал, она склонилась ко мне и опустила голову на грудь мою.

    "Может быть, - подумал я, - ты оттого-то именно меня и любила: гадости забываются, а печали никогда!.."

    Я ее крепко обнял, и так мы остались долго. Наконец губы наши сблизились и слились в жаркий,_упоительный поцелуй; ее руеи были холодны, как лед, голова горела. Тут меежду нами начался один из тех разговоров, которые на бумаге не имеют смысла, которых повторить нельзя и нельзя запомнить: значение звуков заменяет и дополняет зоачение слов, как в итальянской опере.



    Вера никак не хотела, чтобы Печорин познакомился с ее мужем; но так как он дальний родственник Лиговской и как потому Вера часто бывает у ней, то она и взяла с него слово познакомиться с княгинею.

    Так как "Записки" Печорина есть его автобиография, то и невозможно дать полного понятия о нем, не прибегая к выпискам, а выписок нельзя делать, не переписавши большнй части повести. Посему мы принуждены пропускать множество подробностей самых характеристических и следить только за развитием действия.

    Однажды, гуляя верхом, в черкесском платье, между Пятигорском и Железноводском, Печорин спустился в овраг, закрытый кустарником, чтобы напоить коня. Вдруг он видит - приближается кавалькада: впереди ехал Грушницкий с княжной Мери. Он был довольно смешон в своей серой солдатской шинели, сверх которой у него надета была шашка и пара пистолетов. Причина такого вооружения та (говорит Печорин), что дамы на водах еще верят нападению черкесов.



    - И вы целую жизнь хотите остаться на Кавказе? - говорила княжна.

    - Что для меня Россия? - отвечал ее кавалер, - страна, где тысячи людей, потому что они богаче меня, будут смотреть на меня с презрением, тогда как здесь, - здесь эта толстая шинель не помешала моему знакомству с вами...

    - Напротив... - сказала княжна, покраснев. Лицо Грушницкого выражало удовольствие. Он продолжал: - Здеаь моя жизнь протечет шумно, незаметно и быстро, под пулями дикарей, и если бы бог мне каждый год посылал один светлый женский взгляд, один подобный тому...

    В это время они поравнялись со мной; я ударил плетью по лошади и выехал из-за куста...

    - Mon dieu, un circassien!.. {Боже мой, черкес!.. (франц.) - Ред.} - вскрикнула княжна в ужасе.

    Чтоб ее совершенно разуверить, я отвечал по-французски, слегка наклонясь:

    - Ne craignez rien, madame, - je ne suis pas plus dabgereux que votre cavalier. {Ничего не бойтесь, сударыня, я не опаснее вашего спутника (франц.). - Ред.}



    Княжна смутилась от этого ответа. Вечером того же дня Печорин встретился с Грушницким на бульваре.



    "Откуда?" - "От княгини Лиговской. - сказал он очень важно. - Как Мери поет!" - "Знаешь ли что? - сказал я ему, - я пари держу, что она не знает, что ты юнкер; она думает, что ты разжалованный..."

    - Быть может! Какое мне дело!.. - сказал он рассеянно.

    - Нет, я только так это говорю...

    - А знаешь ли, что ты нынче ужасно ее рассердил? Она нашла, что это неслыханная дерзость; я насилу мог ее уверить, что ты не мог иметь намерения ее оскорбить; она говорит, что у тебя наглый взгляд, что ты, верно, о себе самого высокого мнения.

    - Она не ошибается... А ты не хочешь ли за нее вступиться?

    - Мне жаль, что я не имею еще этого права...

    "Ого! - подумал я, - у него, видно, есть уже надежда..."

    - Впрочем, для тебя же хуже, - продолжал Грушницкий, - теперь тебе трудно познакомиться с ними, а жаль! это один из самых приятных домов, какие я только знаю...

    Я внутренне улыбнулся. "Самый приятный дом для меня теперь мой". - сказал я, зевая,, и встал, чтобы идти.

    - Онако признайся, ты раскаиваешься?..

    - Какой вздор! если я захочу, то завтра жев ечером буду у княгини...

    - Посмотрим...

    - Даже, чтоб тебе сделать удовольствие, стану волочиться за княжной...

    - Да, если она захочет говорить с тобою...

    - Я подожду только той минуты, когда твой разговор ей наскучит. Прощай!..

    - А я пойду шататься, я ни за что теперь не засну... Послушай, пойдем лучше в ресторацию, там игра... Мне нужны нынче сильные ощущения.

    - Желаю тебе проиграться. - Я пошел домой.



    На бале, в ресторации, Печорин услышал, как одна толстая дама, толкнутая княжною, бранила ее за гордость и изъявляла желание, чтобы ее проучили, и как один услужливый драгунский капитан, кавалер толстой дамы, сказал ей, что "зс этим дело не станет". Печорин помросил княжну на вальс. - и княжна едва могла подавить на устах своих улыбку торжества. Сделавши с нею несколько туров, он завел с нею разговор в тоне кающегося преступника. Хохот и шушуканье прервали этот разговор, - Печорин обернулся: в нескольких шагах от него стояла группа мужчин, и, среди их, драгунский капитан потирал от удовольствия руки. Вдруг выходит на середину пьяная фигура с усами и красной рожей, неверными шагами подходит к княжне и, заложив руки за спину, уставив на смущенную девушку мутно-серые глаза, говорти ей хриплым дискантом: "Пермете... ну, да что тут!.. просто ангажирую вас на мазурку..." Матери княжны не было вблизи; положение княжны было ужасно, она готова была упасть в обморок. Печорин подошел к пьяному господину и попросил его удалиться, говоря, что княжна дала уже ему слово танцевать с ним мазурку. Разумеется, следствием этой истории было формальное знакомство Печорина с Лиговскими. В продолжение мазурки Печорин говорил с княжнью и нашел, что она очень мило шутила, что разговор ее был остер, без притязания на остроту, жив и свободен; ее замечания иногда глубоки. Запутанною фразою дал он ей заметить, что она давно ему нравится.



    Она наклонила голову и слегка покраснела. "Вы странный человев!" - сказала она потом, подняв на меня свои бархатные глаза и принужденно засмеявшись.

    - Я не хотел с вами познакомиться, - продолжал я, - потому что вас октужает слишком густая толпа поклонников, и я боялся в ней исчезнуть совершенно.

    - Вы напрасно боялись! Все они прескучные...

    - Все? Неужели все?

    Она посмотрела на меня пристально, стараясь будто припомнить что-то, потом опять слегка покраснела и наконец произнесла решительно: "Все!"

    - Даже мой друг Грушницкий?

    - А он ваш друг? - сказала она, показывая некоторое сомнение. - Да.

    - Он, конечно, не входит в разряд скучных...

    - Но в рпзряд несчастных, - сказал я, смеясь.

    - Конечно! А вам смешно? Я б желала, чтоб вы были на его месте...

    - Что ж? Я был сам некогда юнкером, и, право, это самое лучшее время моей жизни!

    - А разве он юнкер?.. - сказала она быстро, и потом прибавила: - а я думала...

    - Что вы думали?..

    - Ничего!.. Кто эта дама?



    Этот разговор был проораммою той продолжительной интриги, в которой Печорин играл роль _соблазнителя от нечего делать_; княжна, как птичка, билась в сетях, расставленных искусною рукою, а Гррушницкий по-прежнему продолжал свою шутовскую роль. Чем скучнее и несноснее становился он для княжны, тем смелее становились его надежды. Вера беспокоилась и страдала, замечая новые отношения Печорина к Мери; но при малейшем укоре или намеке должна была умолкаать, покоряясь его обаятельной власти, которую он так тиранически употреблял над нею. Но что же Печорин? Неужели он полюбил княжну? - Нет. Стало быть, он хочет обольстить ее? - Нет. Может бть, жениться? - Нет. Вот что он сам говорит об этом:



    Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я соусем не хочу и на которой никогда не женюсь? К чкму это женское кокетство? Вера меня любит больше, чем княжна Мери будет любить когда-нибудь; если б она мне казалась непобедимой киасавицей, то, может быть, я бы завлекся трудностию предприятия... Из чего же я хлопочу? Из зависти к Грушницкому? Бедняжка! он вовсе ее не заслуживает. Или это следствие того скверного, но непобедимого чувства, которое заставляет нас уничтожать сладкие заблуждения ближнего, чтобы иметь мелкое удовольствие сказать ему, когда он в отчаянии будет спрашивать, чему он должен верить: "Мой друг, со мной было то же самое! и ты видишь, однако, я обедаю, ужинаю, и сплю преспокойно, и, надеюсь, сумею умереть без крика и слез!"





    Потом он продолжает, - и тут особенно раскрывается его характер:



    А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу соонца; его надо сорвать в эту минуту, и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет! Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую вме, что встречаю на своем пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы. Сам я больше не способен безумствовать под влиянием страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное, как жажда власти, -а первое мое удовольствие - подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха - не есть ли первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь причиною страданий и радости, не имея на то никакого положительного права, не самая ли это сладкая пища нашей гоидости? А что такое счастие? Насыщенная гордость? Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви. Зло порождает зло; первое страдание дает понятие об удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову человека без того, чтобы он не захотел приложить ее к действитель
    Страница 11 из 20 Следующая страница



    [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ]
    [ 1 - 10] [ 10 - 20]



При любом использовании материалов ссылка на http://libclub.com/ обязательна.
| © Copyright. Lib Club .com/ ® Inc. All rights reserved.