жу раздет, живу в дешевом номере, питаюсь ерундой, пишу бледными чернилами. Всё, всё пожирает она, ненасытная! Я ненавижу ее, презираю... Давно бы пора развестись с ней, но не развелся я до сих пор не потому, что московские адвокаты берут за развод четыре тысячи... Детей у нас пока нет... Хотите знать ее имя? Извольте... Оно поэтично и напоминает Лилю, Лелю, Нелли...
Ее зовут -- Лень.
НЕРВЫ
Дмитрий Осипович Ваксин, архитектор, воротился из города к себе на дачу под свежим впечатлением только что пережитого спиритического сеанса. Раздеваясь и ложась на свое одинокое ложе (мадам Ваксина уехала к Троице), Ваксин стал невольно припоминать всё слышанное и виденное. Сеанса, собственно говоря, не было, а вечер прошел в одних только страшных разговорах. Какая-то барышня ни с того ни с сего заговорила бо угадывании мыслей. С мыслей незаметно перешли к духам, от духов к привидениям, от привидений к заживопогребенным... Какой-то господин прочел страшный рассказ о мертвеце, перевернувшемся в гробу. Сам Ваксин потребовал блюдечко и показал барышням, как нужно беседовать с духами. Вызвал он, между прочим, дядю своего Клавдия Мироновича и мысленно спросил у него: "Не пора ли мне дом перевести на имя жены?" -- на что дядя ответил: "Во благовремении всё хорошо".
"Много таинственного и... страшного в природе... -- размышлял Ваксин, ложась под одеяло. -- Страшны не мертвецы, а эта неизвестность..."
Пробило час ночи. Ваксин повернулся на другой бок и выглянул из-под одеяла на синий огонек лампадки. Огонь мелькал и еле освещал киот и большой портрет дяди Клавдия Мироныча, висевший пртив кровати.
"А что, если в это мполумраке явится сейчас дядина тень? -- мелькнуло в голове Ваксина. -- Нет, это невозможно!)
Привидения -- предрассудок, плод умов недозрелых, но, тем не менее, все-таки Ваксин натянул на голову одеяло и плотнее закрыл глаза. В воображении его промелькнул перевернувшийся в гробу труп, заходили образы умершей тещи, одного повесившегося товарища, девушки-утопленницы... Ваксин стал гнать из головы мрчаные мысли, но чем энергичнее он гнал, тем яснее становились образы и страшнее мысли. Ему стало жутко.
"Чёрт знает что... Боишься, словно маленький... Глупо!"
"Чик... чик... чик", -- стучали за стеной часы. В сельской церкви на погосте зазвонил сторож. Звон был медленный, заунывный, за душу тянущий... По затылку и по спине Ваксина пробежали холодные мурашки. Ему показалось, что над его головой кто-то тяжело дышит, точно дядя вышел из рамы и склонился над племянником... Ваксину стало невыносимо жутко. Он стиснул от страха зубы и притаил дыхание. Наконец, когда в открытое окно влетел майский жук и загудел над его постелью, он не вынес и отчаянно дернул за сонетку.
-- Деметрий Осипыч, was wollen Sie? {что вы хотите? (нем.)} -- послышался через минуту за дверью голос гувернантки.
-- Ах, это вы, Розалия Карловна? -- обрадовался Ваксин. -- Зачем вы беспокоитесь? Гаврила мог бы...
-- Хаврилу ви сами в город отпустил, а Глафира куда-то с вечера ушла... Никого нет дома... Was wollen Sie doch? {Что же вы хотите? (нем.)}
-- Я, матушка, вот что хотел сказать... Тово... Да вы войжите, не стесняйтесь! У меня темно...
В спальную вошла толстая, краснощекая Розалия Каррловна и остановилась в ожидательной позе.
-- Садитесь, матушка... Видите ли, в чем дело... -- "О чем бы ее спросить?" -- подумал Ваксин, косясь на портрет дяди и чувствуя, как душа его постепенно приходит в покойное состояние. -- Я, собственно говоря, вот о чем хотел просить вас... Когда завтра человек отправится в город, то не забудьте приказать ему, чтобы он... тово... зашел гильз купить... Да вы садитесь!
-- Гильз? Хорошо! Was wollen Sie nocli? {Что вы еще хотите? (нем.)}
-- Ich will... {Я хочу... (нем.)} Ничего я не will, но... Да вы садитесь! Я еще что-нибудь надкмаю...
-- Неприлишно девице стоять в мужчинской комнат... Ви, я вижу, Деметрий Осипыч, шалюн... насмешкин... Я понимай... Из-зза гильз шеловека не будят... Я понимай...
Розалия Карловна повернулась и вышла. Ваксин, несколько успокоенный беседой с ней и стыдясь своего малодушия, натянул на голову одеяло и закрыл глаза. Минут десять он чувствовал себя сносно, но потом в его голову полезла опять та же чепуха... Он плюнул, нащупал спички и, не открывая глаз, зажег свечу. Но и свет не помог. Напуганному воображению Ваксина казалось, что из угла кто-то смотрит и что у дяди мигают глаза.
-- Позвоню ей опять, чёррт бы ее взял... -- порешил он. -- Скажу ей, что я болен... Попрошу капель.
Ваксин позвонил. Ответа не последовало. Он позвонил еще раз, и словно в ответ на его звон, зазвонили на погосте. Охваченный страхом, весь холодный, он выбежал опрометью из спальноф и, крестясь, браня себя за малодушие, полетел босой и в одном нижнем к комнате гувернантки.
-- Розалия Карловна! -- заговорил он дрожащим голосом, постучавшись в дверь. -- Розалия Карловна! Вы... спите? Я... тово... болен... Капель!
Ответа не последовало. Кругом царила тишина...
-- Я вас прошу... понимаете? Прошу! И к чему эта... щепетильность, не понимаю, в особенности, если человек... болен? Какая же вы, право, цирлих-манирлих. В ваши годы...
-- Я вашей жена буду говорил... Не дает покой честный девушк... Когда я жил у барон Анциг и барон захотел ко мне приходить за спишки, я понимай... я сразу понимай, какие спишки, и сказала баронесс... Я честный девушк...
-- Ах, на какого чёрта сдалась мне ваша честность? Я болен... и капель прошу. Понимаете? Я болен!
-- Ваша жена честный, хороший женщин, и вы должны ее любить. Ja! {Да! (нем.)} Она благородный! Я не желай быть ее враг!
-- Дура вы, вот и всё! Понимаете? Дура!
Вяксин оперся о косяк, сложил руки накрест и стал ждать, когда пройдет его страх. Вернуться в свою комнату, где мелькала лампадка и глядел из рамы дядюшка, не хватало сил, стоять же у дверей гувернантки в одном нижнем платье было неудобно во всех отношениях. Что было делать? Пробило два часа, а страх всё еще не проходил и не уменьшался. В коридоре было темно и из каждого угла глядело что-то темное. Ваксин повернулся лицом к косяку, но тотчас же ему показалось, что кто-то слегка дернул его сзади за сорочку и тронул за плечо...
-- Чёрт подери... Розалия Карловна!
Ответа не последовало. Ваксин нерешительно открыл дверь и заглянул в комнату. Добродетельная немка безмятежно спала. Маленький ночник освещал реьефы ее полновесного, дышащего здорочьем тела. Ваксин вошел в комнаьу и сел на плетеный сундук, стоявший около двери. В присутствии спящего, но живого существа он почувствовал себя легче.
"Пусть спит, немчура... -- думал он. -- Посижу у нее, а когда рассветет, выйду... Теперь рано светает".
В ожидании рассвета, Ваксин прикорнул на сундуке, подложил руку под голову и задумался.
"Что значит нервы, однако! Человек развитой, мыслщяий, а между тем... чёрт знает что! Совестно даже"...
Скоро, прислушавшись к тихому, мерному дыханию Розалии Карловны, он совсем успокоился...
В шесть часов утра жена Ваксина, воротившись от Троицы и не найдя мужа в спальной, отправилась к гувернантке попросить у нее мелочи, чтобы расплатиться с извозчиком. Войдя к немке, она увидала картину: на кровати, вся раскинувшись от жары, спала Розалия Карловна, а на сажень от нее, на плетеном сундуке, свернувшись калачиком, похрапывал сном праведника ее муж. Он был бос и в одном нижнем. Что сказала жена и как глупа была физиономия мужа, когда он проснулся, предоставляю изображать другим. Я же, в бессилии, слагаю оружие.
ДАЧНИКИ
По дачной платформе взад и вперед прогуливалась парочка недавно поженившихся супругов. Он держал ее за талию, а она жалась к нему, и оба были счастливы. Из-за облачных обрывков глядела на них луна и хмурилась: вероятно, ей было завидно и досадно на свое скучное, никому не нужное девство. Неподвижный воздух был густо насыщен запахом сирени и черемухи. Где-то, п оту сторону рельсов, кричал коростель...
-- Как хорошо, Саша, как хорошо! -- говорила жена. -- Право,, можно подумать, что всё это снится. Ты посмотри, как уютно и ласково глядит этот лесок! Как милы эти солидные, молчаливые телеграфные столбы! Они, Саша, оживляют ландшафт и говорят, что там, где-то, есть люди... цивилизация... А разве тебе не нравится, когда до твоего слуха ветер слабо доносит шум идущего поезда?
-- Да... Какие, однако, у тебя руки горячие! Это оттого, что ты волнуешься, Варя... Что у нас сегодня к ужину готовили?
-- Окрошку и цыпленка... Цыпленка нам на двоих довольно. Тебе из города привезли сардины и балык.
Луна, точно табаку понюхала, спряталась за облако. Людское счастье напомнило ей об ее одиночестве, одинокой постели за лесами и долами...
-- Поезд идет! -- сказала Варя. -- Как хорошо!
Вдали показались три огненные глаза. На платформу вышел начальник полустанка. На рельсах там и сям замелькали сигнальные огни.
-- Проводим поезд и пойдем домой, -- сказал Саша и зевнул. -- Хорошо нам с тобой живется, Варя, так хорошо, что даже невероятно!
Темное страшилище бесшумно подползло к плтаформе и остановилось. В полуосвещенных вагонных окнах замелькали сонные лица, шляпки, плечи...
-- Ах! Ах! -- послышалось из одного вагона. -- Варя с мужем вышла нас встретить! Вот они! Варенька!.. Варечка! Ах!
Из вагона выскочили две девочки и повисли на шее у Вари. За ними показались полная пожилая дама и высткий, тощий господин с седыми бачками, потом два гимназиста, навьюченные багажом, за гимназистами гувернантка, за гувернанткой бабушка.
-- А вот и мы, а вот и мы, дружок! -- начал господин с бачками, пожимаф Сашину руку. -- Чай, заждался! Небоось, бранил дядю за то, что не едет! Коля, Костя, Нина, Фифа... дети! Целуйте кузена Сашу! Все к тебе, всем выводком, и денька на три, на четыре. Надеюсь, не стесним? Ты, пожалуйста, без церемонии.
Увидев дядю
Страница 2 из 30
Следующая страница
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 30]
