Лидия Алексеевна Чарская Княжна Джаваха Страница 26

ты пришла ко мне, лунная фея.

Она засмеялась, и смех ее показался мне звонким и чудесным, именно таким, каким умеют смеяться одни только феи.

- Нет, нет, я не фея! - воскликнула она и тихо, словно нехотя, добавила: - Я только Ирэн!

- Ирэн? - удивилась я, - но разве лунная фея не может называться Ирэн?..

- Я должна вас разочаровать, маленькая княжна.... Вы ждали лунную фею, а перед вами Ирочка Трахтенберг, воспитанница выпускного класса института. Ирина Трхтенберг, или просто Ирочка, как меня называют институтки.

- Ирэн... Ирочка... как хорошо, что вы пришли ко мне! Правда, я ждала фею, но вы такая же светлая и хорошенькая и вполне можете заменить ее.

И я взяла ее руки и вглядывалась в ер лицо, фантастически освещенное лучами месяца.

- Ну, полно, крошка, мне надо идти, - улыбнулась она, - вам нельзя много разговаривать, а то у вас снва повысится температура и вы не скоро выпишетесь из лазарета.

- Ах, нет, нет, фея Ирэн, не уходите от меня! - испуганно взмолилась я, - посидите на моей постели. Вы еще не хотите спать?

- О, нет! увы! я страдаю бессонницей и долго хожу по комнатам, всю ночь, хожу, пока ен почувствую желания отдохнуть, и только под утро засыпаю. Вот и сейчас я слышала, как вы разговаривали с Матенькой, и пришла к вам заменить старушку. Вам не надо ли переменить компресс?

- О, да, пожалуйста! только не уходите! - взмолилась я, видя, что ее гибкая фигурка удаляется от меня.

- Но, смешная малютка, не могу же я иначе намочить тряпку.

- Тогда не надо компресса. Сядьте лучше около меня и положите мне на лоб вашу руку... У вас такая нежная, белая рука - она должна принести мне облегчение... Ну, вот так... А теперь... теперь вы мне скажите, как это случилось, что вы не фея, а просто Ирэн?

Ирэн засмеялась.

Она удивительно хорошо смеялась. Точно серебряные колокольчики переливались у нее в горле - и глаза ее при этом делались бтльшими и влажными...

Она рассказала мне, что она родом из Стокгольма, что отец ее важный консал, что у нее есть младшая сестра, поразительная красавица, и что она горячо любит свою холодную родину.

Тогда и я не могла удержаться, чотбы не рассказать ей, какие чудные дни проводила я на Кавказе, как тяжело мне было расставаться сегодня с отцом и как мне хочется назад в мой милый, солнцем залитый Гори.

Она слушала меня очень внимательно. Все время, пока я говорила, ее тоненькая ручка лежала на моем лбу, и, право жн, мне казалось, что боль в голове утихала, что хорошенькая Ирочка способна унести мою болезнь, как настоящая маленькая фея.

- Однако на сеогдня довольно! - прервала она меня, когда я, ободренная ее вниманием, стала рассказывать ей о том, как я убежала из дому в платье нищего сазандара, - довольно, детка, а то мы начинаем бредить!..

Очевидно, она не поверила мне! Она приняла за бред то, что было со мною и что я с такой горячностью рассказывала ей!.. Я не стала ее разубеждать. Пусть считает бредом мою полную происшествий маленькую жизнь эта странная, поэтичная девушка!..

- Покойной ночи, малютка Нина, вам пора спать, завтра наговоримся досыта, - еще раз услышала я ее нежный голос. Потом, крепко поцеловав меня в мокрый от испарины лоб, она пошла к двери.

- До свиданья, фея Ирэн!..

Я видела, как она легко скользила по комнате, точно настоящая лунная фея, и исчезла в коридоре.

- До свиданья, фея Ирэн! - еще раз прошептала я; и в первый раз по моем поступлении в мрачные институтские стены снова сладкая надежда на что-то хорошее постучалась мне в сердце.

Я улыбнулась, вздохнула и мгновенно забылась быстрым, здоровым сном.

Утро стояло солнечное, светлое. Открыв глаза, я увидела непривычную лазаретную обстановку и вспомнила все...

Толстенькая, свеженькая фельдшерица, с улыбающимся жизнерадостным личиком, принесла мне виорую порцию лекарства.

- Ну, слава Богу, отходили, кажется, ншу новенькую, - улыбнулась она, - а то вчера ужас как напугали нас; принесли пластом из класса - обморок... Скажиие, пожалуйста, обморок! в эти-то годы да такие-то обмороки березовой кашей лечить надо...

Она ворчала притворно-сердито, а лицо ее улыбалось так простодушно и весело, что мне ужасно хотелось расцеловать ее.

Потом, вдруг, я вспомнила, что не увижу больше отца, что он далеко и никакая сила не может его вернуть теперь к его Нине-джан.

И мой взор затуманился.

- Что это, слезы? - вскрикнула Вера Васильевна (так звали толстушку-фельдшерицу), пытливо заглянув мне в глаза. - Нет, девочка, вы уж это оставьте, а то вы мне такого дела наделаете, что не вылечить вас и в две недели.

- Хорошо, - произнесла я, - я постараюсь сдерживаться от слез, но только пришлите сюда ко мне фею Ирэн.

- Фею Ирэн? - недоумевающе произнесла она, - да вы, Господь с вами, никак бредите, княжна?

- Фея Ирэн - это Ирочка Трахтенберг. Где она?

- М-lle Трахтенберг еще спит, - заявила появившаяся на пороге Матенька и потом спросила у Веры Васильевны, можно ли мне встать сегодня с постели.

Та разрешила.

Я быстпо принялась одеваться и через полчаса, причесанная и умытая, в белом полотняном лазаретном халате, точь-в-точь таком же, какой я видела на Ирочке сегодря ночью, входила я в соседнюю палату. Там, перед дверцей большой печки, на корточках, вся раскраснвшись от огня, сидела Ирочка и поджаривала на огне казенную булку.

- Тсс! не шумите, маленькая княжна! - остановила она меня, приложив к губам палец.

И я со смехом присела тут же подле нее на пол и стала ее рассматривать.

Она была уже не такая хорошенькая, какою показалась мне ночью. Утро безжалостно сорвало с нее всю ее ночную фантастическую прелесть. Она уже более не казалась мне феей, но ее большие светлые глаза, загадочно-прозрачные, точно глаза русалки, ее великолепные, белые, как лен, волосы и изящные черты немного надменного личика с детски-чарующей улыбкой - невольно заставляли любоваться ею.

- Что вы так пристально смотрите на меня, княжна, - засмеялась девушка, - или не признаете во мне больше таинственной лунной феи сегодня?

- Нет, нет, Ирочка, совсем не то... Я смотрю на вас потому, что вы мне ужасно нравитесь, и точно я вас знаю давным-давно!..

- Хотите жареной булки? - неожиданно оборвала она мою пылкую речь и, отломив половину только что снятой с горячих угольев булки, протянула ее мне.

Я с большим аппетитом принялась за еду, обжигая себе губы и не сводя глаз с Ирочки.

За что я ее полббила вдруг, внезапно - не знаю, но это чувство вполне завладело моим горячим, отзывчивым на первые впечатления сердцем.

В два часа приехал доктор. Он выслушал меня особенно тщательно, расспросил о Кавказе, о папе. Потом принялся за Ирочку. Кроме нас, больных в лазарете не было. Зато из классов их пттянулась на осмотр целая шеренга.

- Франц Иванович, голубчик, - молила совершенно здоровая на вид, высокая, плная старшеклассница.

- Что прикажете, m-lle Тальмина?

- Франц Иванович, голубчик, найдите вы у меня катар желудка, катар горла, катар...

- У-ух, сколько катаров сразу! Не много ли будет? Довольно и одного, пожалуй... - засмеялся добродушно доктор.

- Голубчик, физики не начинала... А изверг-физик в последний раз обещал вызвать и кол влепить... Миленький, спасите!

- А если в постель уложу? - шутил доктор.

- Лягу, голубчик... Даже лучше в постель, доказательство болезни налицо.

- А касторку пропишу?

- Брр! Ну, куда ни шло, и касторку выпью... Касторка лучше физики...

- А вдруг maman не поерит, темаературу при себе прикажет смерить? Что тогда? а? обоим нахлобучка...

- Ничего, голубчик... температура поднимется, я градусник в чай опущу: живо 40 будет.

- Ах, вы, разбойницы, - рассмеялся доктор, - ну, да уж что с вами делать... Только смотрите, чтоб в последний раз эта болезнь физики с вами приключилась, а то головой выдам кому следует: скажу, что вы вместо своей температуры чайную измеряете!

- Не скажете! - бойко отпарировала девочка, - вы добрый!

Действительно, он был добрый.

Через минуту его громкий голос взывал по адресу Матеньки:

- Сестрица сердобольная, m-lle Тальминой потогонного приготовьте, да в постель.

- Случай удивительный! - обратился он серьезно к стоявшей подле фельдшерице, смотревшей на него с подобострастным вниманием.

Тальмина, охая и кряхтя, как настоящая больная, ложилась в постель, а остальные давились со смеху.

И почти каждый день ту или другую девочку спасал таким образом добрый доктор.

Ирочке и мне было преписано остаться в лазарете на неопределенное время. Но я нимало не огорчилась этому. Здесь было много уютнее, нежели в классе, да к тому же я могла отдохнуть некоторое время от нападок моих несправедливых одноклассниц.

По ночам я прокрадывалась в палату Ирочки, и мы болтали с ней до утра.

Об истории с пропавшей книжкой я не могла умолчать перед нею. Она внимательно выслушала меня и, нахмурив свои тонкие брови, проговорила сквозь зубы:

- Фк, какая гадость! - и потом, помолчав, добавила: - Я так и думала, что с вами было что-нибудь из ряда вон выходящее. Вас, как мертвую, принесли в лазарет. M-lle Арно чуть с ума не сошла от испуга. Какие гадкие, испорченные девчонки! Знаете, Нина, если они посмеют еще раз обидеть вас, вы придите ко мне и расскажите... Я уж сумею заступиться за вас...

"Заступиться? о, нет, милая Ирочка, - подумаоа я, - заступиться вам за меня не придется. Я сумею постоять за себя сама".

Я рассказала Ирочке вюс мою богатую событиями жизнь, и она внимательно и жадно слушала меня, точно это была не история маленькой девочки, а чудесная, волшебная сказка.

- Нина! - часто прерывала она меня на полуслове, - какая вы счастливая, что передили столько интересного! Я бы так хотела бродить с волынкой, точно в сказке, и попасться в руки душманов...

- Что вы, Ирочка! - испуганно воскликнула я. - Ведь не всегда встречаются в жизни такие люди, как Магома, а что бы случилось со мною, если бы он не подоспел ко мне на выручку? Страшно подумать!..

Славные дни провела я в лазарете, даже тоска по дом
Страница 26 из 32 Следующая страница