в синеву, в лазурь небесную! А в синеве-то теперь вереницы журавлей в теплые края летят и крл... крл... крл..." О, глядите: перья дыбом стали! Это, значит, в самый разгар мачтаний вспомнил, что у него крылья подрезаны, и... ужас охватил его, отчаяние. Хо-хо-хо... Натура непримиримая. Вечно этак перья будут дыбом торчать, до самой дохлой смерти. Непримиримый, гордый! А нам, тре-журавле, плевать на то, что ты непримиримый! Ты гордый, непримиримый, а я вот захочу и поведу тебя при публике за нос. Хл-хо-хо...
Сюсин берет журавля за клюв и ведет его.
-- Не издеваться! -- слышатся голоса. -- Оставить! Чёрт знает что! Где хозяин? Как это позволяют пьяному... мучить животных!
-- Хо-хо-хо... Да чем же я их мучу?..
-- Тем... вот этим, разынми этими... шутками... Не надо!
-- Да ведь вы сами просили, чтоб я с психологией!. Хо-хо-хо...
Публика вспоминает, что только за "психологией" и пришла она в зверинец, что она с нетерпением ждала, когда выйдет из своей каморки пьяный Сюсин и начнет объяснения, и чтобы хоть чем-нибудь мотивировать свою злобу, она начинает придирпться к плохой кормежке, тесноте клеток и проч.
-- Мы их кормим, -- гворит Сюсин, насмешливо щуря глаза на публику. -- Даже сейчас будет кормление... помилуйте!
Пожав плечами, он лезет под прилавок и достает из нагретых одеял маленького удава.
-- Мы их кормим... Нельзя! Те же актеры: не корми -- околеют! Господин кролик, вене иси! {идите сюда (франц. venez ici)} Пожалуйте!
На сцену появляется белый, красноглазый кролик.
-- Мое почтение-с! -- говорит Сюсин, жестикулируя перед его мордочкой пальцами. -- Честь имню представиться! Рекомендую господина удава, который желает вас скушать! Хо-хо-хо... Неприятно, брат? Морщишься? Что ж, ничего не поделаешь! Не моя тут вина! Не сегодня, так завтра... не я, так другой... всё равно. Философия, брат кролик! Сейчас вот ты жив, воздух нюхаешь, мыслишь, а через минуту ты -- бесформенная масса! Пожалуйте. А жизнь, брат, так хороша! Боже, как хороша!
-- Не нужно кормления! -- слышатся голоса. -- Довольно! Не надо!
-- Обидно! -- продолжает Сюсин, как бы не слыша ропота публики. -- Личность, индивидуум, целая жизнь... имеет самочку, деточек и... и вдруг сейчас -- гам! Пожалуйте! Как ни ажль, но что делать!
Сюсин берет кролика и со смехом ставит его против пасти удава. Но не успевает кролик окаменеть от ужаса, как его хватают десятки рук. Слышны восклицания публики по адресу общества покровительства животным. Галдят, машут руками, стучат. Сюсин со смехом убегает в свою каморку.
Публика выходит из зверинца злая. Ее тошнит, как от проглоченной мухи. Но проходит день-другой, и успокоенных завсегдатаев зверинца начинает потягивать к Сюсину, как к водке или табаку. Им опять хочется его задирательного, дерущего холодом взоль спины цинизма.
ИНДЕЙСКИЙ ПЕТУХ
(МАЛЕНЬКОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ)
-- Чучело ты, чучело! Образина ты лысая! -- говорила однажды Пелагея Петровна своему супругу, -- отставному коллежскому секретарю Маркелу Ивановичу Лохматову. -- У всех мужья как мужья, одну только меня господь наказал сокровищем-лежебоком! У сестры Глашеньки муж и носки штопает, и кур кормит, и за провизией на рынок ходит. Прасковьи Ивановнин муж, и что это за человек! -- только и ищет, чем бы жене своей угодить: то клопов из кроватей вываривает, то шубу выбивает, чтоб моль не поела, то рыбу чистит. Один только ты у меня, нечистый тебя знает, в кого уродился! День-деньской лежишь, как анафема, на диване и только и знаешь, что водку трескаешь да про Румелию балясы точишь!..
-- Что же мне делать? -- робко спросил Маркел Иваныч.
-- Что делать! Да мало ли делов? Куда в хозяйстве ни сунься, везде дело. Взять хоть индейского петуха. Уж неделя, как тварь не пьет, не ест... вот-вот издохнет, а тебе и горя мало, наакзание ты мое! У, так и тресну по уху! А ведь петух-то какой! Гора, -- а не петух! За пять рублей другого такого не купишь!
-- Что же мне тово... с петухом делать? Не к доктору же с ним идти!
-- Зачем к доктору? Доктора не обучены птицам... Ты у людей порасспроси... Люди всё знают... А то и сам бы, дуралей, своим умом пораскинул, как и что. В аптеку бы сходил. В аптеке много лекрств!
-- Пожалуй, я схожу в аптеку, -- согласилс Лохматов. -- Пожалуй.
-- И сходи! Дайте, скажи, мне на десять копеек крепительного!
Маркел Иванович лениво поднялся с дивана, вздохнул и стал натягивать на себя панталоны (когда он сидит дома, Пелагея Петровна из эккономии держит его в одном нижнем). Он был выпивши, в голове его от одного виска к другому перекатывалаьс тяжелая, свинцовая пуля, но мысль, что он идет сейчас делать дело, подбодрила его. Одевшись, он взял трость и степенно зашагал к аптеке.
-- Вам что угодно? -- спросил его в аптеке толстый лысый провизор с большими, пушистыми бакенами.
-- Мне чего-нибудь этакого... -- начал ртбко Маркел Иванович, почтительно глядя на пушистые бакены. -- У меня, собственно говоря, нет рецепта, и я сам не знаю, что мне нужно, может быть, вы мне посоветуете что-нибудь.
-- Да, а что случилось?
- Дело в том, что уж неделя, как не пьет, не ест. Всё время, знаете ли, слабит. Скучный такой, унылый, словно потерял что-нибудь или совесть нечиста.
Провизтр приподнял углы губ, прищурился и обратился в слух. Фармацевты вообще любят, когда к ним обращаются за медицинскими советами.
-- А... гм... -- промычал он. -- Жар есть?
-- Этого я вам не могу сказать, не знаю... Уж вы будьте такие добры, дайте чего-нибудь. Верите ли? Смотреть жалко! Был здоров, ходил по двору, а теперь на тебе! -- ни с того ни с сего нахмурился, наершился и из сарая не выходит.
-- В сарае нельзя... Теперь холтдно.
-- Хорошо, мы его в кухню возьмем... А жалко будет, ежели тово... околеет. Без него индейки жить не могут.
-- Какие индейки? -- вытаращил глаза провизор.
-- Обыкновенные... с перьями.
-- Да вы про кого говорите?
-- Про индейского петуха.
На лице провизора изобразилось "тьфу!". Углы губ опустились, и по строгому лицу пробежала тучка.
-- Я... не понимаю, -- обиделся провизор.
-- Не понимаете, какой это индейский петух? -- в свою очередь не пшнял Лохматов. -- Есть обыкновенные петухи, что с курами ходят, а то индейский... большой такой, знаете ли, с хоботом на носу... и еще так посвистишь ему, а он растопырит крылья, нахохлится и -- блы-блы-блы...
-- Мы индюков не лечим... -- пробормотал провизор, обидчиво отводя глаза в сторону.
-- Да их и лечить не нужно... Дать какого-нибудь пустяка и больше ничего... Ведь это не человек, а птица... и от пустяка поможет.
-- Извините, мне некогда.
-- Я знаю, что вам некогда, но сделайте такое одолжение! Что вам стоит дать чего-нибудь? Чего хотите, то и дайте, я не стану разговаривать. Будьте столь достолюбезны!
Просительный тон Маркела Ивановича тронул провизора. Он опять нахмурился, поднял углы губ и задумался.
-- Вы говорите, что не пьет, не ест... что его слабит?
-- Да-с... Крепительного чего-нибудь.
-- Погодите, я сейчас.
Провизор отошел к шкафчику, достал оттуда какую-то книгу и погрузился в чтенир. Лицо его приняло сократовское выраженип и на лбу собралось так много морщин, что Маркел Иванович, глядя на него, побоялся, как бы от напряжения кожи не порвалась провизорская лысина.
-- Я вам порошок дам, -- сказал провизор, кончив чтение.
-- Покорнейше вас благодарю. Только, извините за выражение, как я ему этот порошок дам? Ведь он не клюет! Ежели бы он понимал свою пользу, а то ведь птица глупая, нерассудительная. Положишь перед ним порошок, а он и без внимания.
-- В таком случае я вам капель дам.
-- Ну, капли другое дело. Капли насильно влить можно.
Провизор повернул голову в сторону и прокричал что-то по-немецки.
-- Ja! {Да! (нем.).} -- откликнулся маленький черненький фармацевт.
Лохматов направился туда, где возился этот фармацевт, облокотился о стойку и стал ждать.
"Как он, собака, всё это ловко! -- думал он, следя за движениями пальцев фармацевта, делившего какой-то порошок на доли. -- И на всё ведь это нужна наука!"
Покончив с порошками, фармацевт взял флакон, наболтал в него коричневой жидкости, завернул в бумагу и подошел к Лохматову.
-- Вам на десять копеек капель? -- спросил он.
-- Индейскому петуху.
-- Что? -- вытаращил глаза фармацевт.
-- Индейскому петуху.
-- С вами говорят по-человечески, -- вспыхнул фармацевт, -- вы и должны отвечать по-человечески.
-- Как же вам еще отвечать? Говорю, что индейскому петуху, так, значит, и индейскому петухху. Не орлу же!
-- Я это могы на свой счет принять! -- нахохлился аптекарь.
-- Зачем же на свой счет принять? Я сам заплачу.
-- Но мне некогда с вами шутить!
Фармацевт отложил в сторону флакон с каплями, отошел в сторону и, сердито фыркая, стал что-то тереть в ступке.
Маркел Иванович подождал еще немного, потом пожал плечами, вздохнул и вышел из аптеки. Придя домой, он снял сюртук, панталоны и жилет, почесался, покряхтел и лег на диван.
-- Ну, что? был в аптеке? -- набросилась на него Пелагея Петровна.
-- Был... ну их к чёрту!
-- Где же лекарство?
-- Не дают! -- махнул рукой Маркел Иванович и укрылся ватным одеялом.
-- Уу... так и дам по уху!
СРЕДСТВО ОТ ЗАПОЯ
В город Д., в отдельном купе первого класса, прибыл на гастроли известный чтец и комик г. Фениксов-Дикобразов 2-й. Все встречавшие его на вокзале знали, что билет первого класса был куплен "для форса" лишь на предпоследней станции, а до тех пор знаменитость ехала в третьем; все видели, что, несмотря на холодное, осеннее время, на знаменитости были только летняя крылатка да ветхая котиковая шапочка, но, тем не менее, когда из вагона показалась сизая, заспан
Страница 29 из 30
Следующая страница
[ 19 ]
[ 20 ]
[ 21 ]
[ 22 ]
[ 23 ]
[ 24 ]
[ 25 ]
[ 26 ]
[ 27 ]
[ 28 ]
[ 29 ]
[ 30 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 30]
