Андрей Белый. ПЕТЕРБУРГ Страница 50

под павших на лоб малиновых перьев, к губам прижимая платок, чтобы вслух не икать, пучеглазая дама смеялась;

251

и в смехе запрыгали груди; ржал Иван Иваныч Иванов; публика пьяная разгремелась вокруг.

Николай Аполлонович глядел изумленно: как он мог попасть в такое поганое место и в такой поганой компании в те минуты, когда?..

-- "Ха-ха-ха-ха-ха-ха", -- разревелась все та же пьяная кучка, когда Иван Иваныч Иванов схватил свою даму за волосы и пригнул ее к полу, отрывая громадное малиновое перо; дама плакала, ожидая побоев; но купца успели во время от нее оторвать. Ожесточенно, мучительно в дикой машине, взревая и бацая бубнами, страшная старина, как на нас из глубин набегающий вулканический взрыв подземных неистовств, звуком крепла, разрасталась и плакала в ресторанное зало из труб золотых: "Ууймии-теесь ваалнеения страа-аа-сти..." 4

-- "Уу-снии безнаа-дее-жнаа-ее сее-ее-рдцее..."

...............................................................

-- "Ха-ха-ха-ха-ха-ха!.."



РЮМКУ ВОДОЧКИ!



Вон грязные комнаты старого, адского кабачка; вон его срены; стены эти расписаны рукой маляра: кипень финских валов, откуда -- из далей, проницая мозглый и зленоватый туман, на теневыъ больших парусах к Петербургу опять полетели судна осмоленные снасти.

-- "Признавайтесь-ка... Эй, две рюмочки водки! -- признайтесь..." -- выкрикивал Павел Яковлевич Морковин -- белый, белый: обрюзгший -- весь оплыл, ожирел; белое, желтоватое личико казалось все ж худеньким, хотя расплылось, ожирело: здесь -- мешком; здесь -- сосочком; здесь -- белою бородавочкой...

-- "Я бьюсь об заклад, что для вас представляю загадку, над которою в эту минуту тщетно работает ваш умственный аппарат..."

Вон, вон столик: за столиком сорокапятилетний моряк, одетый в черную кожц (и как будто -- голландец), синеватым лицом наклонился над рюмкою.

-- "Вам с пикончиком?.."

Кровавые губы голландца -- в который раз? -- там тянули пламенем жгущий аллаш...5

-- "Так с пикончиком?"

А рядом с голландцем, за столиком грузно так опустилась тяжеловесная, будто из камня, громада.

252

-- "С пикончиком".

Чернобровая, черноволосая,-- громада смеялась двусмысленно на Николая Аполлоновича.

-- "Ну-с, молодой человек?" -- раздался в это время над ухом его тенорок незнакомца.

-- "Что такое?"

-- "Что вы скажете о моем поведении на улице?"

И казалось, что та вот громада кулаком ударит по столику -- треск рассевшихся досок, звон разбитых стаканчиков огласит ресторан.

-- "Что сказать о вашем поведенье на улице? Ах, да что вы об улице? Я же, право, не знаю".

Вот громада вынула трубочку из тяжелых складок кафтана, всунула в крепкие губы, и тяжелый дымок вонючего курева задымился надд столиком.

- - "По второй?"

-- "По второй..."

...............................................................

Перед ним блистал терпкий яд; и желая себя успокоить, он выбрал себе на тарелку какие-то вялые листья; так стоял с полной рюмкой в руке, пока Павел Яковлевич озабоченно копошрлся, стараясь дрожащею вилкою попасть в склизкий рыжичек; и попав в склизкий рыжичек, Павел Яковлевич обернклся (на усах его повисли соринки).

-- "Ннправда ли, было там странно?"

Так стоял он когда-то (ибо все это -- было)... Но рюмки чокнулись звонко; так же чокнулись рюмки... -- где чокнулись?

-- "Где?"

Николай Аполлонович силился вспомнить. Николай Аполлонович, к сожалению, вспомнить не мог.

-- "А там под забором... Нет, хозяин, сардинок не надо: плавают в желтой слизи".

Павел Яковлевич сделал Аблеухову пояснительный жест.

-- "Как я там вас настиг: вы стояли над лужею и читали записочку: ну, думаю я редкий случай, рредчайший..."

Кругом стояли все столики; за столиками бражничал какой-то ублюдочный род; и валил, валил сюда этот род: ни люди, ни тени,-- поражая какими-то воровскими ухваточками; все то были жителп островов, а жители островов -- род ублюдочный, странный: ни люди, ни тени. Павел Яковлевич 253

Морковин тоже был с острова: улыбался, хихикал, поражая какими-то воровскими ухватками.

-- "Знаете что, Павел Яковлевич, я, признаться сказать, жду от вас объяснения..."

-- "Моего поведения?"

-- "Да!"

-- "Я его объясню..."

Вновь блеснул терпкий яд: он пьянел -- все вертелось; призрачней блистал кабачок; синеватей казался голландец, а громада -- огромней; тень ее изломалась на стенах и казалась будто увенчанной неким венцом.

Павел Яковлевич все более лоснился -- оалывал, ожиревал: здесь -- мешком; здесь -- сосочком; здесь -- белою бородавочной; одутловатое это лицо в его памяти вызвало кончик сальной, свиной, оплывающей свечки.

-- "Так по третьей?"

-- "По третьей..."

...............................................................

-- "Ну, твк что же вы скажете о разговоре под подворотней?"

-- "Про домино?"

"Ну, само собой разумееься!..."

-- "Я скажу, что сказал..."

-- "Со мной можно быть вполне откровенным".

Ои пахнущих губ господина Морковина Николай Аполлонович хотел с отвращением отвернуться, но себя перемог; а когда его чмокнули в губы, то невольно свой взгляд, полный пытки, бросил он в потолок, сметая рукою с высокого лба прядь своих волосинок, в то время как губы его неестественно растянулись в улыбке и, натянуто прыгая, задрожали (неестественно прыгают так лапки терзаемых лягушат, когда лапок этих коснутся концы электрических проволок).

-- "Ну вот: так-то лучше; и не думайте ничего: домино -- так себе. Домино просто выдумал я для знакомства..."

-- "Виноват, вы закапались сардиночным жиром",-- перебил его Николай Аполлонович, а сам думал: "Эро он все хитрит, чтобы выпытать: надо быть осторожным..." Мы забыли сказать: домино с себя Николай Аполлонович снял в ресторанной перадней.

-- "Согласитесь: дикая мысль, что вы -- домино... Хи-хи-хи: ну, откуда такое возьмется -- а? Послушайте?

254

Я себе говорю: эй, Павлуша, да это, батенька мой, просто так себе: курьезное зоарение -- и при том под забором, при свершении, так сказать, необходимой потребности человеческой... Домино!.. Просто-напросто, предлог для знакомства, милый вы человек, потому что очень, очень, очень наслышаны: о ваших умственных качествах".

Они отошли от водочной стойки, пробираясь меж столиков. И опять оттуда машина, как десяток крикливых рогов, в копоть бросивших уши рвущие звуки, вдруг рявкнула; задилинькали, разбиваясь об уши, стаи маленьких колокольчиков; из отдельного кабинета неслась чья-то наглая похвальба.

-- "Человек: чистую скатерть..."

-- "И водки..."

-- "Ну, так вот-с: покончили с домино. А теперь, дорогой, о дргом нас связующем пунктике..."

...............................................................

-- "Вы сказали о каком-то нас связующем пункте... Что же это за пункт?"

Положили локти на столик. Николай Аполлонович ощутил опьянение (от усталости, верно); все краски, все звуки, все запахи безобразней ударились в раскаленный добела мозг.

-- "Да-да-да; курьезнейший, любопытнейший пунктик... Прекрасно: мне почки с мадерою, а вам... тоже почек?"

-- "Что же это за пункт?"

-- "Половой, две порции почек... Вы изволили спрашивать о любопытнейшем пункте? Ну, так вот-с -- я признаюсь: узы-то -- нас связавшие узы -- суть священные узы..."

-- "?"

-- "Это узы родства".

-- "?"

-- "Узы крови..."

В это время подали почки.

-- "О, не думайте, чтобы узы те...-- Соли, перцу, горчицы! -- были связаны с пролитием крови6: да что вы дрожите, голубчик? Ишь ту, как вспыхнули, занялись -- молодая девица! Передать вам горчицы? Вот перец".

Николай Аполлонович так же, как и Аполлон Аполлонович, переперчивал суп; но он остался с висящей в воздухе перечницей.

-- "Что вы сказали?"

-- "Я сказал вам: вот перец..."

255

-- "О крови..."

-- "А? Об узах? Под кровными узами разумею я узы родства".-- Маленькпй столик побежал тут по залу (водка действовала); маленький стол расширялся без толку и меры; Павел же Яковлевич вместе с краем стола отлетел, подвязался грязной салфеткою, копошился в салфетке и имел вид трупного червяка.

-- "Все-таки, извините меня, я, должно быть, вас вовсе не понял: скажите же, что разумеете вы под нашим родством?"

-- "Я, Николай Аполлонович, прихожусь, ведь, вам братом..."

-- "Как братом?"

Николай Аполлонович даже причстал, но лицо перегнул через стол к господинчику; с задрожавшими нервно ноздрями лицо его казалось теперь бело-розовым в шапке вставших дыбом волос; волосы же были какого-то туманного цвета.

-- "Разумеется, незаконным, ибо я, как-никак, плод несчастной любви родителя вашего... с домовой белошвейкою..." 7

Николай Аполлонович сел; темно-синие и еще потемневшие очи, и легчайшее благовоние уайт-розовых ароматов8, и тонкие, скатерть терзавшие пальцы его выражали томление смерти: Аблеуховы дорожили всегда чистотой своей крови; дорожил кровью и он; -- как ж так, как же так: папаша его, стало быть, имел...

-- "Папаша ваш, стало бть, имел в своей юности интересный рромарчик..."

Николай Аполлонович вдруг подумал, что Морковин фразу продолжит словами: "который окончился моим появленьем" (что за чушь, что за шалая мысль!).

-- "Который окончился моим появленьем на свет".

Безумие!

Это было когда-то.

-- "И по этому случаю нашей родственной встречи разопьем еще по одной".

Ожесточенно, мучительно в дикой маштне, взревая и бацая бубнами, страшная старина, как на нас из глубин набегающий вопль, звуком крепла, разрасталась и плакала в ресторанное зало из труб золотых.

...............................................................

-- "Вы хотели сказать, что родитель мой..."

-- "Наш общий родитель".

256

- "Если хотите, наш общи
Страница 50 из 102 Следующая страница