ись, - он учился дальнейшему; в десятилетиях здесь вычеканивалось восприятие музыкального слуха: и уха и духа; студия музыковедения, а не квартира директора фабрики; в студии этой учились и Конюс, и Гедике, и Гольденвейзер; почтительно ухо склонял Кусевицкий; считался с ней Скрябин; здесь высидели высший тон музыкальной Москвы: Кашкин, Кругликов, Энгель, тогдашние музыкальные критики, тону внимали; но Альбреих - злой Каратыгин, тащивший культ Регера, Миме - д'Альгейм, - в свою очередь Листа тащивший, - единственные исключения; произнесите-ка здесь "Кара-тыг..." - и с Эмилием Карлоничем приключается: странный вздох, лицо - в пятнах; нарушалось равновесие в ухе, когда упраздняется Бах, творец "Wohltemperierte Klavier" [Рояль, изобретенный Бахом путем слияния минорных и мажорных полутонов], - целотонного [Целотонная гамма развоплощает синтез звука, произведенный Бахом] "какофонией" Регера.
Регер и Лист - враги дома.
Братья - Карл, Николай, Александр и Эмилий, и Штембер, и Конюс, и Гедике, Саша, вскочив с налитыми кровью челами, взволнованно перебивая друг друга, ножами, бывало, стучат по столу; а Сабуров, немой, белокурый, - метается молча.
Милые люди!
Э. К. часто искал подкрепления к мысли своей в музыкальных примерах:
- "Ты, Коля, дай "Клара Вик"162. Коля с пыхом усаживался за рояль.
- "Тата-ти-тата... А? - севши рядом со мной, подняв плечи, Э. К. наклонялся к глазам моим. - Вы понимаете?.. Коля, дай первую тему сонаты своей: татата-тата-та".
"Коля" корпусом падал, скрипя табуретом, на кьавиши, точно битюг, выволакивающий грузы мыслей взволнованного, захватившего руку мою брата "Мили", к заре вывозя ее; "Миля" же тряс карандашиком над моим носом:
- "Монашенка вашей "Симфонии" - а?.. Коля, - тему вторую: тари-тара-ра... - лицо наклонив под лицо. - Тема "Сказки", встречающей вашу монашенку: не узнаете себя?"163
Узнаю, узнаю, - и подскакиваю в непомерном волнении:
- "Заря? Наша?"164
- "Стой, Кол!"
Коля стирает испарину и ожидает: чего еще? Но брат - не требует: став золотым и светящимся, он говорит про гимн к радости (тема Девятой симфонии):165 музыка в ней - культура; в ней - будущее; так, связав образ "Сказки" ["Сказка" - действующее лицо моей "Симфонии"] с мелодией брата, с культурой по Гете, он Гете, Бетховена, Канта, меня, нас - сплетает утонченными аналогиями в стиле Шпенглера: за восемнадцать лет до появления книги его;166 а за окнами взвой метели ноябрьской; снежинви мельтешат; и тему метели, как тему зари, во мне поднял он - в 902 году: брат за тсеной сочинял первый опус, свои "Stimmungsbilder";167 в нем звуки метели даны; за окном - купол церкви; зеленая мебель. А Гете глядит со стены:
Бывало, вьюга песнь заводит...
К нам Алексей Сергеич входит
[Из стихотворения, посвященного Метнеру. Алексей Сергеич - Петровский 168].
И дуэт становится трио: я, Метнер, Петровский. Присоединяется брат, Николай: и - квартет; Метнер вскочит:
- "Снежинки, первые... А? Гулять?"
Вихрь снежинок: сквозь них - мы несемся; мельк улиц: Никитская, Арбатская площадь, Пречистенский; пес ободранный стоит, подняв ногу на снег, а лукавый Петровский показывает на него и подмигивает:
- "Брат, писатель... - и мне: - Есть ведь в участи вашей - суровое нечто".
Метнер, встав подбоченясь, другою рукою схватив за руку:
- "Ваш лейтмотив - прилагательные, как в "Симфонии" фраза: "Невозможное, грустное, милое, вечно старое и новое: во все времена..."169 А где существительное? Его нет; вы - найдите его".
И меня озаряет подгляд: как найти?
Метнер - соединитель людей; из них строил фигуры культуры он; вот почему его культ - отношение к людям: таким-то, таким-ьо; какие чудеснейшие составлял трио он? Метнер, Эллис и я - одно трио; оно родило "Мусагет"; я, Петровский и он - трио тоже: другое; Морозова, я, он - опять-таки трио; он в каждом - иным был; и я, им вводимый в фигуры людей, им задуманные, изменялся; соединяет, высматривает, не родится ли новое качество соединения; для качеств он опыты производил, точно химик; культуру же видел он в коллективочках маленьких; ждал, что из эмбрионов разовьется то, что называл существительным:
- "Невозможное... милое... новое... Где ж существительное? Его нет".
Я - искал; а пока его не было, тростью своей сквозь снежинки порхающие на зарю нам показывал Метнер: он верил в нас; ждал все чего-то, нас соединяя: ревновал, мучил, требовал.
- "Сами-то вы почему такой робкий на людях: смелее, Эмилий Карлович: вы предводитель!"
Махнувши рукою, темнел:
- "Я ведь "вельзунг", преследуемый: нянька я". Странно робел в большом обществе.
Раз принялся развивать мне переживания своей жизненной темы, после того, как напел лейтмотив свой: "тата-татата" из "Кольца".
- "Тема "вельзунгов"... Вы понимаете, Борис Николаевич, - глаза зажмурил и слушал, - такая в ней тонкая сладость, что сердце мое останавливается, - мне в ухо шептал перепуганным шепотом: - в ней - любовь к гибели... Знаете: я болел самоотравлением организма на почве переживаний..."
И с детским испугом:
- "Перед болезнью и ночью и днем моя кровь запевала мотивами "вельзунгов", переплетенными с "гибелью Вальгаллы"; казалось, что выпил я солнца: и солнце во мне стало ядом: смерть солнца во мне - моя тема, мой рок... Бойтесь темы моей: она вам угрожает: "Зачем этот воздух лучист, зачем светозарен до боли"170 - у вас с стихотворением; "светозарен, как яд", - во мне воздух культуры моей".
- "Что вы, бросьте, себя вы не видите".
- "Не утешайте: проиграна жизнь... Тридцать лет: неудачник, задох этот странный; нет, кабы не Коля, которому нужен, то... Кто я? Юрист171. Дирижер вроде Моттля во мне не нашел выраженмя".
Пробовал он усложнять свои трио - в секстеты, в декады людские, ища гармонического коллектива и складывая нам в него; Шпет, Рачинский, я, Эллис, Петровский, Нилендер, Сизов, Киселев, Степпун, Коля, брат, Блок, Яковенко, Иванов - таков коллектив "Мусагета", позднее задуманный им и приведший не к химии нового качества, высеченного им из нас, - только к фыку и рыку и брыку сплошных какофоний, в которых метался, за уши хватаясь; "редактор" задумал голосоведение редакционной симфонии: я - виолончель; сарипка - он; Эллис - медные трубы; Шпет - скепсис фагота; Нилендер - флейтист; барабан, две литавры - Рачинский.
Сорвался он: заголосили все сразу, являя собой разложение звука, в котором окрепла гнусавая и деритонящая отвратительно, нас разлагавшая дудка: дудел... Кожебаткин, непрошено Эллисом втолкнутый в "Мусагет"; Метнер удрал иод Москву; он, обрившись, затиснувши зубы, глаза погасив, надев маску "редактора", мертво-сухую, как мумия гальванизированная, появлялся, в редакторской комнате прячась: в неделю раз; надев очки, заткнув уши, о сухо выслушивал и - полагал резолюции; а за стеною: бубнил литургически громкой литаврой Рачинский; и флейтой орфической плакал Нилендер; но все заглушал скрежет стекол разбитой бутылки из-под коньяка, - кожебаикинской.
В 1912 году, не умея справиться с хаосом, водворившимся в редакции "Мусагет", набитой слишком культурными людьми, способнвми проговорить год о том, печатать или не печатать брошюру, и при этом наговорить толстый том ценнейших комментарий к никчемной бртшюре, - исстонавшись от такого обилия красноречия, Метнер - шапку в охапку, да из Москвы за границу, куда я бежал раньше его, тоже исстонавшись в тогдашней Москве; за границей его застала война.
"Мусагет" же остался без редакции.
Осень 902 года - перманентная моя беседа с Э. К. переродилась в пятилетнюю переписку: мы бурно встретились в 1902 году, бурно дружили всю осень, потом видлеись редко (он не жил в Москве);172 появившись вновь с 1907 года, он прочно вошел в наш дружеский коллектив; появлялся у Рачинского, у Морозовой, у д'Альгейма, у меня, у Эллиса, став членом Общества свободной эстетики, а потом и заведующим музыкальным отделом "Золотого руна", о котором отзывался с юмористическим ужасом; с 1909 года он стал серьезно искать возможности иметь нам журнал или книгоиздательство.
Результат его усилий - книгоиздательство "Мусагет", начавшееся с широчайших планов и севшее на мель: с 1912 года.
Моя беседа и переписка с Метнером до начала недоразумений с ним не имела перерыва; прощаясь, мы как бы говорили друг другу: продолжение следует; встречаясь, продолжали неоконченную фразу нашего речитатива. Нескончаемый разговор - о культуре Канта, Гетр, Бетховена, Вагнера, которых он впервые приподнял передо мной, усиливсясь меня ввести в "гетизм"; последний без него воспринял бы я как-то академически; он молился на Гете, мечтал едва ли не о "церкви" гетистов; музей гетевских реликвий был ему "храмом"; в нем он "молился"; но он имел несчастную тенденцию подтащить к Гете Канта, которогов оспринимал совершенно мифически; его Кант не имел ничего общего с Кантом подлинным; ошибка Метнера - неучет Гете-естественника; впоследствии выяснилось: великолепно комментируя строчки "Фауста", понимая, как никто, содержание лирики Гете, он элементарно путал там, где выступал Гете-натуралист.
Во время наших встреч 1902 года он усиленно занимался материалами к биографии Ницше"173 (впоследствии, в Веймаре, познакомился и с сестрой Ницше, и с ближайшим другом Ницше, Петером Гастом, которого пригласил сотрудничать в "Мусагете"); он многое мре разъяснил в стиле Ницше, сближая Ницше с романтиками и с поэтом Гельдерлином; он играл огромную роль в жизни своего брата, композитора; в нашем кругу он был органом связи с музыкантами; его ценил, но боялся до нелюбви Скрябин.
Метнер мне постоянно подчеркивал все опасности "мистицизма"; и - неизбежное перерождение в мистику иных нот романтизма; под влиянием разговоров с ним я написал в 1911 году статью "Против мистики", напечатанную в "Трудах и днях"174.
В 1902 году все темы нашей десятилетней дружбы им были подняты передо мной, так сказать, с места в карьер.
Однажды, в
Страница 20 из 116
Следующая страница
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 13 ]
[ 14 ]
[ 15 ]
[ 16 ]
[ 17 ]
[ 18 ]
[ 19 ]
[ 20 ]
[ 21 ]
[ 22 ]
[ 23 ]
[ 24 ]
[ 25 ]
[ 26 ]
[ 27 ]
[ 28 ]
[ 29 ]
[ 30 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 ]
[ 30 - 40]
[ 40 - 50]
[ 50 - 60]
[ 60 - 70]
[ 70 - 80]
[ 80 - 90]
[ 90 - 100]
[ 100 - 110]
[ 110 - 116]