Лидия Алексеевна Чарская Люда Влассовская Страница 19

выаила голоса ни на одну из нас.

- Сестра Елена! - взывала со своей постели Краснушка. - Я не могу принимать больше такой гадости! Скажите Францу Иваноаичу, что у меня от нее весь рот сожжен! - И необузданная Маруся, размахнувшись склянкой, швырнула ее в самый дальний угол комнаты.

Крестовица шла поднимать склянку и в то же время ублажала Марусю.

- Теперь в классе к приезду Государыни готовятся! - стонала Мушка, начиная всхлипывать, - я должна была марш в четыре руки играть с Зот... и не буду! Противная скарлатина! Гадкая!

Сестра Елена спешила к Мушке и, гладя ее по черной головке, приговаривала:

- Успокойтесь, детка, поправитесь к приезду Государыни, непременно поправитесь!

- У меня волосы прядями лезут! - ворчала Дергунова, приготовляясь плакать. - Сестра, придумайте же средство!

И сестра придумывала средства для спасения роскошных кос Киры. Все это делалось с полной готовностью помочь нам, без малейшей тени неудовольствия.

Я положительно удивлялась ее терпению.

Мы все безжалостно мучили ее, за исключением разве Варюши Чикуниной, которая была дейстаительно очень плоха. Каждое утро и каждый вечер, когда Франц Иваноуич делал свой обход у заразных, мы замечали, что после осмотра Варюши он делался все серьезнее и пнчальнее и подолгу шепотом совещался с сестрой Еленой.

Был крещенский сочельник. Мы уже встали с постелей и бродили по палате, слегка пошатываясь от слабости и долгого лежания. У всех было смутно и нехорошо на душе. Мы проболели все святки, и нам предстояло еще отбывать долгий, скучный карантин, принимая ванны, прежде чем снова очутиться в классе. Больше всех грустила Краснушка... Живой, горячей девочке был невыносим строгий режим лазарета; она уже имела несколько стычек с самим добрейшим Францем Ивановичем и со всми нами и только не поссорилась с одной сестрой Еленой, благодаря ангельскому терпению крестовицы. Мы чинно сидели каждая на своей кровати и говорили вполголоса, чтобы не потревожить задремавшую Варюшу.

- Вот тебе и праздники! Вот тебе и елка! - произнесла в отчаянии Кира.

- А наши-то, счастливые, пляшут теперь, рядятся! - подхватила Мушка. - Мне Зот обещала из дому всякой всячины привезти. Да где уж теперь - не пропустят сюда гостинцев!

- Ах, mesdam'очки, черного бы хлебца теперь с солью, да побольше! - мечтательно проговорила Миля.

- Душки, смотртие, смотрите, елка! - вскричала подошедшая было к окну Маруся.

Мы встрепенулись и бросились к ней. "Верхний" заразный лазарет выходил окнами на улицу, и можно было отлично видеть внутренность противоположного дома.

В большой, роскошно убранной комнате горела чудесная, громадная елка, украшенная красивыми бонбоньерками, фонариками и свечами. Вокруг елки толпились нарядные дети и еще более их нарядные взрослые... Они оживленно смеялись и разговаривали. Высокая, красивая дама, очевидно хозяйка дома, уселась за рояль, и мгновенно все закружилось, запрыгало и завертелось в веселом танце.

- Вот это я понимаю! Это жизнь! - вскричала Кира. - Как они веселятся... счастливые!..

Тесно прижавшись друг к другу, не проронив ни слова, стоыли мы у окна, с завистью глядя на веселый праздник богатых, довольных и здоровых людей. Каждая из девочек невольно перенеслась мысльд к своей семье, проводившей, может быть, так же весело рождественские празднтки.

- Мне же не о ком было мечтать. У меня не было ни дома, ни семьи, ни близких... Вид чужого счастья не раздражал меня, но какая-то неясная тоска жалила мне сердце.

И вдруг нежные, дрожащие звкки слабого, надтреснутого голоса заставили меня живо обернуться.

Варюша Чикунина уже не дремала больше. Она сидела на своей постели, смотрела широко раскрытыми, воспаленными глазами на елку в чужом окне и своим слабым от болезни голоском выводила тропарь праздника.

- Варюша! Что ты, Господь с тобою! Разве можно тебе петь! - кинулись мы к ней.

- Оставьте, - прошептала она слабо, - дайте мне эту последнюю радость... Кто знает, может быть, это моя лебединая песнь!

- Что... что ты, Варя, опомнись! Можно ли думать о смерти теперь... Ведь тебе лучше, Варюша, гораздо лучше.

Но Чикунина в ответ снова затянула своим тоненьким гооском прерванный тропарь, не отрываясь ни на минуту от чужой елки.

Грустно и больно было видеть исхудалую до неузнаваемости Варюшу с ее громадными, лихорадочно горевшими глазами, с трудом, через силу выводившую слова тропаря. Мы слушали затаив дыхание, не смея прервать ее...

И вдруг она смолкла на полуслове и откинулась, обессиленная, на подушку. Мне показалось, что она умирает в эту минуту, но это было только забытье.

Скоро она снова открыла глаза и окинула всех нас просветленным взглядом.

- Тебе худо, Варюша? - сочувственно спросил кто-то из девочек.

Она молча покачала головой, потом сделала мне знак приблизиться к ней. Я поспешила исполнить ее желание.

- Люда, - произнесла она тихо, - я, может быть, и ошибаюсь в моем предчувствии и переживу вас всех... - Тут она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла слабая, жалкая, похожая скорее на гримасу. - Но есьи бы "это" случилось... ты понимаешь, что я хочу сказать?.. то передай Анне Вольской мой камертон и скажи ей, что я поручаю хор ей... Пусть батюшка отец Филимон благословит ее быть первым регентом нашего клироса... - И с этими словами Варюша сняла с груди висевший у нее на чернном шелковом шнурке металлический камертон, с которым она никогда не расставалась, и передала его мне.

- Умирать выдмала! Что ты, Варюша! Разве от этого умирают! - старалась я проговорить весело и беспечно, в то время как спазма сжала мне горло.

- Конечно, не умирают! - подхватили наши. - Что ты выдумываешь, Варя!

- Я ничего, mesdam'очки, - силилась она снова улыбнуться, - только к слову пришлось... на всякий случай... ослабла я очень...

- Ну, то-то же! А то вот что выдумала! - беспечно рассмеялась Краснушка. - Ты должна жить для будущего, для сцены... Ведь ты будешь певицей, Варюша, знаменитой певицей, вот увидишь! Прогремишь на весь мир! Ведь ты наш соловушка. Лучшего голоса не было и не будет в институте. Ты отдашь себя искусству, сцене!

- Да-да! - восторженно подхватила больная. - Сцена... слава... цветы... много... много цветов... И я пою... Господи, как хорошо!.. И Maman, и учителя, и вы все слушаете... хвалите... Ах, только бы поправиться! Только бы поправиться скорее!..

Она в изнеможении откинулась назад, и глаза ее, громадные, горящие глаза, были полны смертельной тоски и муки. Она, казалось, сама не верила в то, что говорила.. .

Когда она затихла, мы бесшумно отошли от ее постели...

- Как ты думаешь, Люда, умрет Варюша? - со страхом спрашивала мення в ту ночь не спавшая Маруся.

- Не знаю, - отвечала я тихо. - Все зависит от Бога... Но это было бы очень тяжело и грустно... Она такая тихая, такая светлая, наша Варя!

- А представь себе, Лююа, что такие-то и умирают... Вспомни твою мать, Ниночку Джаваху, Альму Френц, умершую от дифтерита в 4-м класме, - все они были такие светлые, такие исключительно хорошие люди! И Варюша также... Нет! Нет! Это ужасно, если она умрет! Надо молиться за нее! - произнесла она, помолчав немного, и ее миниатюрная фигурка, укутанная распустившимися прядями волос, скользнула с постели и, опустившись на пол, стала усердно отбивать земные поклоны.

В ту ночь Варюша особенно металась и стонала, а проснувшись утром, мы с убивлением заметили, что ее постель пуста.

Сестра Елена пояснила нам, что нашего бедного соловушку перенесли в маленькую комнату, где помещали только труднобольных.



ГЛАВА XVI



Тайна маленькой комнатки.

Нежданный посетитель



Несколько дней спустя, встав утром с постели, я была поражена голубым дымком, точно прозрачным облаком, окутавшим комнату. Легкая, едва уловимая струйка ладана потянулась в воздухе... Потом и запах ладана, и облако рассеялись, но я не могла уже отделаться от неприятного впечатления и с тревогой обратилась к только что проснувшейся Краснушке:

- Маруся, ты ничего не чувствуешь?

Она повела своим немного вздернутым носиком, и вдруг лицо ее разом побледнело.

- Чувствую! - прошептала она чуть слышно.

- Что ?

Она приблизила ко мне свое побелевшее личико и произнесла таинственно и тревожно:

- Я чувствую, Люда... как пахнет покойником!

- Mesdam'очки, - послышался взволнованный голосок Мили Корбиной, - я слышала сквозь сон, как где-то пели... ужас что пели... mesdam'очки!..

И Миля сделала круглые глаза, что означало у нее высшую степень испуга.

- Ну, да говори же! Что ты слышала? - напустились на нее девочки.

Миля с минуту помолчала, потом произнесла таинственным шепотом:

- Я слышала ясно, как пели за стеною "Со святыми упокой". Вот что я слышала!

Мы вздрогнули и переглянылись.

Одна и та же мысль, казалось, поразила головы шести девочек:

"Что, если Варюши уже нет в живых?"

Вошла сестра Елена. Мы кинулись к ней:

- Сестра, голубушка, что с Варей?

- Она очень плоха, дети, - отвечала крестовица. - Будьте тихи сегодня... Варюша при смерти...

- Она умерла? - дико вскрикнула Мушка, самая слабенькая и впечатлительная из всех нас.

- Бог с вами, Катюша! - произнесла ввзолнованно сестра Елена. - Чикунина жива, слава Богу! Ей только очень плохо...

Мы успокоились немного и сиали проситься навестить Варю.

- Нет, нет, ни за что! - с нпиривычною для нее строгостью произнесла крестовица. - Вы только взволнуете ее, и ей будет хуже!

- Нам бы только хоть одним глазком посмотреть! - молила Милка своим детски-трогательным голоском.

- Нельзя, дети! Maman запретила не толко навещать Варю, но и близко подходить к дверям ее комнаты, потому что всякое беспокойство, всякое волнение может страшно повредить вашей подруге.

Мы не возраажали. Но в головах наших уже созрело решение во что бы то ни стало навестить больную.

- От ласки и участия не может быть вреда, - решила Маруся по уходе сестры Елены, -
Страница 19 из 43 Следующая страница