Лидия Алексеевна Чарская - Лесовичка Страница 8

исущей аристократам.

В комнате царил полумрак. Японский фонарик обливал ее таинственным светом, голубовато-прозрачным, как лунное сияние в летнюю ночь. Откуда-то издали, сладко замирая, неслись звуки бального мотива...

Графиня неслышной, быстрой походкой первая приблизилась к дивану, взглянула на распростертую на нем девочку и тихо ахнула:

- Боже мой! Что за очаровательное дитя!

И, помолчав немного, присовокупила:

- Завтра же я занесу ее на полотно, да, да, завтра же...

- Ради Бога, мама, не разбудите ее! - и графиня Ната, усевшись у ног Ксани, умоляюще сложила свои маленькие ручки.

- Нет, нет! Я только взгляну!.. Посмотри, - обратилась тем же шепотом графиня по-французски к мужу, - посмотри, Денис, что за красота!

Граф быстро приблизился к оттоманке, взглянул на спящую и тихо вскричал:

- Это она!

- Кто она? Кто она? - так и посыпались на него со всех сторон вопросы.

- Да она! Та,ч то стреляла в Буланку и спасла меня и Нату в ту грозовую ночь... Не может быть, чтобы я ошибся.

Граф хотел прибавить еще что-то, но тут же закусил губы.

Спящая Ксаня проснулась. Огромные, черные глаза ее широко раскрылись и, как две яркие звезды, блеснули в полумраке.

- Где я? - прошептала она, дико озираясь по сторонам.

- У друзей! Не бойся ничего. Мы не дадим тебя в обиду, прелестное дитя!

И графиня Мария Владимировна нежно провела по черным спутанным кудрям девочки своей душистой рукой.

Ксаня, не привычная к ласке, отодвинулась назад. Потом живо вскочила на ноги и, все еще продолжая дико озтраться, проговорила быстро:

- Пора мне... в лес... дядя хватится... В лес... домой пустите!..

- О, нет, тебя нельзя пустить одну, дитя! Они опять обидят тебя. Ты останешься с нами. Ведь ты хочешь остаться с нами? - урчал, как ручеек, нежный голос графини.

- Не хочу! - грубо вырвалось у Ксани, - меня ждет дома хромой Василий... Пора мне, пустите меня!

- Ах, ай, ай, ай, как стыдно, барышня, господам перечить, - затянула домоправительница Василиса Матвеевна сладким голосом, скашивая на Ксаню свои лукавые глаза. - Надо у господ ручку поцеловать, надо в ножки поклониться господам за то, что призрели господа, из рук пьяной оравы вырвали, а вы, можно сказать, кобенитесь... Ай, как не хорошо, маточка!

И рыхлая домоправительница закачала неодобрительно своей большой круглой головою.

Ксаня дико взглянула на нее.

- Я хочу в лес! - вырвалось у нее из груди недоброжелательно и глухо.

- Дитя! Милое дитя! Успокойся! - и графиня-мать нежно обняла стройные, сильные плечи лесовичкки, - твое возвращение в лес теперь немыслимо... Завтра утром мы поговорим с тобож. Эту ночь ты перерочуешь здесь. Я так желаю. Так надо... Сейчас нам необходимо спешить к нашим гостям... Молодой графинюшке тоже... Ты побудешь с этой дамой. Ее зовут m-lle Жюли... Лучше всего усни... Сон подкрепляет тело и дает забвение всему дурному... М-lle Жюли, позаботьтесь о прелестном ребенке!

И графиня, наскоро поцеловав черные кудри Ксани, исчезла за дверьми комнаты. За нею исчезли и все остальные.

Графиня Ната подошла к девочке, взяла ее за руку и сказала просто:

- Завтра папа наградит вас. Ведь вы наша спасительница. Завтра же вас отпустят домой. А сегодня потерпите немножко. Вы видите - у нас бал. Надо спешить к гостям... Милочка моя! Не бойтесь ничего! Вы между друзьями. Если бы вы знали, как мать и отец благодарны вам!.. Они не хотят тревожить вас и потому только не упоминают вам об этом теперь.

- Я не боюсь, - угрюмо буркнула Ксаня, - я ничего не боюсь. Пустите меня в лес, не держите!

- Нельзя, милая. М-lle Жюли, убедите ее, что этого нельзя, - с каким-то трогательным бессилием прошептала юная графиня и выскользнула за порог, ободряюще и нежно поцеловав при этом Ксаню.

Старая француженка осталась с Ксанею вдвоем.

- Вы сирота? - с чуть заметным акцентом произнесла она, желая чем-нибудь развлечь свою необыкновенную гостью.

Ксаня нетерпеливо подернула плечами.

- Какое кому дело, сирота или нет? - резко оборвала она.

- Вы невежливы. Это нехорошо. Нельзя быть невежливой вообще, а тем более с людьми, которые желают вам пользы, - строго заметила француженка.

- Мне надо в лес! Пустите меня! - прошептала Ксаня с тоской и злобой.

- Дитя, вы слышали, что говорила графиння? Сейчас вас отпустить нельзя, - и голос гувернантки зазвенел твердой и резкой нотой.

Ксаня исподлобья взглянула на нее.

- Все равно уйду! - буркнула она себе под нос. - Что я, цепная собака, что ли?

И черные глаза угрюмо сверкнули из-под спутанных на лбу кудрей.

- Вы - злое дитя! Я чувствую, что не столкуюсь с вами. Надо привести графиню, пусть сама возится с вами! - строго произнесла m-lle Жюли, направляясь к двери.

На минуту черные глаза Ксани загорелись надеждой. "Уййди только, уйди и оставь дверь открытой... а я... айда и поминай, как звали!.." - вихрем пронеслось в ее голове.

Ксаня совершенно забыла в эту минуту о том, что эта француженка вместе с молодой графинюшкой всего часа два тому назад вырвали ее из когтей верной гибели. Впечатления на диво быстро менялись в взбалмошной и горячей голове, и упрямая и своенравная лесовичка едва ли помнила теперь о трагическом приключении с крестьянами.

Француженка медленно двинулась к двери.

- Хорошо... хорошо... совсем-таки отлично, - шептали запекшиеся от пережитых волнений губы девочки, - уйди... уйди, старая коза... А я тем временем... раз-два, и не увидите меня больше.

Как раз в эту минуту Жюли обернулась. Торжествующий взгляд черных глаз девочки поразил ее. В мывлях гувернантки промелькнула туманная догадка.

"Убежит!" - подумала она и, плотно прикрыв дверь за собой, повернула дважды замок.

Ксаня испустила дикий крик, вырваннцй из груди ее злобой.

- Заперла-таки! - сорвалось с ее уст, и, не помня себя от гнева, она риеулась на пол и громко завыла в голос тяжелым и ррзким воем дикарки...



Глава VIII



Новяа жизнь. Враг



- Вот так цаца! И откуда такая?

Голос, произносивший насмешливо эти слова, звенел над головой Ксани, но откуда - в первую минуту она не могла разобрать.

Ксаня вздрогнула от неожиданности.

Она стояла в густом кустарнике, укрытая со всех сторон от любопытных взоров. На ней был странный костюм: ярко-красная шелковая юбка, малинояая рубашка и голубой лиф из тончайшей кисеи, опоясанный золотистым шарфом. В распущенных волосах запутались, как бы случайно, цветы гвоздики алой как кровь. Масса бус, лент и всевозможных металлических украшений звенела на ее смуглой шее. Весь наряд был ярок, епстр и криклив. Но лицо хранило выражение угрюмого недовольства.

- Ну, и нарядили же тебя!Г осподи Боже мой! Совсем-совсем эфиопская царица!.. Но наряд-то нарядом, а отчего же волосы-то распустила? В бане, что ли, была?

- Господи Боже мой! И чего это они тебя в чучело преобразили? - снова зазвенел голос.

Ксаня подняла голову.

Оседлав толстый сук развесистой ивы, весь укрытый ее зелеными ветвями, сидел Виктор.

- Фу-ты! Ну-ты! Ножки гнуты! - отфыркивался мальчик, - да выйди ты в таком виде на улицу, тебя первый бык забодает.

- Вот и я то же думаю! - угрюмо вымолвила Ксаня.

- Так скинь это тряпье! Ведь в глазах рябит на тебя глядючи, - не унимался мальчик.

- То-то скинь, а графиня? Она с меня картину пишет в этом тряпье! Это еще что! Цветами всю закидает и заставит сидеть, не двигаясь, часа два. Разве весело? Ей может быть, а мне нет. Она себе мажет кистью по полотну: раз, два, раз, два. А я сиди, как угорелая кошка, глаза выпуча! Эх-ма! И так каждый день!.. В этом-то тряпье еще ничего, хоть свободно, руками, ногами дрыгаешь. Но когда мамзеля эта самая в корсет меня затянет, вот тут уж совсем беда. Дышать нечем. А тут еще сиди, глаза выпуча, корча барышню... Не могу я! - с отчаянием заключила она.

- Не могу, это легче всего сказать. Не могу, а я могу! - острил Витя. - А ты придумай как бы "могу" научиться.

- Убегу я! - сурово шепнули губы Ксани.

- Куда?

- В лес.

- Б-э-э!.. Тебя Норов быстро снова сюда приведет. При моем отце у него с графом-то разговор был. Они с графом условились насчет тебя, чтобы ты, значит, в полное владение к ним, к графам, поступила. Вернет тебя Норов, как пить дать. И еще за косы оттаскает. Помяни мое слово.

- Не посмеет! - хмуро проронила Ксаня.

- Да что тебе худо у графов, что ли? Плюнь на все... Забудь и привыкнешь. А что тебе от Митридаты Пафнутьевны да от злючек-графинят проходу нет - так это пустяк. Графиня в тебе души не чает. Наталья Денисовна тоже. Ешь ты вкусно, пьешь сладко, чего тебе еще?

- В лес бы мне, Викторенька!

- Эк, заладила!.. В лес да в лес!.. По колотушкам соскучилась, что ли, глупая?

- Душно мне здесь... Там вольно... Зелень... - простор... Птицы поют... Солнышко прячется, словно в жмурки играет... Дятел тук да тук... А горленка-то!.. Кажется, и сейчас слышу!.. Смолой пахнет и медом... Мох под ногами, ветки похрустывают... Ой, хорошо! Так хорошо-то, что будто сердце...

-- Ксения! Ксения! Где вы будете, сударыня вы моя... Хоть бы ноги пощадили чужие, матушка. Убегаете ровно дикая какая, а графиння беспокоится, искать приказали. Вот наказание-то Божеское!

И между спешно раздвинутыми кустами показалосьь раскрасневшееся лицо Василисы.

Едва только ее тучная фигура появилась среди зелени малинника, как неожиданно неистово гаркнула над головой ее ворона.

Василиса задрожала с головы до ног. Она была суеверна до смешного, верила не только в приметы, но и во всякую чертовщину и небывальщину.

- Ой! Батюшки, чуо меня! Чур! - зашептала она, открещиваясь и отплевываясь... - Не к добру раскаркалась... Пронесись, беда, мимо меня, пронесись... Господи помилуй! Кши! Кши! Кши! - замахала она руками на воображаемую ворону.

Насмешливое лицо Виктора высунулось меж деревьев.

- Мое вам нижайшее, Митриада Пафнутьевна! - прозвенел с высоты дерева его
Страница 8 из 50 Следующая страница