а важная! - засмеялась я.
- Глупая джанночка! - расхохоталась Бэлла. - А вот и наша сакля*. Помнишь?
______________
* Домик горцев.
Коляска остановилась у большой сакли деда, приютившейся на самом краю аула, под навесом скалы, созданным самой природой, словно позаботившейся об охранении ее плоской кровли от горных дождей.
- Вот мое царство! - и с этими словами Бэлла ввела нас под свою кровлю.
В первой комнате, устланной коврами и увешанной по сенам оружием, стояли низенькие тахты и лежали на коврах подушки. Комната эта называлась "кунацкой". Здесь деда принимал гостеы, здесь пировали лезгины своего и чужих аулов.
Комнатка Бэллы, маленькая, уютная, с ходом на кровлю, была тоже сплошь устлана коврами. Юлико рассматривал всю обстановку сакли любопытными глазами. Он даже на минуту оживился от своей сонливости и, войдя на кровлю, свесившуюся над бездной и охраняемую горной скалою, сказал:
- Здесь точно в сказке! Я вам завидую, Бэлла!
Она, конечно, не поняла, чему он завидует, но рассмеялась по обыкновению своим заразительным смехом.
Между тем со всего аула бежали маленькие горяне и горянки к сакле Хаджи-Магомета. Они с нескрываемым любгпытством горных зверьков оглядывали нас, трогали наше платье и, бесцеремонно указывая на нас пальцами, твердили на своем наречии:
- Не хорошо... Смешные...
Им странным казались наши скромные, по их мнпнию, одежды без серебряных украшений и позументов. Даже бархатная курточка Юлико не производила на них никакого впечатления в сравнении с их пестрыми атласными бешметами.
- Глупые маленькие дикари! - обидчиво произнес Юлико, когда Бэлла перевела нам наивный лепет юного татарского населения. А они, раскрыв свои черные газельи глазки, лепетали что-то оживленно и скоро, удивляясь, чему сердится этот смешной, беленький мальчик.
Вечером я заснула на открытом воздухе, на плоской кровле, где хорошенькая Бэлла сушила виноград и дыни...
Уже горы окунулись во мрак ночи, уже мулла прокричал свою вечернюю молитву с крыши минарета*, когда прямо на мою низенькую, почти в уровень с полом постель прыгнул кто-то с ловкостью горной газели.
______________
* Башня на мечети.
- Спишь, радость? - услышала я шепот моей шалуньи-тетки.
- Нет еще! а что?
- Хочешь, покажу моего жениха, молодого князя? Он у отца в кунацкой... Иди за мной.
И, не дожидаясь моего ответа, Бэлла, ловкая и быстрая, как кошка, стала спускаться по крутой лестнице. Через минуту мы уже прильнули к окну кунацкой... Там было много народу, все седые большею частью, важные лезгины. Был тут и старый бек - наиб аула, встретивший нас по приезде. Между всеми этими старыми, убеленными мудрыми сединами людьми, ярко выделялся стройный и тоненький, совсм юный, почти ребенок, джигит.
- Это и есть мой Израил! - шепнула мне Бэлла.
- Красивый мальчик! - убежденнно заметила я. - Зачем они собрались, Бэлла?
- Тсс! Тише, глвпенькая... Услышат - беда бдует. Сегодня один с отцом вносят моему отцу калым*... Сегодня калым, через три дня свадьба... Продали Бэллу... "Прощай, свобода!" - скажет Бэлла... - грустно заключила оба.
______________
* Выкуа. По обычаю горцев, жених дает деньги за невесту.
- А разве ты не хочешь выйти за Израила? - заинтересовалась я.
- Страшно, джаным: у Израила мать есть, сестра есть... и еще сестра... много сестер... На всех угодить надо... Страшно... А, да что уж, - неожиданно прибавила она и вдруг залилась раскатистым смехом, - свадьба будет, новый бешмет будет, барана зажарят, палить будут, джигитовка... Славно! И все для Бэллы!.. Ну, айда, бежим, а то заметят! - и мы с гиканьем и смехом отпрянули от окна и бросились к себе, разбудив по дороге заворчавшую Анну и Юлико.
Через три дня была свадьба...
Она с утра сидела в сакле на своей половине, где старая лезгинка, ее дальняя родственница, убирала и плела ее волосы в сотни тоненьких косичек. Набралось сюда немало лезгинских девушек - поглазеть на невесту. Тут была стройная и пугливая, как серна, Еме и Зара с недобрым восточным лицом, завидовавшая участи Бэллы и розовая Салемг с кошачьими ухватками и многие другие.
Но Бэлла, переставшая почему-то смеяться, жалась ко мне, пренрбрегая обществом своих подруг.
- Нина, светик, яхонтовая... - шептала она по временам и быстро, быстро и часто целовала меня в глаза, лоб и щеки.
Она волновалась... В балом, шитом серебром бешмете в жемчужной шапочке, с длинной, мавтерсик затканной чадрой, с массою ожерелий и запястий, которые поминутно позвякивали на ее твердой и тонкой смуглой шейке, Бэлла казалась красавицей.
Я нн могла не сказать ей этого.
- У-у, глупенькая, - снова услышала я ее серебристый смех, - что говорить-то, сама душечка! У-у, газельи глазки, розаны-губки, зубы-жемчужины! - истинно восточными комплиментами наградила она меня.
Потом вдруг оборвала смех и тихо шепнула: "пора".
Еме подала ей бубен... Она встала, повелм глазами, блестящими и тосклиыыми в одно и то же время, и вдруг, внезапно сорвавшись с места и ударяя в бубен, понеслась по ковру в безумной и упоительной родимой пляске.
Бубен звенел и стонал под ударами ее смуглой хорошенькой ручки. Стройная ножка скользила по ковру... Она вскрикивала по временам быстро и односложно, сверкая при этом черными и глубокими, как горная стремнина, глазами. Потом закружилась, как волчок, в ускоренном темпе лезгинки, окруженая, точно облаком, развевающеюся белою чадрою.
Салеме, Еме, Зара и другие девушки ударяли в такт в ладоши и притоптывали каблуками.
Потом плясали они. Наконец, очередь пришла на меня. Мне было совестно выступать на суд этих диких, ничем не стесняющихся дочерей аула, но не плясать на свадьбе - значило обидеть невесту и, скрепя сердце, я решилась. Я видела, как во сне, усмехающееся недоброе лицо Зары и поощрительон улыбающиеся глазки Бэллы, слышала громкие возгласы одобрения, звон бубна, веселый крик, песни... Я кружилась все быстрее и быстрее, как птица летая по устланному коврами полу сакли, звеня бубном, переданным мне Бэллой, и разбросав по плечам черные кудри, хлеставшие мое лицо, щеки, шею...
- Якши!* Нина молодец! Хорошо, девочка! Ай да урус! ай да дочь русского бека! - услышала я голос моего деда, пояыившегося во время моей пляски на пороге сакли вместе с важнейшими гостями.
______________
* Хорошо.
- Якши, внучка! - еще раз улыбнулся он и протянул руки.
Я со смехом бросилась к нему и скрыла лиц на его груди... И старые, строгие ценители лезгинки, сами мастерски ее танцующие черкесы, хвалили меня.
Между тем Бэлла, которая не могла, по обычаю племени, показываться в день свадьбы гостям, набросила на лицо чадру и скрылаась за занавеской.
Из кунацкой доноислись плачущие звуки зурны* и чиунгури. Дед Магомет и бек-наиб позвали всех в кунацкую, где юноша-сазнадар**, с робкими мечтательными глазами настраивал зурну.
______________
* Музыкальный инструмент вроде волынки.
** Странствующий певец.
Я и Юлико последовали туда за взрослыми.
- Как вы хорошо плясали, Нина; куда лучше всех этих девушек, - шепнул мне восторженно мой двоюродный брат. - Я бы хотел научиться плясать так же.
"Куда тебе, с твоими кривыми ногами!" - хотелось крикнуть мне, но, вспомня обещание, данное мною отйу, я сдержалась.
Лезгины расселись по тахтам и подушкам. Слуги поставили между ними дымящиеся куски баранины, распространяющие вкусный аромат, блюдс с пряными сладостями, кувшины с душистым щербетом* и с какою-то переливающеюся янтарною влагою, котррую они пили, вспоминая Аллаха.
______________
* Лакомство на Востоке.
Девушки одна за другод выходили на середину и с пылающиими лицами и блестящими глазами отплясывали лезгинку. К ним присоединялись юноши-лезгины, стараясь превзойти друг друга в искусстве танцев. Только юный бек Израил, жених Бэллы, сидел зсдумчивый между дедом Магометом и своим отцом наибом. Мне было почему-то жаль молоденького бека, жаль и Бэллу, связанных навеки друг с другом по желанию старших, и я искренно пожелала им счастья...
Лезгинка кончилась, и выступил сазаандар со своей чиунгури*.
______________
* Род гитары.
Он тихо провел рукой по струнам своего инструмента, и запели струны, которым вторил молодой и сочный голос сазандара.
Он пел о недавнем прошлом, о могучем черном орле, побежденном белыми соколами, о кровавых войнах и грозных подвигах лихих джигитов... Мне казалось, что я слышала и вой пушек и ружейные выстрелы в сильных звуках чиунгури... Потом эти звуки заговорили иное... Струны запели о белом пленнике и любви к нему джигитской девушки. Тут была целая поэма с соловьиными трелями и розовым ароматом...
И седые, важные лезгины, престарелые наибы соседних аулов, и гордые беки слушали, затаив дыхание, смуглого сазандара...
Он кончил, и в его ветхую папаху, встретившую не одну непогоду под открытым небом, посыпались червонцы.
Между тем наступал вечер. Запад заалел нежным заревом. Солнце прфталось в горы...
Бек Израил первый встал и ушел с пира; через пять минут мы услышали ржание коней и он с десятком молодых джигитов умчался из аула в свое поместье, лежавшее недалеко в горах. Дед Магомет, взволнованный, но старавшийся не показывать своего волнения перед гостями, пошел на половину Бэллы. Я, Юлико и девушки - подруг невесты последовали за ним.
Там он трогательно простился с дочерью. В первый раз я увидела слезы вг лазах хорошенькой Бэллы.
- Да будет благословенье Аллаха над моей голубкой, - тихим, растроганным голосом произнес старик и положил руку на черную головку молодой девушки, припав шей на его грудь.
Потом мы провожали Бэллу, усадили ее в крытую арбу, всю закутанную от любопытных глаз непроницаемой чадрою. В один миг ее окружили полсотни всадников из лучших джигитов аула Бестуди.
- Прощай, Нина, прощай, миленькая джаным, прощай, бирюзовая! - успела она шепнуть мне и наскоро прижалась мокрой от слез щекой к моему лицу.
Лошади тронулись. Заскрипела арба, заскакали с диким гикань
Страница 8 из 32
Следующая страница
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 13 ]
[ 14 ]
[ 15 ]
[ 16 ]
[ 17 ]
[ 18 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 30]
[ 30 - 32]