Л. А. Чарская За что? Моя повесть о самой себе. Страница 1

Л. А. Чарская



За что?



Моя повесть о самой себе.







Эту повесть детской души

прсвящаю дорогому отцу и другу.





Детства дни -- луч солнца яркий,

Как мечта прекрасный луч.

Детство -- утро золотое,

Без суровы,х мглистых туч.

Как ни грустно горе в детстве,

То, что мнилось им тогда,

То пустым, ничтожым кажет

После, в зрелые года.

И охотно вновь ребенком

Я б желала снова стать,

Чтоб по детски наслаждаться,

И по детски же страдать...



ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ



Розы цвели и благоухали... Небо смеялось, и старый сад светло улыбмлся жаркой июльской улыбкой....

В глубоком кресле на веранде, облитой потоками золотых лучей, сидела больнаф. Ее бледгое, усталое, изнуренное лицо, впалые, безжизненные глаза, ее прозрачная кожа и исхудалое тело говорили о продолжительном недуге.

Взгляд больной покоился на прильнувшей к ее коленям голове молодой женщины, которая приютилась у ее ног.

Эта молодая женщина составляла полную противоположность больной: она казалась воплощением жизни, несмотря на печальное выражение глаз, с любовью и сочувствием устремленных на больную.

Взор больной встретился с этим взором, пытливым и любяищм ... Легкий вздох приподнял исхудалую грудь... Что-то влажное и блестящее сверкнуло в глубоких страдальческих глазах. Больная положила свою прозрачную, исхудаьую руку на русую головку, покоившуюся на ее коленях, и проговорила:

--Дитя мое! Не знаю, поможет ли мне небо юга, к которому меня посылают врачи, и долго ли я проживу на свете... Быть может нам не суждено больше увидеться... А потому у меня к тебе просьба... возможно, что уже последняя в жизни ...Я уверена, что ты мне не откажешь...

Сухой прерывистый кашель прервал речь больной. Она откинулась на подушки, а когда приступ кашля прошел, продолжала слабым, тихим голосом:

--Наши жизни сплелись так тесно, так крепко... Судьба сблизилс нас. Ты помнишь, какую огромную роль я сыграала в твоей жизни? Ты помнишь, сколько горя, злобы и вражды осталось позади нас; сколько ненависти было до тех пор, пока ты не узнала меня, моя девочка... Мы обе были виноваты. Я, смело войдя в твою жизнь, не смогла понять твою гордую, свободную, как птица, душу и невольно наносила ей одну сердечную рану за другой... Ты, возненавидя меня, замечала во мне тоьько одни недостатки и видела в каждом моем поступке лшь темные стороны... Почему так распорядилась судьба? От чего она не сраэу дала мне ключ к сердцу моей девочки? За что мы обе страдали так долго? Ты своей ненавистью и злобой ко мне, я -- видя полное бессилие унять это чувство... Но, слава Богу, все это минуло как кошмар, как гадкий сон, как темный осенний вечер... И теперь, когда я завоевала любовь моей девочки, мне хотелось бы вспомнить то далекое, темное время, которое не вернуться уже никогда, вспомнить именно теперь, когда, может быть, я последние дни вижусь с тобой...

Голос больной слабел с каждой минутой... Это не был уже обычный человеческий голос: звоном голубиных крыльев, шелестом ветра, тихим журчанием реки веяло от него ...

--Нет! Нет, мама! Не говори так! -- с жаром воскликнула молодая женщина, прильнув горячим поцелуем к исхудалой руке. -- Ты должна жить, жить для нас дорогая ... Должна!.. Для семьи, для отца, для меня!.. Неужели же я нашла мое сокровище, мою маму, что бы потерять ее снова? Ты должна жить ради того, что бы дать мне возможность загладить все то зло, которое я причинила тебе когда--ьо невольно...

Легкая улыбка заиграла на печально красивом лице больой.

--Высслушай мою просьбу, девочка, -- произнесла она тихо - тихо, чуть слышно.-- Твои детские годы, вся твоя жизнь сложилась так странно и необычно, совсем не так как у других. И, по воле судьбы, мне пришлось в этом сыграть немалую ролт... У тебя, я знаю, есть много юных друзей, которые жадно ловят каждое твое слово... Открой же им историю твоей жизни, твоего странного детства, расскажи им одну истинную правду без прикрас... А так как наши жизни сплетены так тесно, то это будет и повесть о той, которая тебя так любила, и которую ты так долго не могла понять... И пусть твои юные друзья узнают хорошие и плохие стороны одной человеческой души. Кто знает? -- быть может эта прадивая история принесет пользу другим. Быть может им не безынтересно будет узнать о девочке, мечтавшей стать принцессой и оставшейся Сандрильоной. Увы! Сандрильоны встречаются чаще, много чаще чем принцессы!.. А одна гордая странная душа не хотела согласиться с этим ... Быть может история этой странной души научит слишком гордых смирению, слишком несчастных одарит надеждой. Быть может, иных она наведет на размышление как трудно иногда нам понять наших близких, как легко -- несправедливо их осудить, возненавидеть... Я знаю что тяжело будет тебе раскрыть целый ряд тайн и шаг за шагом описать твою жизнь не щадя себя ...Но ты сделаешь это для меня и для тех, которых считаешь своими друзьями....

Новый приступ кашля прервал речь больной.

-- Да, да ... Я исполню твое желание, дорогая! -- ответила стоявшая на коленях молодая женщина. -- Клянусь тебе что, исеолню все, что ты попросишь у меня! Я напишу всю правду, открою заветную тайну моей души, я расскажу им о той женщине, которая отплатила любовью за муки, лаской за вражду... Ты понимаешь меня, дорогая?

Глаза больной широао раскрылись. Улыбка счастья заиграла на лице.

А розы цвели и благоухали. Чудная сказка из зелени , солнца и цветов искрилась , сияла и тихо лепетала о чем--то кругом и над ними.

Вскоре больная уехала к другому солнцу, к другому небу и розам. А когда вернулась вполне поправившейся, здоровой и бодрой, она нашла у себя на сроле объемистую рукопись, написанную по ее желанию.



***



Эта выздшровевшая больная моя вторая мать, а та, которая исполнила данное ей слово, -- я.

Я написала мою повесть о самой себе, рассказала историю моего странного детства, открыл в ней всю мою душу...

Исполняя волю моей дорогой, я отдаю эту повесть вам на суд, мои милые юные друзья. Вероятно, многое в этой повести покажется вам странным, многое вызовет ваше недоумение. Быть можпт даже самыы способ рассказа, в иных местах фантастический, полусказочный, вызовет ваше недоумение, покажется вам странным. Но -- прочтите все до конца, и тогда вы поймете, чем объясняются эти кажущиеся странности, тогда только вы, узнав характер той, которая писала эту повесть, в состоянии будете объяснить себе ее странности.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ



ГЛАВА I



О чем шептали старые сосны.





Синим сапфиром горело небо над зеленой рощей.

Золотые иглы солнечных лучей пронзали и пышную листву берез, и бархатную хвою сосен, и серебряные листья стройных молоденьких тополей.

Ветер рябил изумрудную зелень, и шепот рощи разносился даьеко -- далеко...

Старые сосны шептали:

-- Мы знае славную сказку!

Им вторили кудрявые, белоснежные березы:

-- И мы, и мы знаем сказку! -- Не сазку, а быль! Быль мы знаем! -- звенели серебряными листьями молодые, гибкие тополя.

-- Правдивую быль, прекрасную как сказка! Правдивую быль расскажем мы вам, -- зашептали и сосны и березы и тополя разом.

Какая-то птичка чирикнула в кустмх:

-- Быль! Быль! Быль расскажут вам старые сосны. Слушайтте! Слушайте их!

И сосны зашептали так тихо и так звонко в одно и то же время, что маленькая девочка, приютившаяся под одной из них, самой пышной и самой красивой, услышала все от слова до слова.

И правда: то была не сказка, а быль. Славная быль -- сказка!

Жил на свете человек-- шептали старые сосны, -- прекрасный как солнце, с золотым сердцем, полным благородства и доброты. "Честность и труд" было его девизом, с которым он вступал на жизненный путь.

Жила-была, так же, девушка на свете, нежная, как цветок мимозы, кроткая как голубка, любимица семьи.

И встретились они оба, -- и прекрасный как солнце, человек и кроткая, как голубка, девушка. Встретились, полюбили друг друга и поженились...

Ох, что это была за жизнь! Что это было за счастье! В сказках только встречается такое. Но так как жизнь не сказка, то в жизни нет полного счастья...

Стоял январь. Гудела вьюга. Метель плясала и кружилась над серчм городом. Люди спешили в церковь. Было воскресение. И в этот день у счастливой пары родилась дочь, малюсенькая, малюсенькая девочка с живыми серыми глазами.

У колыбели девочки сошлисл четыре добрые волшебницы, -- или нет! не волшебницы, а, вернее четыре дборые, простые девушки, родные тетки новорожденной, сестры матери, лежавшей в соседней комнате на смертном одре.

-- Какое странное лицо у девочки! -- сказала старшая из теток, Юлия, поклонница всего таинственного -- помяните мое слово, она не долго проживет, эта девочка.

-- Что ты! что ты! -- замахала на нее руками вторая из сестер, Ольга, стройная, высокая с добрым, ласковым лицом.-- Дитя должно жить, будет жить нам на радость... И если что--либо случиться с сестрой Ниной, -- мы вырастим малютку и все четверо заменим ей мать.

--Да, да! Она будет наша! -- произнесла третья сестра, Лиза, полная, голубоглазая, тридцатилетняя девушка, с мягким ласковым взором, скрытым очками.-- Клянусь, я заменю ей мать.

-- Сегодня воскресенье,-- произнесла самая младшая из сестер -- Капитолина, или Линушка, как ее звали в семье, и ее жизнерадостные карие глаза, оживляющие некрасивое, но чрезвычайно симпатичное лицо, остановились на девочке,-- ребенок рлдился в воскресенье! А воскресные дети бывают обукновенно счастливы.

--Девочка убдет счастлива! Она должна быть счастлива! -- хором подхватили сестры.

И вдруг им почудилось, что кто-то легкий и призрачный, приблизился к ним и встал между ними и колыбелью. Какая-то серая фигура под капюшоном, с видом монахини, что-то легкое, воздушное, как сон ...Серая женщина неслышно скользнула к колыбели и, скллнившись над ребенком, как будто поцеловала его.

-- Это судьба!-- шепнула Юлия,п ервая, заме
Страница 1 из 46 Следующая страница