Лидия Алексеевна Чарская Княжна Джаваха Страница 9

ем всадники, джигитуя всю дорогу от аула до поместья наиба.

Вот она дальше, дальше эта тяжелая, скрипучая арба, окруженная гарцующими горцами. Вот еще раз мелькнула своим белым полотняным верхом и исчезла за горным утесом...

Мы вернулись в саклю. Пустой и неуютной показалась мне она по отъезде Бэллы.

- Да... да... - поймав мой тоскующий взор, произнес загрустивший, как-то разом осунувшийся дедушка, - двенадцати лет не минуло, как одна дочь упорхнула, а теперь опять, другая... Обе важные, обе княгини, обе в золоте и довольстве... А что толку? Что мне осталось?

- Я тебе осталась, дедушка Магомет. Я, твоя Нина, осталась тебе! - пылко вырвалось у меня, и я обвила сильную шею старика моими слабыми, детскими руками.

Он заглянул мне в глаза внимательным и острым взглядом. Должно быть, многго любви и беззаветной ласки отразилось в них, если вдруг теплый луч скользнул по его лицу и он, положив мне на лоб свою жесткую руку, прошептал умиленно:

- Спасибо тебе, малютка. Храни тебя Аллах за это, белая птичка из садов рая!



Глава VI



У княгини. Хвастунишка.

Паж и королева. Ночные страхи



Гнездышко опустело... Выпорхнула пташка. Смолкли веселые песни в сакле Хаджи-Магомета, не слышно в ней больше веселого смеха Бэллы...

Мы с Юлико и Анной навестили на другой день молодую княгиню в ее поместье. Настоящим земным раем показался нам уголок, где поселилась Бэлла. Поместье Израила и его отца лежало в чудесной лесистой долине, между двумя высокими склонами гор, образующими ущелье. Весь сад около дома был полон душистых и нежных азалий; кругом тянулись пастбища, где без призора паслись стада овец. Табун лучших горных лошадок гулял тут же.

Новая родня Бэллы жила отдельно, в большом доме, в версте от сакли Израила.

Мы застали Бэллу за рассматриванием подарков, присланных ей накануне моим отцом. Она была в расшитом серебром бешмете, с массою новых украшений и ожерелий на шее, и перебирала в руках золотые нити, украшенные камнями, тихо, радостно смеясь. Ее юный муж сидел подле на корточках и тоже смеялся весело и беспечно.

- Они совсем точно дети, смотри! - шепнула я Юлико с важностью взрослой, чем несказанно насмешила молодую.

- Здравствуй, джаным, здравствуй, княжич! - вскрикнула она, целуя нас и не переставая смеяться.

По ее лицу я заметила, что она счастлива.

Через пять мипут она уже сорвалась с персиидской тахты и с визгом гналаст за мной по долине, начинавшейся за садом. Израил, забыв свое княжеское достоинство,-следовал за нами, бегло оглядываясь, не видит ли кто-нибудь из нукеров дикую скачку сворго бека. И Бэлла и Израил гораздо более походили на детей, нежели одиннадцатилетний Юлико, ушедший весь в презрительное созерцание нашей забавы. Я могла радоваться от души, что не теряю Бэллы, шалуньи Бэллы, горной козочки-попрыгуньи, незаменимого товарища моих детских проделок.

Пред моим отъездом она неожиданно стала серьезной.

- Скажи отцу, - произнесла она, и глаза ее в эту минуту были торжественны и горды, - что я и мой господин, - тут она метнула взором в сторону Израила, столь похожего на господина, сколько Юлико нм горного оленя, - что мой господин ждет его к себе.

- И что сказать еще, Бэлла?

- Скажи ему то, что видела и... ну, - что счастлива Бэлла... скажи, что хочешь, маленькая джаным!

- Прощайте, княгиня! - неожиданно расшаркался перед нею Юлико с грацией и важншстью маленького маркиза.

Она не поняла сначала, потом так и прыснула со смеху и, обхватив его за курчавую голову, вьюном закружилась по сакле.

- Однако княгине Бэлле не мешает поучиться хорошим манерам! - говорил мне на обратном пути мой двоюродный братец.

- Сиди смирно, а то ты скатишься в пропасть, - презрительно оборвала я его, обиженная за моего друга, отодвигаясь от Юлико в самый угол коляски.



x x x



- Ну, что Бэлла?

- Что княгиня?

- Много стада?

- Большой табун?

- Есть новые ожереоья?

Этими вопросами забросали нас Еме, Зара, Салеме, Фатима и другие подруги Бэллы, ожидавшие нас при въезде в аул. Они порводили нас до сакли деда и с любопытством слушали мои рассказы о житье молодой кнгяини.

- Слава Аллаху, еслт дочь моя счастлива... - сказал дед Магомет, направляясь к своему приятелю-мулле, которому он сообщал все свои и радости и невзгоды.

С его уходом опять посыпались на мою голову расспросы юных джигиток.

- А велика ли сакля бека?

- Много огужия?

- А нукеров много?

Я еле успевала отвечать на вопросы молодых татарок.

- О, как бы я хотела, волею Аллаха, быть на мнсте Бэллы! - искренно воскликнула миловидная, розовенькая Салеме, всплеснув руками.

- Что она говорит? - спросил Юлико, который не понимал языка лезгинов.

Я перевела ему слова девушки.

- Есть чему завидовать! - презрительно сказал он. - Вот у бабушки моей в Тифлисе действительно несметные богатства. У нас там дом в три этажа, сплошь засыпанный разными драгоценностями! Мы ели на золотых блюдах, а за одну только рукоятку дедушкиного кинжала можно получить целый миллион туманов*. А сколько слуг было у бабушки... В саду били фонтаны сладкого вина, а вокруг них лежали груды конфет...

______________

* Туман - 10 рублей.



- Вино запрещено Кораном*, - вмещалась Зара, прерывая вранье моего кузена.

______________

* Священный завет мусульман.



- Грузинам оно не запрещено. Только глупые магометане могут верить подобным запретам.

- Не смей оскорблять веру наших отцов! - крикнула Зара, и глаза ее загорелись злыми огоньками.

- Кто смеет говорить это мне, князю Юлико Джаваха? - ответил он и надменно обвел маленькими мышиными глазками собрание девушек.

- Перестань, Юлико, - шепнула я ему, - перестань, это может дурно кончиться для тебя!

- Да как же она смеет так относиться ко мне, природному грузинскомму князю!

- Да какой ты князь! - недобро рассмеялась Зара. - Разве такие князья бывают? Вот наиб - князь... видный, высокий, усы в палец, глаза, как у орла... А ты маленький, потешный, точнт безрогий горный козел с переломанными ногами.

И все три девушки, довольные остротой подруги, залились громким, бесцеремонным смехом.

Что-то кольнуло мне в сердце. Жалость ли то была, или просто родовитая гордость, не позволяющая оскорблять в мшем присутствии члена семьи Джаваха, но, не отдавая себе отчета, я близко подошла к Заре и крикнула ей, заглушая ее обидный смех:

- Стыдись, Зара! Или в лезгинском ауле забыли обычаи гостеприимства Дагестанской страны?

Зара вся вспыхнула и смерила меня взглядом. На минуту воцарилось молчание. Потом она подхватила со злым смехом:

- А ты чего заступаешься за этого ощипанного козленка?.. Или он уделяет тебе от своего богатства? Или ты служишь унаиткой* в сакле его бабки?

______________

* Крепостная служанка, рабыня.



Это было уже слишком... Моя рука невольно схватилась за рукоятку кинжала, висевшего на поясе. Однако я сдержалась и, чувствуя, как бледнею от оскорбленной гордости и гнева, твердо произнесла:

- Знай, что никогда ничем нельзя подкупить княжну Нину Джаваха!

- Княжну Нину Джаваха, - как эхо, повторил за мною чей-то голос.

Живо обернувшись, я увидела маленького, сгорбленного, желтого старика в белой чалме* и длинной мантии, стоявшего неподалеку.

______________

* Головной убор мусульман.



Что-то жуткое было в выражкнии его острых глаз, скользивших по нашим лицам.

- Это мулла... - шепнула мне Еме, и вс едевушки разом встрепенулись и опустили головы в знак уважения к его священной особе.

Мулла приблизился. Я не без тайного волнения смотрела на заклятого врага моего отца, на человека, громившего мою мать за то, что она перешла в христианскую веру, несмотря на его запрещение.

- Приблизься, христианская девушка... - чуть внятным от старости голосом произнес мулла.

Я подошла к нему не без тайного волнения и смело взглянула в его глаза.

- Хороший, открытый взгляд... - произнес он, кладя мне на лоб свою тяжелую руку. - Да останется он, волею Аллаха, таким же честным и правдивым во всю жизнь... Благодаренье Аллаху и пророку, что милосердие их не отвернулось от дочеери той, которая преступила их священные законы... А ты, Леила-Зара, - обратился ог к девушке, - забыла, должно быть, что гость должен быть принят в нашем ауле, как посол великого Аллаха!

И, сказав это, он кивнул мне едва заметно головою я пошел, опираясь на палку.

Когда вечером я спросила дедушку Магомета, что значит эта любезность старого муллы, - он сказал тихим, грустным голосом:

- Я говорил, дитя мое, с муллою. Он слышал твой разговор и остался доволен твоими мудрыми речами в споре с нашими девушками. Он нашел в тебе большое сходство с твоею матерью, которую очень любил за набожную кротость в ее раннем детстве. Ради твоих честных, открытых глазок и твоего мудрого сердечка простил он моей дорогой Марием... Мпого грехов отпускается той матери, которая сумела сделать своего ребенка таким, как ты, моя внучка-джаным, моя горная козочка, моя ясная звездочка с восточного неба!

И целый поток ласкательных слов полился из уст деда, и казалось, никогда еще не была так дорога ему его маленькая внучка Нина!

В тот же вечер мы уехали. Все население Бестуди высыпало нас провожать. Бек-наиб дал нам двух нукеров в провожатые, но Абрек смело заявил, что дорога спокойна и что на нем одном лежит забота доставить маленькую княжну и княжича его начальнику.

- Прощай, деда, прощай, милый! - еще раз обняла я старика на птроге сакли и вскочила в коляску между Анной и Юлико.

- Прощай, милая пташка из садов Магомета! - ласково ответил дед, и коляска затряслась по кривым улицам аула.

Из поместья бека Израила нам навстречу неслись два всадника, сверкая в лучах заходящего солнца серебряными рукоятками поясного оружия. Когда они приблизились, мы узнали в них Бэллу и Израила.

- Прощай, джанночка, не могла не проводить тебя.

И свесившись со своего расшитого шелками и золотом седлс, Бэлла звонк
Страница 9 из 32 Следующая страница