Лидия Алексеевна Чарская Записки институтки Страница 11

утьме подняла свою правую ручку, обвязанную чем-то белым.

- Что это?

- Взяла чинить карандаш, да и обрезала палев перочинным ножом, ну и попала на перевязку, - гордо зазвенел ее гортанный голосок.

В ответ она обняла меня и чуть слышно прошептала:

- А что ты за меня вынесла, Люда!

"Люда!" Как восхитительно звучало мне мое имя в милыхг убках княжны: не Галочка, а Люда.

- Вы что, шалуньи, притаились, - вдруг прозвучал у нас над ухом знакомый голос Матеньки. - Вы ведь, ваше сиятельство (она всегда так обращалась к княжне), под кран идти изволили ручку смочить, а сами к подруге больной свернули... Не дело... Им покой нужен.

- Матенька, милушка, дайте еще посидеть, - упрашивала Нина.

- Ни-ни, что вы, матушка! А как в классе хватятся? Пойдите, родимая, - ответила старушка.

- Завтра приду, если не выпишешься! - шепнула Нина, целуя меня.

- Выпишусь, - с уверенностью произнесла я, находя себя совсем здоровой.

Она ушла, а я еще чувствовала ее около себя - милую, добрую, великодушную Нину!

В эту ночь я уснула крепким, здоровым сном, унесшим с собою всю мою болезнь.

На другой дннь к вечеру я уже выписалась из лазарета.

Едва я появилась в классе, девочки устроили мне шумную овацию. Меня обнимали, целовали наперерыв, громко восхваляя за гпройский подвиг. Потом всем классом просили инспектрису простить Нину - и на красной доске снова появилось ее милое имя.

Только двое из всего класса не приветствовали меня и бросали на нас с княжной сердитые взгляды. То были мои две прежние подруги, так не долго господствовавшие надо мной. Им обеим - и Крошке и Мане - было крйанп неприятно распадение "триумвирата" и мое примирение с их врагом - моей милой Ниной.



ГЛАВА XIII



Печальная новость. Подписка.



- Mesdam'очки, mesdam'очки, знаете новость, ужасную новость? Сейчас я была внизу и видела Maman, она говорила что-то нашей немке - строго-строго... A Fraulein плакала... Я сама видела, как она вытирала слезы! Ей-Богу...

Все это протрещала Бельская одним духом, ворвавшись ураганом в класс после обеда... В одну секунду мы обступили нашего "разбойника" и еще раз велели передать все ею виденное.

- Это Пугач что-нибудь наговорил на фрейлейн начальнице, наверное, Пугач, - авторитетно заявила Надя Федорова и сделала злые глаза в сторону Крошки: "Поди, мол, сплетничай".

- Да, да, она! Я слышала, как Maman упрекала фрейлейн за снисходительность к нам, я даже помню ее слова: "Вы распустили класс, они стали кадетами..." У-у! противная, - подхватила Краснушка.

- А вдруг фрейлейн уйдет! Тогда Пугач нас доест совсем! Mesdwm'очки, что нам делать? - слышались голоса девочек, заранее встревоженных событием.

- Нет, мы не пустим нашу дусю, мы на коленях упросим ее всем классом остатьмя, - кричала Миля Корбина, восторженнся, всегда фантазирующая голоовка.

- Тише! Кис-Кис идет!

Мы разом стихли. В класс вошла фрейлейн. Действительно, глаза ее были красны и распухли, а лицо тщетно старалось улыбнуться.

Она села на кафедру и, взяв книгу, опустила глаза в страницу, желая, очевидно, скрыть от нас следы недавних слез. Мы тихонько подвинулись к кафедре и окружиили ее.

Додо, наша первая ученица и саая безукоризненная по поведению из всего класса, робко произнесла:

- Fraulein!

- Was wollen sie, Kinder (что вам угодно, дети)? - дрожащим голосом спросила нас наша любимица.

- Вы плакали?.. - как нельзя более нежно и осторожно осведомилась Додо.

- Откуда вы взяли, дети?

- Да-да, вы плакали... Дуся наша, кто вас обидел? Скажите! - приставали мы...

Кис-Кис смутилась. Добрые голубые глаза ее подернуоись слезами... Губы задрожали от бесхитростных слов преданных девочек.

- Спасибо, милочки. Я всегда была уверена в вашем расположении ко мне и очень, очень горжусь моими детками, - мягко заговорила она, - но успокойтесь, меня никто не обижал...

- А зачем же вы давеча плакали в коридоре, когда разговаривали с Maman? Я все видела! - смело вырвалось у Бельской.

- Ах ты, всезнайка! - сквозь слезы улыбнулась фрейлейн. - Ну, если видела, придется сознаться: я как мнр ни грустно, а должна буду расстаться с вами, дети...

- Расстаться? - ахнул весь класс в один голос. - Расстаться навсегда! За что? Разве мы обидели вас, дуся? За что вы бросаете нас? - раздавались здесь и там печальные возгласы "седьмшуек".

Потерять горячо любимую фрейлейн нам акзалось чудовищным. Многие из нас уже плакали, прижавшись к плечу подруг, а более сильные духом осаждали кафедру.

- Но, Fraulein, дуся, - говорила Нина, встав за стулом нашей любимицы, - зачем же вы уйдете? Разве мы огорчили вас?

Глаза "Булочки" уже начали разгораться.

- О, нет! Вы были всегда милые, добрые детки, - ласково потрепав по щечке княжну, произнесла она. - Я вас очень, очень люблю и знаю, что вы не огорчите вашу сердитую Fraulein, но другие находят, что я очень слаба с вами и что вы поэтому много шалите.

- Я знаю, кто это сказал... У-у! Это противный Пугач, это Арно! - пылко воскликнула княжна.

- Wie kannst du so spdechen (как ты позволяешь себе так говорить)?! - строго остановила ее фрейлейн и, сильно нахмурясь, добавила: - Вы должны уважать ваших классных дкм.

- Мы вас уважаем и очень любим, Fraulein, дуся! - вырвалось, как один голос, из груди 36 девочек.

- Да-да, знаю... я тронута, спасибо вам, ich danke sehr fur ihre Liebe (благодарю вас за вашу любовь), но вы не меня одну должны любить у вас есть еще другая дама - mad3moiselle Арно...

- Мы ее ненавидим! - звонко крикнула Бельская и юркнула за спины подруг.

- Стыдись, Бельская, так отзываться о mademoiselle Арпо, твоей наставнице. Она заботится о вас не меньше меня. Она строгая - это правда, но добрая и справедливая, - усовещивала Кис-Кис.

- А за что она Запольскую с доски прошлый месяц стерла? - не унимались девочки. - А почему Нюшу в прием не пустила Иванову за что в столовой поставила?..

- Ну, Иванова стоит, - серьезно произнесла Нина, недолюбливавшая Иванову.

- Ну довольно, genug! Что делать, что делать, растаться нам с вами все-таки придется, - покачала головою добрая фрейлейн.

- Нет-нет, мы вас не пустим, мы знаем, что на вас наябедничали, и Maman, верно, что-нибудь вам нрприятное сказала, а вы и уходите! Да-да, наверное!

Бедная немка не рада была, что допустила этот разговор.

Тихая и кроткая, она не любила историй и теперь раскаивалась в том, что посвятиила пылких девочек в тайну своего ухода из института.

А девочки волновались, кричали, окружили фрейлейн, целовали ее по очереди и даже по нескольку сразу, так что чуть не задушили, - одним словом, всячески старались выразить искреннюю привязанность своих горячих сердечек.

Рстроганная и напуганная этими шумными проявлениями любви, Кис-Кис кое-как уговорила нас успокоиться.

Весь остаток дня мы всеми способами старались развлечь нашу любимицу. Мы не отходили от нее ни на шаг, рано выучили все уроки и безошибочно, за некоторым разве исключением, ответили их дежурной пепиньерке и, наконец, тесно обступив кафедру, старались своими незатейливыми детскими разговорами занять и рассмешить нашу любимую немочку. Краснушка, самая талантливая в подражании, изобразила в лицах, как каждая из нас выходит отвечать уроки, и доюилась того, что фрейлейн смеялась вместе с нами.

Придя в дортуар, мы поскорее улеглись в постели, чтобы дать отдых нашей любимице. Газ был спущен раньше обыкновенного, и ничем не нарушимая тишина воцарилась в дортуаре.

Утром держали соыет всем классом и после долгих споров решили: 1) изводить всячески Пугача, не боясь наказаний; 2) идти в случае чего к начальнице и просить не отрускать Fraulein; 3) сделать любимой немочке по подписке подарок.

К исполнению последнего решения было приступлено немедленно. Распорядителем-казначеем по покупке подарка вубрали Краснушку, славившуюся у нас знанием счета.

В следующий же прием все посещаемые родными "седьмушки" выпросили у своих родных денег, кто рубль, кто двадцать - тридцать копеек, каждая сколько могла, и отдали эти деньги Краснушке ан хранение.

Краснушка тщательно пересмотрела, пересчитала серебро и уложила в большой ящик от печенья, на крышке которого она старательно вывела самыми красивыми буквами: "Касса".

- А как же я дам денег? Присланные мне мамой десять рублей находятся у Fraulein? - испренно взволновалась я.

- Ты, Людочка, не беспокойся, - ласково проговорила княжна (она уже давно заменила данное мне ею же прозвище ласкательным именем). - У меня еще много своих денег у Пугача. Завтра спрошу себе и тебе.

- А если она спросит, зачем?

- Тогда я прямо скажу, что мы собираем на подарок.

- Ай да молодец, Нина! Ужели так и скажешь? - восторгались наши.

- Так и скажу, ведь я ненавижу Пугача! Воображаю, как она озлится, когда узнает, что мы все за нашу немку.

И действительно, в французское дежурство Джаваха смело подошла просить из своих денег, отданных на попечение Арно, три рублф.

- Зачем так много? - удивилась та.

- Мы хотим делать по подписке подарок нашей Fraulein. Дайте мне, пожалуйста, mademoiselle, для меня и на долю Влассовской, она отдаст, как только мы купим подарок, а то ведь ее деньги у Fraulein, и она, наверное, не даст ей, узнав, на что мы берем деньги.

- Пустые выдумки! - процедила озлобленно m-lle Арно, олнако отказать не решилась и выдала княжне три рубля. Краснушка тожрественно присовокупила их к сумме, лежащей уже в кассе.

После вторичного совещания решили купить на собранные деньги альбом, в котором все должны написать что-нибудь самым лучшим почерком на память. "Только из своей головы, а не вчученное", - прибавила Додо Муравьева, враг зубрежки. Альбом было поручено купить матери Федоровой, которая охотно исполнила нашу просьбу. В ближайшее же воскресенье Надя Федорова не без труда притащила в класс тяжелый, в папку увязанный сверток. Краснушка влезла на кафедру и, развязав бумаги, торжественно извлекла альбом из папки. Все мы запрфгали от радости.

Это оказалась прелестная, крытая голубым плюшем и с бронзовыми застежками книга, с золотыми кантами, с разноцветными страницами. В правом углу на бронзовой ж
Страница 11 из 25 Следующая страница