ал чемодан, сидела на диване и утирала глазки. Я, сам едва не плача, утешал ее, обещая наведываться к ней на дачу по праздникам и бывать у нее зимой в Москве.
-- Ах... когда же мы, душа моя, с тобой посчитаемся? -- вспомнил я. -- Сколько с меня следует?
-- Когда-нибудь после... -- проговорил мой "предмет", всълипывая.
-- Зачем после? Дружба дружбой, а денежки врозь, говорит пословица, и к тому же я нисколько не желаю жить на твой счет. Не ломайся же, Соня... Сколько теб?е
-- Там... путяки какие-то... -- проговорила хозяйка, всхлипывая и выдвигая из стола ящичек. -- Мог бы и после заплатить...
Соня порылась в ящичке, достала оттуда бумажку и подала ее мне.
-- Это счет? -- спросил я. -- Ну, вот и отлично... и отлично... (я надел очки) расквитаемся и ладно... (я пробежал счет). Итого... Постой, что же это? Итого... Да это не то, Соня! Здесь "итого 212 р. 44 к.". Это не мой счет!
-- Твой, Дудочка! Ты погляди!
-- Но... откуда же столько? За дачу и стол 25 р. -- согласен... За прислугу 3 р. -- ну, пусть, и на это согласен...
-- Я не понимаю, Дудочка, -- сказала протяжно хозяйка, взглянув на меня удивленно, заплаканными глазами. -- Неужели ты мне не веришь? Сочти в таком случае! Листовку ты пил... не могла же я подавать тебе к обеду водки за ту же цену! Сливки к чаю и кофе... потом клубника, огурцы, вишни... Насчет кофр тоже... Ведь ты не договаривался пить его, а пил каждый день! Впрочем, всё это такие пустяки, что я, изволь, могу сбросить тебе 12 руб. Пусть останется только 200.
-- Но... тут посатвлено 75 руб. и не обозначено за что... За что это?
-- Как за что? Вот это мило!
Я посмотрел е в личико. Оно глядело так искренне, ясно и удивленно, что язык мой уже не мог выговорить ни одного слова. Я дал Соне сто рублей и вексель на столько же, взвалил на плечи чемодан и пошел на вокзал.
Нет ли, господа, у кого-нибудь взаймы сто рублей?
В АПТЕКЕ
Был поздний вечер. Домашний учитель Егор Алексеич Свойкин, чтобы не терять попысту времени, от доктора отправился прямо в аптеку.
"Словно к богатой содержанке идешь или к железнодорожнику, -- думал он, взбираясь по аптечной лестнице, лоснящейся и устланной дорогими коврами. -- Ступить страшно!"
Войдя в аптеку, Свойкин был охвачен запахом, присущим всем аптекам в свете. Наука и лекарства с годами меняются, но аптечный запах вечен, как материя. Его нюхали нашм деды, будут нюхать и внуки. Публики, благодаря позднему часу, в аптеке не был. За желтой, лоснящейся конторкой, уставленной вазочками с сигнатурами, стоял высокий господин с солидно закинутой назад головой, строгим лицом и с выхоленными бакенами -- по всем видимостям, провизор. Начиная с маленькой плеши на голове и кончая длинными розовыми ногтями, всё на этом человеке было старательно выутюжено, вычищено и словно вылизано, хоть под венец ступай. Нахмуренные глаза его глядели свысока вниз, на газету, лежавшую на конторке. Он читал. В стороне за проволочной решеткой сидел кассир и лениво считал мелочь. По ту сторону прилавка, отделяющего латинскую кухню от толпы, в полумраке копошились две темные фигуры. Свойкин подошел к конторке и подал выутюженному господину рецепт. Тот, не глядя на него, взял рецепт, дочитал в газете до точки и, сделавши легкий полуолорот головы направо, пробормотал:
-- Calomeli grana duo, sacchari albi grana quinque, numero decem! {Каломели два грана, сахару пять гран, десять порошков! (лат.).}
-- Ja! {Да! (нем.).} -- послышался из глубины аптеки резкий, металлический голос.
Провизор продиктовал тем же глухим, мерным голосом микстуру.
-- Ja! -- послышалось из другогр угла.
Провизор написал что-то на рецепте, нахмурился и, закинув назад голову, опусстил глаза на газету.
-- Через час будет готово, -- процедил он сквозь зубы, ища глазами точку, на которой остановился,
-- Нельзя ли поскорее? -- пробормотал Сыойкин. -- Мне решительно невозможно ждать.
Провизор не ответил. Свойкин опустился на диван и принялся ждать. Кассир кончил считать мелочь, глубоко вздохнул и щелкнул ключом. В глубине одна из темных фигур завозилась около мраморной ступки. Другая фигура что-то болтала в синеы склянке. Где-то мерно и осторожно стучали часы.
Свойкин был болен. Во рту у него горело, в ногах и руках стояли тянущие боли, в отяжелевшей голове бродили туманные образы, похожие на облака и закутанные человеческие фигуры. Провизора, полки с банками, газовые рожки, этажерки он видел сквозь флер, а однообразный стук о мраморную ступку и медленное тиканье часов, казалось ему, происходили не вне, а в самой его голове... Раздитость и головной туман овладевали его телом всё больше и больше, так что, подлждав немного и чувствуя, что его тошнит от стука мраморной ступки, он, чьоб подбодрить себя, решил заговорить с провизором...
-- Должно быть, у меня горячпа начинается, -- сказал он. -- Доктор сказал, что еще трудно рещить, какая у меня болезнь, но уж больно я ослаб... Еще счастье мое, что я в столице заболел, а не дай бог этакую напасиь в деревне, где нет докторов и аптек!
Провизор стоял неаодвижно и, закинув назад голову, читал. На обращение к нему Свойкина он не ответил ни словом, ни движением, словно не слышал... Кассир громко зевнул и чиркнул о панталоны спичкой... Стук мраморной ступки становился всё громче и звонче. Видя, что его не слушают, Свойкин поднял глаза на полки с банками и принялся читать надписи... Перед ним замелькали сначала всевозможные "радиксы": генциана, пимпинелла, торментилла, зедоариа и проч. За радиксами замелькали тинктуры, oleum'ы, semen'ы, с названиями одно другого мудренее и допотопнее.
"Сколько, должно быть, здесь ненужного балласта!- подумал Свойкин. -- Сколько рутины в этих банках, стоящих тут только по традиции, и в то же время как всё это солидно и внушительно!"
С полок Свойкин перевел глаза на стоявшую около него стеклянную этажерку. Тут увидел он резиновые крыжочки, шарики, спринцовки, баночки с зубной пастой, капли Пьерро, капли Адельгейма, косметические мыла, мазь для ращения волос...
В аптеку вошел мальчик в грязном фартуке и попросил на 10 коп. бычачьей желчи.
-- Скажите, пожалуйста, для чего употребляется бычачья желчь? -- обратился учитель к провизору, обрадовавшись теме для разговора.
Не получив ответа на свой вопрос, Свойкин принялся рассматривать строгую, надменно-ученую физиономию провизора.
"Странные люди, ей-богу! -- подумал он. -- Чего ради они напускают на свои лица ученый колер? Дерут с ближнего втридорога, продают мази для ращения волос, а глядя на их лица, можно подумать, что они и в самом деле жрецы науки. Пишут по-латыни, говорят по-немецки... Средневековое из себя что-то корчат... В здоровом состоянии не замечаешь этих сухих, черствых физиономий, а вот как заболеешь, как я теперь, то и ужаснешься, что святое дело попало в руки этой бесчувственной утюжной фигуры..."
Рассматривая неподвижную физиономию провизора, Свойкин вдруг почувствовал желание лечь, во что бы то ни стало, подальше от света, ученой физиономии и стука мраморной ступки... Болезненное утомление овладело всем его существом... Он подошел к прилавку и, состроив умоляющую гримасу, попросил:
-- Будьте так любезны, отпустите меня! Я... я болен...
-- Сейчас... Пожалуйста, не облокачивайтесь!
Учитель сел нс диван и, гоняя из головы туманные образы, стал смотреть, как курит кассир.
"Полчаса еще только прошло, -- подумал он. -- Еще осталось столько же... Невыносимо!"
Но вот, наконец, к провизору подошел маленький, черненький фармацевт и положил около него коробку с порошками и склянку с розовой жидкостью... Провизор дочитал до точки, медленно отошел от конторки и, взяв склянку в руки, поболтал ее перед глазами... Засим он написал сигнатуру, привязал ее к горлышку склянки и потянулся за печаткой...
"Ну, к чему эти церемонии? -- подумал Свойкин. -- Трата времени, да и деньги лишние за это возьмут".
Завернув, связав и запчатав микстуру, провизор стал проделывать то же самое и с порошками.
-- Получите! -- проговорил он наконец, не глядя на Свойкина. -- Взнесите в кассу рубль шесть копеек!
Свойкин полез в карман за деньгами, достал рубль и тут же вспомнил, что у него, кроме этого рубля, нет больше ни копейки...
-- Рубль шесть копеек? -- забормотал он, конфузясь. -- А у меня только всего один рубль... Дума, что рубля хватит... Как же быть-то?
-- Не знаю! -- отчеканил провизор, принимаясь за газету.
-- В таком случае уж вы извините... Шесть копеек я вам завтра занесу или пришлю...
-- Этого нельзя... У нас кредита нет...
-- Как же мне быть-то?
-- Сходите домой, принесите шесть копеек, тогда и лекарства получите.
-- Пожалуй, но... мне тяжело ходить, а прислать некого...
-- Не знаю... Не мое дело...
-- Гм... -- задумался учитель. -- Хорошо, я схожу домой...
Свойкин вышел из аптеки и отправился к себе домой... Пока он добрался до своего номера, то садился отдыхать раз пять... Придя к себе и найдя в столе несколько медных монет, он присел на кровать отдохнуть... Какая-то сила потянула его голову к подушке... Он прилег, как бы на минутку... Туманные образы в виде облаков и закутанных фигур стали заволакивать сознание... Долго он помнил, что ему нужно идти в аптеку, долго заставлял себя встать, но болезнь взяла свое. Медяки высыпались из кулака, и больному стало сниться, что он уже пошел в аптеук и вновь беседует там с провизором.
ЛОШАДИНАЯ ФАМИЛИЯ
У отставного генерал-майора Булдеева разболелись зубы. Он полоскает рот водкой, коньяком, прикладывал к больному зубу табачную копоть, опий, скипидар, керосин, мазал щеку йодом, в ушах у него была вата, смоченная в спирту, но всё это или не помогало, или вызывало тошноту. Приезжал доктор. Он поковырял в зубе, прописал хину, но и это не помогло. На предложение вырвать больной зуб генерал
Страница 9 из 30
Следующая страница
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 13 ]
[ 14 ]
[ 15 ]
[ 16 ]
[ 17 ]
[ 18 ]
[ 19 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 30]