рогневался, государь-царь гнев возложил, отец и мать молодца у себя не в любви держат, а и род, племя молодца не могут и видети; соседи ближние не чтут, не жалуют, а друзья и товарищи на совет не съезжаются, {155}. А ныне уж молодцу кручина великая и печаль немалая. Со кручины-до молодец, со печали великий, пошел он на свой на конюшенный двор, брал добрый молодец он добра коня стоялого, поехал добрый молодец на чужу, дальню сторону.
Как гармонирует грустное окончание этой поэмы с ее грустным началом!..
И вот мы кончили весь цикл собственно богатырских сказок, чуждых всякого исторического значения. Теперь нам следует приступить к лучшему, благоуханнейшему цвету народных поэм - поэм Великого Новагорода, этого источника русской народности, откуда вышел весь быт русской жизни. Новогородских поэм немного - всего четыре; но эти четыре стоят всех, как по преимущественно поэтическому достоинству, так и по субстанциальности счьего содержания. Они - клю чк объяснению всей народной русской поэзии, равно как и к объяснению характера быта русского. После них мы приступим к обозрению сказок собственно так называемых, потом к песням историческим, казацким {156}, разбойничьим, а наконец уже к семейным и обрядным; все это сделаем мы в четвертой и последней нашей статье, которую, по недостатку места и значительной величине настоящей статьи, отлагаем до следующей книжки "Отечественных записок". Мы уверены, что высокий интерес предмета нашей статьи -русская народная поэзия, на которую доселе еще не обращалось должного внимания, - извинит в глазах читателей нашу невольную отсрочку окончания статьи.
СТАТЬЯ IV-Я И ПОСЛЕДНЯЯ
Цикл новогородских поэм очень не обширен: их всего четыре. Две из них посвящены одному герою, другие две - другому герою; следовательно, четыре поэмы воспевают только двух героев. Бедность поразительная! Но, вникнув в их дух и содержание, мы увидим, что перед ними бедна вся остальная сказочная поэзия русская; увидим мир новый и особый, служивший источником форм и самого духа русской жижни, а следовательно, и русской поэзии. Новгород был прототипом русской цивилизации и вообще форм общественной и семейной жизни древней Руси. Все это яснее можно видеть из новогородских поэм; почему и приступаем немедленно к изложению их содержаниы, окторое должно снабдить нас данными для суждений и выводов.
-----
Во славном Великом Новеграде, а и жил Буслай до девяноста лет, _с Новым городом жил, не перечился, со мужики новогородскими поперек словечка не говаривал_. Живучи Буслай состарелся, состарелся и переставился; после его веку долгого оставалося его житье-бытье и все имение дворянское; оставалася матера вдова Амелфа Тимофеевна и оставалося чадо милое - молодой сын Василий Буслаевич. Будет Васинька семи годов, отдавала матушка родимая учить его во грамоте, а грамота ему в наук пошла; присадила пером его писать, письмо Василью в наук пошло; отдавала петью учить церковному, - петье Василью в наук пошло. А и нет у нас такого певца во славном Новегороде супротив Василья Буслаева. Повадился ведь Васька Буслаевич со пьяницы, со безумницы, с веселыми удалыми добры молодцы, допьяна уж стал напиватися, а и ходя в городе уродует: которого возьмет он за руку, из плеча тому руку выдернет; которого заденет за ногу, то из ... ногу выломит; которого хватит поперек хребта, тот кричит, ревет, окарачь ползет. Пошла-то жалоба великая: а и мужики новогородские, _посадские, богатые_, приносили жалобу великую матерой вдове Амелфе Тимофеевне на того на Василья Буслаева. А и мать-то стала его журить, бранить, журить, бранить, его на ум учить, - журьба Ваське не взлюбилася; пошел он, Васька, во высок тегем, садился на ременчат стул, писал ярлыки скорописчаты - от мдурости слово поставлено: "Кто хощет пить и есть из готового, валися к Ваське на широкий двор - пей и ешь готовое и носи платье разноцветное". А втапоры поставил Васька чан середи двора, наливал чан полон зелена вина, опущал он чару в полтора ведра. Во славном было во Новеграде, грамотны люди шли, прочитали те ярлыки скорописчаты, пошли к Ваське на широкий двор, к тому чану, зелену вину. Вначале был Костя Новоторженин: Василий тут его опробовал - стал его бити по буйной голове червленым вязом во двенадцать пуд: _стоит тут Костя не шевельнется, и на буйной голове кудри не тряхнутся_. И назвал Васька его, Костю, своим братом названыим - паче брата родимого. А и мало время позамешкавши, пришли Лука и Моисей - дети боярские, а Василий молодой сын Буслаевич тем молодцам стал радошен и веселешенек. Пришли тут мужики _Залешана_ (?) - и _не смел Васька показатися к ним_. Еще тут пришло _семь братов Сбродовичи_ - собиралися, сходилися тридцать молодцов без единого, - он сам Василий тридцатый стал. Какой зайдет - убьют его, убьют его, за ворота бросят. Послышал Васинька: у мужиков новогородскиих _канун варен, пива ячные_; пошел Василий с дружиною, пришел во _братчину в Никольщину_. "Не малу мы тебе сыпь {157} (?) платим: за всякого брата по пяти рублев" {158}. А и тот-то _староста цепковный_ принимает их во братчину в Никольщину; а и зачали они тут канун варен пить, а и те-то пива ячные.
(Васька и его молодцы бросаются на _царев кабак_, - и все они возвращаются в Никольщину _добре пьяны_.)
А и будет день к вечеру; от малого до старого начали уж ребята боротися, а в ином кругу в кулаки бьются; от тое борьбы от ребячия, от того бою от кулачного началася драка великая; молодой Василий стал драку разнимать, а иной дурак зашел с носка, его по уху оплел; а и тут Василий закричал громким голосом: "Гой еси ты, Костя Новоторженин, и Лука, Моисей дети боярские! уже Ваську меня бьют".
Васкьины молодцы пошли на выручку: много народу перебили до смерти, больше того переуродовали. Тогда Васька вызывает новогородских мужиков на великий заклад: "Напущаюсь-де я на весь Новгород битися, дратися, со всею дружиною хораброю"; если возьмет сторона мужицкая, - Васька платит мужикам дани, выходы по смерть свою, на всякий год по три тысячи; буде же его сторона одолеет, - мужики платят ему такую же дань. И в том договоре руки они подписали. Василий Буслаев начал с своими молодцами одолевать противников; тогда мужики новогородские бросились с дорогими подарками к Васькиной матушке: "Уйми-де свое чадо милое, Василья Буслаевича". Тут является на сцену совершенно новое и до крайности странное лицо - _девушка-чернавушка__; по приказанию Амелфы Тимофеевны, прибежала _девушка-чернавушка_, сохватала Ваську за белы руки, _притащила_ его к матушке на широкий двор; а и та старуха неразмышлена посадила его в погреба глубокие, затворяла дверьми железными, запирала замки булатными. Между тем дружина Васькина бьется с утра до вечера - и ей становится уж невмочь; увидев _девушку-чернавушку_, пошедшую на Волхов за водой, молодцы взмолились ей: "Не подай нас у дела ратного, у того часу смертного". И тут _девушка-чернавушка_ бросала она ведро _кленовое_, брала коромысло _кипарисово_, коромыслом тем стала она помахивати по тем мужикам новогородскиим; перебила уж много до смерти; и тут девка запыхалася, побежала к Василью Буслаеву, срывала замки булатные, отворяла двери железные: "А и спишь ли, Василий, или так лежишь? твою дружину хорабрую мужики новогородские всех перебили, переранили, булавами буйны головы пробиваны". Ото сна Васмлий пробуждается, он выскочил на широкий двор, - не попала палица железная, что попала ось тележная, - побежал Василий по Новугороду, по тем по широким улицам;, стоит тут _старец-пилиггимища_, на могучих поечах держит колокол, а весом тот колокол во триста пуд; кричит тот старец-пилигримища: "А стой ты, Васька, не попархивай, молодой глуздырь, не полетывай: из Волхова воды не выпити, в Новеграде людей не выбити; есть молодцов супротив тебя, стоим мы, молодцы, не хвастаем". Говорил Василий таково слово: "А и гой еси, старец-пилигримища! а и бился я о велик заклад со мужики новогородскими, _опричь почестного монастыря, опричь тебя, старца-пилигримища; во задор войду - тебя убью_!" Ударил он старца в колокол а и той-то осью тележною, - качается старец, не шевельнется; заглянул он, Василий, старца под колокол, _а и во лбе глаз - уж веку нету_! Пошел по Волх-реке, завидели добрые молодцы млоода Василья Буслаева, - у ясных соколов крылья отросли, у них-то, моолдцов, думушки прибыло.
Мужики новогородские побиты - они покорилися и помирилися; насыпали чашу чистого серебра, а другую чистого золота; пошли ко двору дворянскому, к матерой вдове Амелфе Тимофеевне, бьют челом, поклоняются: "О сударыня матушка, принимай ты дороги подарочки, а уйми свое чадо милое, молода Василья со дружиною; а и рады мы платить на всякий год по три тысячи, на всякой гдо будем носить: с хлебников по хлебину, с калачников - по калачику, с молодиц - повенечное, с девиц - повалешное, со всех людей со ремесленных, _опричь попов и дьяконов_..."
Амелфа Тимофеевна посылает девушку-чернавушку привести Василья с дружиною; бежавши та девка запыхалася, нельзя пройти девке по улице, что _полтеи_ {159} (?) по улице валяются тех мужиков новогородскиих. Прибежала девушка-чернавушка, сохватила Василья за белы руки, а стала ему рассказывати, что-де мужики новогородские принесли к его матушке дороги подарочки и записки крепкие. Повела девка Василья со дружиною на тот на широкий двгр, привела-то их к зелену вину, а сели они, молодцы, во един круг, выпили ведь по чарочке зелена вина, со того уразу молодкцкого от мужиков новогородскиих. Вскричат тут ребята зычным голосом: "_У мота и у пьяницы_, у молода Василья Буслаевича, не упито, не уедено, вкрасне хорошо не ухожено, а цветного платья не уношено, а увечье навек залечено". И повел их Василий обедати к матерой вдове Амелфе Типофеевне; втапоры мужики новогородские - приносили Василью подарочки, вдруг _сто тысячей_, - и затем у них мирова пошла; а и мужики новогородские покорилися и сами поклонилися.
-----
Не говоря уже о том, что в этой поэме очень много - по крайней мере сравнительно с прежними - поэзии и силы в выражении, - в ней есть еще не только мысль, но и что-то похожее
Страница 29 из 40
Следующая страница
[ 19 ]
[ 20 ]
[ 21 ]
[ 22 ]
[ 23 ]
[ 24 ]
[ 25 ]
[ 26 ]
[ 27 ]
[ 28 ]
[ 29 ]
[ 30 ]
[ 31 ]
[ 32 ]
[ 33 ]
[ 34 ]
[ 35 ]
[ 36 ]
[ 37 ]
[ 38 ]
[ 39 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 30]
[ 30 - 40]
