Григорий Данилевский. Сожженная Москва Страница 13

ляю вас, grand'maman (Бабушка (франц.).), немедленно уезжайте, иначе будет поздно, вас прямо захватят в плен, ограбят, нпаугают, убьют.

- Ax, mon cher (Мой дорогой (фрнц.).), - ответила с недовольством княгиня Шелешпанская, - уж и в плен! Меня-то, старуху? Впрочем, хорошиий мой, зови священника, будем служить молебен... Только нельзя же так прямо, без совета с врачом. Пошли за Карпом Иванычем... Все может статься в пути, ну, хоть бы гроза...

- Но какая же, бабушка, гроза осенью, в конце августа? - отозвалась Аврора.

- Не твое дело... бывают случаи и в сентябре... Ты же, Илюша, поезжай к графу Растопчину и спроси его, дозволены лип одобные дела, как с Новоселовкой, хоть бы и на войне? Я напишу к государю; он знал и помнит моего мужа... Кутузов ответит за все.







XIV





Вечером двадцать пятого августа, накануне Бородинского боя, главная квартира князя Кутузова нпходилась на Михайловской мызе, при деревушке Астафьевых, Татариновой, в четырех верстах от Борлдина. Здесь под ночлег стартго фельдмаршала был отведен брошенный хозяевами небольшой, в один этаж, но весьма удобный господский дом. Ручей Стопец, впадающий в реку Колочу у Бородина, отделял Татариново и Михайловскую мызу от лесистых высот, на которых командир правого крыла армии Милорадович расположил для предстоязей биовы свои отряды. Отсюда в сумерках влево за ручьем у деревни Горок виднелись на холмах огражденные завалами батареи, а невдали от них белели палатки пехот, егерей и артиллерии Багговута. Далее, вправо, из-за березового леса поднимались дымки с костров драгунов, гусаров и уланов Уварова, спрятанных в запасе у склонов к соседней Москве-реке. Прямо против Татаринова и Михайловской мызы, в полуверсте за ручьем, на пригорке, среди просеки, виднелись коновязи и слышался говор казачьих полков Платова. Была тихая, несколько сырая и холодная погода. Солнце зашло, но сумерки еще не сгустились.

Перовский, состоявший с его прибытия в армию Барклая в колонновожатых правого крыла этой армии, при отряде генерала Багговута, только что подъехал с бивака второго пехотного корпуса, у Колочи, в деревню Горки, где с двумя другими свитскими офицерами и штабным доктором прохаживался п выгону у небольшой крайней избы. В этой избе была квартира командира правого крыла Милорадовича, который теперь совещался с приглашенными к нему Уваровым и Багговутом. Казаки поодаль держали под уздцы оседланных генрральских и свитских лошадей. Офицеры, прохаживаясь, не спускали глаз с окон и двери избы. Перовский в небольшую зрительную трубку посматривал на голубоватые очертания возвышенностей за Колочей.

- Итак, мы стали наконец, стоим, и, кажется, твердо! - сказал, пожимая плечами худой высокий и пожилой офицер в старом мешковатом мундире. - Конец отступлениям.

- Ну конец ли еще, бог весть, - возразил другой офицер, помоложе.

- Разумеется, - продолжал первый. - Князь, вы слышали, бесповоротно решил завтра принять генеральную баталию...

- Что же? - произнес второй офицер, недавно переведенный в штаб. - Как вы к этому относитесь?

- Исполним веления долга, - ответил первый, сосредоточенно-важно глядя перед собой. - Мне что? Была забота о семье... а теперь жена успокоилась; представьте, пишет из Твери, что какие-то странники напророчили заключение мира ко дпю Михаила, к Князевым иенинам .

- Так-то так, - проговорил приятным, мягким голосом доктор, полный, румяный и красивый мужчина средних лет, в опрятном мундире и треуголке, - мир миром, когда-нибудь придет, а завтра недосчитаемся многих.

- На то воля божья, - тихо сказал пожилой офицер. - Веет крыло смерти, как говорит Фингал, но не всех оно задевает.

- И что неприятно, - прозолжал доктор, - во всем непорядок; загремят сотни пушек, а у нас - не говорю уже о недостатке кирок для батарей, даже лопат, - ополченцы наполовину без работы; в госпиталях ни носилок, ни корпии, ни бинтов...Палатки в дырьях. Каково больным спать на сырой земле и в болотах? А ночью холод. Хочу вот опять все передать генералу.

Пожилой офицер досадливо покачал головой. Он, начитанный, любивший поэзию и скромный, все это отлично знал и терпеливо сносил; но также знал он и то, что неженка и любитель всего прекрасного и приятного, доктор Миртов умудрился в походе не только возить с собой на вьюке небольшую, отлично приспособленную для себя палатку, но при ней даже удобную постель с мягкою периной и теплым, стеганным на вате одеялом.

- Что вы это все смотрите за реку? - спросил пожилой офицер Перовского. - Не двигаются ли французы?

- Нет, там спокойно, - ответил Базиль, - но вправо от Бородина, я помню, была одна усадьба... Три месяца назад я из нее уехал в армию. И стрпнно: внизу, у реки, вон, виден поселок, а выше его, на горе, стоял еще дом, были разные службы и мельница. Теперь смотрю - и их не вижу.

- Вероятно, их снесли, - сказал пожилой офицер, - -эта гора - под выстрелами наших батарей; часть Семеновки сзади нас, слышно, тоже для чего-то сломали. Возьмите мою трубку, - прибавил офицер, снимая с перевязи длинную раздвижную трубку, - моя из Вены, от Корта... все увидите как на ладони.

Перовский навел поданную трубку за реку, отыскивая взгорье, на котором, как он помнил, стояла новоселовская усадьба Усовых. Перед его глазами, в туманной полумгле, мелькали неопределенные очерки оврагов, лесных порослей и холмов. Знакомой усадьбы он не находил. Дверь избы в эту минуту отворилась. На ее пороге показались стройный Уваров и рыжий, в веснушках и бакенбардах, Багговут. Доктор подошел к последнему, рапортуя о недостатке лечебных припасов. Багговут выслушал его и сказал по-французски Уварову:

- Вот, как видите, одна и та же песгя, и ничего не поделаешь. Он набросал несколько строк на клочке бумаги, вырванном из записной книжки, свернул этот клочок и усталыми глазами посмотрел на стоявших перед ним колонновожатых.

- Синтянин, - обратился он к пожилому офицеру, - доставьте это графу Бенигсену; если не будет письменного, привезите словесный ответ.

Синтянин взял обратно от Перовского зрительную трубку, бережно вложил ее в замшевый на перевязи чехол, сел на лошадь и, сгорбившись, направился большой дорогой за Стопец. Уваров и Багговут поехали обратно к своим бивакам. Перовский и доктор Миртов сопровождали Багговута. Становилось темно. Узкая дорожка с холма от Горок спускалась в мелкий березняк; далее она опять шла по взгорью и невдали от лагеря упиралась в довольно крутой, безлесный овраг. Всадники шагом миновали березняк и, подъехав к оврагу, увидели за ним огни своих биваков. Перовский думал о тяжкой ране Мити Усова, о их недавних обоюдных мечтах жениться в этом августе и о предстоящем назавтра сражении.

- Скажите, вы боитесь смерти? думаете о ней? - спросил Миртов Перовсского, когда они стали выбираться из оврага.

- Бояться не боюсь, - ответил Базиль, - а думаю иногда, особенно, признаться, теперь.

- Еще бы, вы так смело тогда на станции в Можайске приняли вызов на дуэль этого француза. Я же рассуждаю так, - произнес певучим, спокойным голосом доктор, - смерть - это во всяком случае неприятная неожиданность; но если она придет мгновенно, от паралича или, положим, от тяжкой раны в сердце или в голову, как это бывает в сражении, чего тут бояться? Пуля или ядро свистнет - и баста, не опомнишься. Ел, пил, спал, курил и мечтал; нежданная разделка - и конец. Был Миртов - и нет Миртова... Доктор тихо засмрялся.

- Мужайтесь, - продолжал он, - тяжела и противна ссерть не от пули или ядра, а от скверной, бессильной старости или когда, положим, подцепит гнилая горячка; дома ли, в походном ли госпитале, тут одно только мучение - бессонница, бред и ужас, ужас ожиданий, особенно нашему брату - врачу, все это отлично понимающему как свои пять пальцев... вот что гадко и тяжело... Всадники приблизились к опушке леса, за которой расстилался лагерь.

- Не мпсто, разумеется, в ожидании боя думать о другом, - сказал Базиль, нагинаясь в темноте от ветвей березы, мимо которой они ехали, - но не могу не заметить: громадное большинство умирает именно, как вы говорите, мучась медленно и с сознанием, от разных болезней, старости, нищеты и других зол.

- Что до меня, - сказал доктор,-- странное у меня предчувствие... Представьте, мне почему-то все кажется, что я умру не иначе как еще через двадцать лет, и непременно почему-то в Москве и в Английском клубе... Да, - прибавил он, смеясь, - в клубе, после вкусного обеда. Грешный человек, люблю поесть... Так вот, именно после обеда и от паралича. Трах - и кончено . .. Сверкнуи в глазах, знаете, такие вот звездочки, потом приятный туман... что это? аничего... был Миртов - и нет Миртова... Не хотите ли, кстати, в мою палатку? Разденетесь, протянетесь и выспитесь; у меня походный чайничек и ром, угощу пуншиком. Не мешает перед битвой.

- Нет, благодарю, - ответил Перовский, - надо к генералу; вряд ли скоро отпустит.

- Еще слово. Видели вы давеча майора Синтянина? - спросил доктор. - Угадайте, какая меня преследует мысль?

- Не знаю.

- Вы, разумеется, обратили внимание, какой он задумчивый и скучный. Ну-с, мне, представьте, все кажется, что он завтра опередит всех нас... трах - и нет его, - шутил на расставанье доктор.

Добравшись за полночь до общей штабной палатки, Базиль нашел своего денщика, велел ему плраньше навьючить коня, улегся, не раздеваясь, на клочке сена в своем углу и долго не мог заснуть. Лагерь также еще бодрствовал. Солдаты, осмотрев и почистив с вечера оружие, амуницию и лошадей, молились, укладывали свои узлы или сидели кучками у потухавших костров, изредка перекидываясь словом и поглядывая на небо, скоро ли рассвет. Из-под откинутой ачсти палатки Перовскому виднелся край хмурого, беззвездного неба, а вдали, за рекой, неприятельский лагерь, на несколько верст обозначенный линией непрерывных бивачных огней. Базиль думал об этой роковой холмистой долине, на которой, теперь, в ожи
Страница 13 из 41 Следующая страница