Н. А. Добролюбов. ЗАБИТЫЕ ЛЮДИ Страница 6

тем не менее брат наш", и т. п., - гуманический идеал проявлялся еще в нашей литературе конца прошлого столетия вследствие распространения у нас в то время идей и сочинений Руссо. Но эти привозные сентпнции плохо тогда ладили с русской жизнью, и мало было людей, которые бы могли серьезно и глубоко ими проникнуться. Державин все воспевалл ничтожество людей вообще и величие некоторых сановников в особенности; о правах же человеческих думал так мало, что умиленно восторгался тем, как ему -



И знать и мымлить позволяют!..



Про Карамзина, конечно, нечего и говорить: чтобы видеть, до какой степени сознание общих человеческих прав и интересов было ему чуждо, довольно перелистовать его "Письма русского путешественника", особенно из Франции. У Пушкина проявляется кое-где уважение к человеческой природе, к человеку как человеку, но и то большею частию в эпикурейском смысле. Вообще же он был слишком мало серьезен, или, говоря словами эстетиков, слишком гармоничен в своей натуре для того, чтобы заниматься какими-нибудь аномалиями жизни. Он во всем видел только прекрасное и рисовал только поэтические стороны: прелесть роскошного пира, стройность колонн, идущих в битву, грандиозносто падающей лавины, "благоухание словесного елея", пролившегося на него с какой-то "высоты духовной", и пр., и пр. Только Гоголь, да и то не вдруг, вносит в нашу литературу гуманический элемент: в "Старосветских помещиках" выразился он уже очень ясно, но, как видно, важность его не вполне оценил тогда сам Гоголь. По крайней мере "Ревизор" обработан в этом отношепии довольно слабо, что и подало повод некоторым называть всю комедию фарсом и все лица - карикатурами. Но чем далее, тем сильнее выказывалась у Гоголя гуманическая сторона его таланта, и даже вопреки своей воле, в ожидании светлых и чистых идеалов, он все изрбражал своим могучим словом "бедность да бедность, да несовершенство нашей жизни". По этому-то пути направился и г. Достоевский.



В разных видах и случаях представил нам г. Достоевский недостаток уважения человека к самому себе и недостаток уважения к человеку других людей. Кажется бы, дело простое - думается, когда читаешь эти повести: человек родился, значит должен жить, значит имеет право на существование; это естественное право должно иметь и естественные условия для своего поддержания, то есть средства жизни. А так как эта потребность средств есть потребность общая, то и удовлетворение ее должно быть одинаково общее, для всех, без подраазделений, что вот, дескать, такие-то имеют право, а такие-то нет. Отрицать чье-нибудь право в этом случае значит отрицать самое право на жизнь. А если так, то в пределах естественных условий решительно всякий человек должен быть полным, самостофтельным человеком и, вступая в сложные комбинации общественных отношений, вносить туда вполне свою личность и, принимаясь за соответственную работу, хотя бы и самую ничтожную, тем не менее никак не скрадывать, не уничтожать и не заглушать свои прямые человеческие права и требования. Кажется, ясно. А между тем - отчего же этот Макар Алексеич Девушкин "прячется, скрывается, трепещет", беспрерывно стыдится за свою жизнь, "да вокруг себя смущенным взором поводит, да прислушивается к каждому слову" и единственное утешение находит в том, что он человек маленький, человек ничтожный? Отчего Горшков этот - "жалкий, хилой такой: коленки у него дрожат, руки дрожат, голова дроожит, робкий, боится всех, ходит стороночкой"? Отчего это отец Покровского имеет такой вид, что "он чего-то как будто стыдится, что ему как будто самого себя совестно", и в разговорах с сыном - "приподымается немного со стула, отвечает тихо, подобострастно, почти с благоговением"? А отчего г. Голядкин в мучительных и бесплодных попытках "быть в своеа праве" и "идти своей дорогой" съеживается до последних уступок своего настоящего права и, наконец, не выдержав в слабой голове своей идеи, что под его право все подкапываются, мешается в рассудке? Отчего также г. Прохарчин двадцать лет скряжничает и бедствует, все от мысли о необеспеченности и, наконец, от этой мысли захварывает и умирает? Отчего этот молодой чиновник Шумков считает себя извергом человечества и мешается на том, что ег отдадут в солдаты за то, что он, увлекшись нежностями с невестюо, не успел переписать к сроку порученной от его превосходительства бумаги, которая к тому же вовсе и не была срочною? Отчего маленькая Неточка так уничтожается перед Катей? Отчего Росталев отрекается от своей воли перед Фомой Фомиичом и считает себя решительно недостойным любви Настеньки, своей гувернантки, которую страстно любит? Отчего Наташа теряет свою волю и рассудок и Иван Петрович почтительно сторонится пред вертопрахом Алешею? Отчего старик Ихменев, перенося всевозможные мучения отцовской любви, не хочет простить свою дочь, чтоб не показать вида уступки князю и его сыну? Отчего маленькая Нелли так дико принимает одолжение Ивана Петровича и идет собирать милостыню, чтобы на собранные деньги купить ему разбитую ею чашку? Где причина всех этих диких, поразительно странных людских отношений? В чем корень этого непонятного разлада между тем, что должно бы быть по естественному, разумному порядку, и тем, что оказывается на деле?



Мы уже сказали, что прямого ответа на такие запросы не дает ни одно лицо, ни одна повесть г. Достоевского в отдельности. Чтобы найти ответ, мы должны группировать их и пояснять одни другими.



Люди, которых человеческое достоинство оскорблено, являются нам у г. Достоевского в двух главных типах: кротком и ожесточенном. Первые не делают уже ниаакого протеста, склоняются под тяжестью своего положения и серьезно начинают уверять себя, что они - нуль, ничего и что если его превосходительство заговорит с ними, то они должны считать себя счастливыми и облагодетельствованными. Другие, напротив: видя, что их право, их законные требования, то, что им свято, с чем они в мир вошли, - попирается и не признается, они хотят разорвать со всем окружающим, сделаться чуждыми всему, быть достаточными самим для себя и ни от кого в мире не попросить и не принятьн и услуги, ни братского чувства, ни доброго взгляда. Само собою понятно, что им не удантся выдерживать характер, и оттого они вечно недовольны собою, проклинают себя и других, задумывают самоубийство и т. п.



Между этими двумя крайностями стоит еще разрядец людей, которых можно, пожалуй, отнести скорее к первому типу: это люди, потерявшие широкое сознание своего человеческого права, но заменившие его какою-нибудь узенькою фикциею условного права, утвердившиеся в этой фикции и бережно ее хранящие. При всяком случае, где подобные господа воображают, что их личное достоинство в опасности, они готовы повторять, например, что "я титулярный советник", "мне сам Василий Петрович руку подает", "меня штаб-офицерша Похлестова знает", и т. п. Это тоже люди трусливые, подозрительные, щепетильные, обидчивые донельзя и сами всех более несчастные своей обидчивостью.



Кто наблюдал в нашем обществе над тем, что называется "мелким людом", тот знает, что кроткие и покорившиеся люди тоже иногда бывают обидчивыми и щепетильными. Это зависит от отношений: пред начальником отделения помощник столоначальника - пас, смирился совершенно; но с другими помощниками он считает себя "в своем праве" и за это право держится ревниво и угрюмо. Последняя сторона развита г. Достоевским в "Двойнике", в котором много хороших мест погибло, к сожалению, в общей растянутости и неудачной фантастичности рассказа. Но мы покамест обратимся теперь к анализу первой черты - совершенеого смирения и тупого успокоения на своем положении, каково оно вышло.



Кажется, тут бы и говорить не о чем: человек убедился, что он глуп, или безобразен, или манер не имеет, - ну, и ладноо, и бросить эту материю... Что тут канитель-то тянуть! И еще ему же спокойнее: знает, что слеп, так и подсматривать нечего... Сиди да слушай, что другие скажут. И какой интерес - описывать то, как слепой не видит?..



Но вот в том-то и заслуга художника: он открывает, что слепой-то не совсем слеп; он находит в глупом-то человеке проблески самого ясного здравого смысла; в забитом, потерянном, обезличенном человеке он отыскивает и показывает нам живые, никогда не заглушимые стремления и потребности человеческой природы, вынимает запрятанный в самой глубине души протест личности против внешнего, насильственного давлления и представляет его на наш суд и сочувствие. Такие открытия делает нам Гоголь в некоторых повестях своих; то же, только в несколько затейливой форме, находим мы в "Бедных людях" г. Достоевского и отчасти в других его повестях.



Чиновник Девушкин, например, живет себе, дожил до седых волос, прослужил без малого тридцать лет тихо и скромно, ни о чем не задумываясь, ни на что не претендуя. "Что это вы пишете мне, - объясняется он с Варенькой, - про удобства, про покой и про разные разности? Маточка моя, я не брюзглив и не требователен, никогда лучше теперешнего не жил, так чего же на старости-то лет привередничать? Я сыт, одет, обут, да и куда нам затеи затевать! Не графского рода!.. Родитель был не из дворянского звания и со всей-то семьей свопй был беднее меня по доходу. Я не неженка!" И точно, он не неженка: квартиру занимает за перегородкой в кахне, платит за нее по два целковых и утешается тем, что он "ото всех особнячком, помаленьку живет, втихомолочку живет"! "Сыт я", говроит, а за стол платит пять целковых в месяц: можно представить, какая тут сытость. Обут и одет он, - тоже соответственно, но все повторяет: "Я не ропщу и доволен, жалованья достаточно, вот уже несколько лет достаточно". Относительно своего умственного состояния он тоже сознает, что он человек неученый, на медные деньги учился, и слога не имеет, и высоких материй понимать нее может, а потому далеко и не лезет. С общественным своим положением он примирился отлично. Он дошел до таких выводов, успокоительных и рпзонных: "Всякое состояние определено всевышним на долю человеческую.



Тому определено быть в генеральских эполетвх, этому служить титулярным советником, такому-то повелевать, а такому-то повиноваться. Это уже по способности человека рассчитано: иной на одно способен, а другой на другое, а способности устроены самим богом". Утвердившись в таких целительных мы
Страница 6 из 12 Следующая страница