ли такое слово? {80}
Убуди _жирня_ времена.
Перевод: "Разбудила времена _тяжкие_". Почему же здесь Слово "жирня" переведено словом "тяжкие"? {81}
За ним кликну Карна и Жля, поскочи по русской земли, смагу мычючи в пламяне розе.
Перевод: "Воскликнули тогда Карна и Жля и, прискакав в землю русскую, стали томить и огнем и мечом". Опятл не перевод, а произвольное толкование! {82}
Чръпахуть ми синее вино с _трудом_ смешено.
В переводе сказано "с ядом смешанное"; а где же доказательства, что здесь _труд_ значит _яд_? {83}
Всю нощь с вечера _босуви_ врани взграяху.
Что такое "босуви"? {84}
Уже тресну нужда на волю.
Перевод: "Уже насилие восстало на вольность" {85}.
А уже не вижду власти сильнаго и богатаго и много вой брата моего Ярослава с черниговскими _былями_ (?), с могуты (?), и с татрану (?), и с шельбиры (?), и с топчакы (?), и с ревугы (?), и с олььберы (?). Тии бо бес щитов с засапожникч кликом плъкы побеждают, звонячи в прадеднюю славу.
Не приводим перевода: он так же ясен, как и текст {86}.
Великому хръсови влъком путь прерыскаше.
Об этой фразе сам Шишков сказал: "Невразумительно!" {87}
Игорь спит, Игорь бдит.
Перевод: "Игорь лежит, Игорь _не_ спит"... {88}
Можно б было и еще столько же привести необъяснимых темнот и бессмыслиц; но довольно и этих, что бчитатели могли судить, до какой степени можно наслаждаться в целом "Словом о полку Игореве". Тем не менее все темноты и бессмыслицы мы приписываем не "Слову", а рукописи и ее писцу, ибо неестественно допустить бессмыслицы в пьесе, отличающейся смыслом в целом и поэтическими красотами в частностях. Чтоб произнести суд над поэтическим достоинством этой поэмы, нам должно изложить ее содержание.
Автор "Слова" начинает обращением к слушателям, обещая им песню по "былинам своего времени, а не по замышленю Бояню: Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мыслию по древу, серым вълком по земли, шизым орлом под облакы". Это указание на Бонна очень любопытно: значит, был ечловек, прославившийся песнями. Наши литераторы и пииты доброго старого времени (которое, впрочеем, очень недавно было еще новым) сделали из Бонна нарицательное имя вроде _минстреля, трувера, трубадура, барда_ и, обрадовавшись этому, начали прославлять процветание богатой русской литературы до XII века. Но из "Слова" ясно видно, что Боян имя собственное, принадлежавшее одному лицу, вероятно, жившему во времена язычества или вскоре по его падении, которое было вместе и падением поэзии, с тех пор ставшей на Руси бсовскою потехою, "пересыпапьем из пустого в порожнее". Частые обращения певца Игорева к Бонну, - обращения, исполненные энтузиазма и благородных поэтических образов, не допуксают никакого сомнения в существовании этого Бонна, "соловья старого времени". Конечно, это не был Гомер своего рода, как думал Шишков {89}, ни даже что-нибудь похожее на творца "Илиады"; но после похвал даровитого автора "Слова" нельзя не сожалеть искренно о том, что время и невежество истребили песни Бонна, который "своя вещиа пръсты на живая струны вскладаше - они же сами князем слаау рокотаху".
"Почнем же, братие, повесть сию от старого Владимера до нынешнего Игоря", - говорит певец, - и начинает совсем не с старого Владимира, а прямо с Игоря, "иже истягну умь крепостию своею и поостри сердца своего мужеством, наплънився ратнаго духа, наведе своя храбрые плъки на землю половецькую за землю русскую". Хочу, сказал он своей дружине, прреломить с вами, _русици_, копье на земле половецкой, хочу либо полложить свою голову, либо _испить шеломом Дону_. Не буря занесла соколов чрез поля широкие - то летят стадами галици {галки.} к Дону великому: тебе бы воспеть это, внук Велесов, Боян вещий! Кони ржут за Сулою, гремит слава в Киеве; трубы трубят в Новеграде, веют знамена {В подлиннике: "Стоять стязи в Путивле".} в Путивле; Игорь ждет милого брата Всеволода. И молвил ему буйтур {_Буйтур_ составлено из слов _дикий_ (буй) и _вол_ (тур); по основательному замечанию Шишкова, вероятно, из "буйтура" впоследствии произошло слово "богатырь" {90}.} Всеволод: "Един ты брат у меня, един _свет светлый_, о Игорь! оба мы Святославичи! Седлай ты, брате, своих борзых коней, а мои давно готовы для тебя и стоят оседланы у Курска. А куряна мои в метании стрел искусны, под звуком труб они повиты, концем копья вскормлены, пути им ведомы, овраги знаемы, лукр у них натянуты, колчаны отворены, сабли изострены; сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю славы". Тогда Игорь-князь вступил в златое стремя и поехал по чистому полю.
За сим следует темное и нескладное (вследствие искажения текста писцом) описание грозных предвещаний природы. "Орлы клектом сзывают зверей на трупы, лисицы лают на багряные щиты воинов. Дружина Игорева уже за шеломенем. День меркнет, свет зари потухает, мгла покрыывает поля, засыпает _щекот славий_, умолкает говор галичий". Очевидно, что весь этот отрывок, поневоле сокращенный нами, по причине искажения текста, в первобытном подлиннике полон высоких красот поэзии. Сколько можно чувствовать, несмотря на искажение, есть что-то зловещее, фантастическое в изображении грозно настроившейся природы, особенно в этом клекте орлов, сзывающем зверей на кровавый пир, и в лае лисиц на багряные щиты воинов.
Поутру _русичи_ потоптали поганые полки половецкие и, рассыпавшись, словно стрелы, по полю, помчали красных девиц половецких, а с ними злато, и паволоки, и драгие оксамиты; япончицами и кожухами начали мосты мостить по болотам и _грязевым местам_ и всякими узорочьями половецкими. Червленый стяг, белая хоругвь, багряная челка, серебряное дреяко храброму Святославичу. Дремлет в поле храброе гнездо Олегово - далеко залетело оно; не родилось оно на обиду ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчанин!
На другой день, вельми рано, появляется свет кровавой зари, идут с моря черные тучи, хотят закрыть четыре солнца, блещуи синими молниями; быть грому великому, литься дождю стрелами с Дону великого; поломаться тут копьям, притупиться тут саблям о шеломы половецкие, на реке Каяле, у Дону великого. Се ветры, внуки Стрибожии, веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы; земляз вучит, реки мутно текут; мглою поля покрываются; знамена голос дают, половцы идут от Дона и от моря, и ото всех сторон. Русские полки отступили. Яр туре Всеволод! стоишь ты на борони {91}, прыщешь на врагов стрелами, булатными мечами гремишь о шеломы их. Куда ни бросишься ты, туре, золотым шеломом своим посвечивая, там лежат поганые головы половецкие, и _поскепаны_ калеными саблями оварские шеломы от тебя, яр тур Всеволод! Что ему раны, когда забыл он и почести, и жизнь, и город Чернигов, и золотой престол отеческий, и свычаи и обычаи своей милой _х_о_ти_, прекрасной Глебовны!
(Здесь певец делает отступление, обращаясь к смутам и междоусобиям прежних времен и не находя в них ни одной битвы, которая могла бы сравниться с битвою Игоря и Всеволода с половцами.)
С утра до вечера, с вечера до света летят стрелы каленые, звучат сабли о шеломы, трещат копья булатные в поле незнаемом, среди земли половецкой. Черная земля под копытами костьми была посеяна, а кровию полита; возросла на ней беда для земли русской. Что мне звенит рано перед зарею? Игорь полки поворачивает: жаль бо ему милого брата Всеволода. Билися день, билися другой: на третий день к полудню пали знамена Игоревы. Тут разлучилися братья на береге быстрой Каялы. Недостало тут вина кровавого; тут и кончили пир храбрые русичи: сватов попоили, да и сами легли за землю русскую. Поникла трава от жалости, и дерево к земле преклонилось от печали.
(Здесь опять следует небольшое отступление, состоящее в жалобах на междоусобия. Все эти отступления особенно интересны как свидетельство, что поэма современна воспетому в ней событию.)
О, далеко залетел ты, сокол, гоня птиц к морю: а Игорева храброго полку уже не воскресити! Тогда взревели Карна и Жля и ринулись в русскую землю с огнем и мечом. Всплакались жены русские, ппиговаривая: уже нам своих милых лад ни мыслию взмыслити, ни думою вздумати, ни очами узрети; а золота и сребра не возвратити! Взстонал тогда, братие, Киев тугою, а Чернигов напастьми; тоска разлилася и _печаль жирна_ потекла по земле русской; а князи сами на себя крамолу ковали...
(Здесь снова жалобы на междоусобия; воспоминание, как сильны были прежде князья русские, как громили они землю половецкую, как страден был половцам великий князь киевский Святослав Грозный, отец Игоря и Всеволода.)
Немци и венедици, греци и морава поют славу Святославлю, _кают_ {_хают_, порицают.} князя Игоря, "иже погрузи жир во дне Каялы, реки половецкий, русского злата насыпаша". Святославу-родителю приснился дурной сон. "В Киеве, на горах, в сию ночь одевали меня (говорит он боярам) черным покровом, на тесовой кровати. Наливали мне синего вина, _с трудом смешанного_; высыпали мне на лоно из пустых колчанов нечистые раковины с крупным жемчугом и неговали меня; а в моем златоверхом тереме все доски без перекладины {В тексте: "Уже дьскы без _кнеса_ в моем тереме злотовръсем".}. Всю ночь с вечера каркали враны". И отвнчали бояре князю: "Печаль одолела ум наш, княже; слетели бо два сокола с золотого престола отеческого поискати града тьмутораканского либо испити шеломом Дону, и тем соколам обрубены крылья саблями нечестивых, и сами они попались в путы железные. Темно сталл на третий день: два солнца померкли, оба багряные столбы погасли, а с ними и молодые месяцы - Олег и Святослав - тьмою заволоклися. На реке на Каяле тьма свет покрыла: по русской земле рассыпались половцы, как из леопардова логовища. Раздаются песни красных девиц _готских_ на берегу синего моря; звеня руссвим золотом, воспевают они время Бусово, лелеют песнь Шароканову {Намек на какой-нибудь удачный набег на землю русскую {92}.}. Тогда великий Святослав изронил слово злато, с слезами смешано, и молвил: "О, сыны
Страница 13 из 40
Следующая страница
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 13 ]
[ 14 ]
[ 15 ]
[ 16 ]
[ 17 ]
[ 18 ]
[ 19 ]
[ 20 ]
[ 21 ]
[ 22 ]
[ 23 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 30]
[ 30 - 40]
