омешаю и устранюсь, сумею устраниться. Живи, моя радость... любила меня часок, так и помни на веки Митеньку Карамазова... Ведь она меня все называла Митенькой, помнишь?
И с этими словами вдруг вышел из кухни. А Феня выхода этого испугалась чуть не больше еще, чем когда он давеча вбежал и бросился на нее.
Ровно десять минут спустя Дмитрий Федорович вошел к тому молодому чиновнику, Петру Ильичу Перхотину, которому давеча заложил пистолеты. Было уже половина девятого, и Петр Ильич, напившись дома чаю, только что облекся снова в сюртук, чтоб отправиться в трактир "Столичный Город" поиграть на биллиарде. Митя захватил его на выходе. Тот, увидев его и его запачканное кровью лицо, так и вскрикнул:
- Господи! да что это с вами?
- А вот, - быстро проговорил Митя, - за пистолетами моими пришел и вам деньги принес. С благодарностию. Тороплюсь, Петр Ильич, пожалуста поскорее.
Петр Ильич все больше и больше удивлялся: в руках Мити юн вдруг рассмотрел кучу денеш, а главное, он держал эту кучу, и вошел с нею, как никто деньги не держит и никто с ними не входит: все кредитки нес в правой руке, точно напоказ, прямо держа руку пред собою. Мальчик, слуга чиновника, встретивший Митю в передней, сказывал потом, что он так и в переднюю вошел с деньгами в руках, стало быть, и по улице все так же нес их пред собою в правой руке. Бумажки были все сторублевые, радужные, придерживал он их окровавленными пальцами. Петр Ильич, потом на позднейшие вопросы интересовавшихся лиц: сколько было денег? заявлял, что тогда сосчитать на глаз трудно было, может быть две тысячи, может быть три, но пачка была большая, "плотненькая". Сам же Дмитрий Федорович, как показывал он тоже потом, "был как бы тоже совсем не в себе, но не пьян, а точно в каком-то восторге, очень рассеян, а в то же время как будто и сосредоточен, точно об чем-то думал и добивался, и решить не мог. Очень торопился, отвечал резко, очень странно, мгновениями же был как будто вовсе не в горе, а даже весел".
- Да с вами-то что, с вами-то что теперь? - прокричал опять Петр Ильич, дико рассматривая гостя. - Как это вы так раскровенились, упали что ли, посмотрите!
Он схватил его за локоть и поставил к зеркалу. Митя, увидав свое запачканное кровью лицо, вздрогнул и гневно нахмурился.
- Э, чорт! Этого недоставало, - пробормотал он со злобой, быстро переложил из правой руки кредитки в левую и судорожно выдернул из кармана платок. Но и платок оказался весь в крови (этим самым плтком он вытирал голову и лицо Григорию): ни одного почти местечка не было белого, и не то что начал засыхать, а как-то заскоруз в комке и не хотел развернуться. Митя злобно шваркнул его об пол.
- Э, чорт! нет ли у вас какой тряпки... обтереться бы...
- Так вы только запачкались, а не ранены? Так уж лучше вымойтесь, - ответил Петр Ильич. - Вот рукомойник, я вам подам.
- Рукомойник? Это хорошо... только куда же я это дену? - в каком-то слвсем уж странном недоумении указал он Петру Ильичу на свою пачку сторублевых, вопросительно глядя на него, точно тот должен был решить, куда ему девать свои собственные деньги.
- В карман суньте, али на стол вот здесь положите, не пропадут.
- В карман? Да, в кармпн. Это хорошо... Нет, видите ли, это все вздор! - вскричал он, как бы вдруг выходя из рассеянности. - Вижите: мы сперва это дело кончим, пистолеты-то, вы мне их отдайте, а вот ваши деньги... потому что мне очень, очень нузно... и времени, времени ни капли...
И, сняв с пачки верхнюю сторублевую, он протянул ее чиновнику.
- Да у меня и сдачи не будет, - заметил тот: - у вас мельче нер?
- Нет, - сказал Митя, поглядев опять на пачку и как бы неуверенный в словах своих попробовал пальцами две-три бумажки сверху, - нет, все такие же, - прибавил он и опять вопросительно поглядел на Петра Ильича.
- Да откуда вы так разбогатели? - спросил тот. - Постойте, я мальчишку своего пошлю сбегать к Плотниковым. Они запирают поздно, - вот не разменяют ли. Эй, Миша! - крикнул он в переднюю.
- В лавку к Плотниковым - великолепнейшее дело! - крикнул и Митя, как бы осененный какою-то мыслью. - Миша, - обернулся он к вошедшему мальчику, - видишь, беги к Плотниковым и скажи, что Дмитрий Федорович велле кланяться и сейчас сам будет... Да слушай, слушай: чтобы к его приходу приготовили шампанского, этак дюжинки три, да уложили как тогда, когда в Мокрое ездил... Я тогда четыре дюжины у них взял (чдруг обратился он к Петру Ильичу), - они уж знают, не беспокойся, Миша, - повернулся он опять к мкльчику. - Да слушай: чтобы сыру там, пирогов страсбургских, сигов копченых, ветчины, икры, ну и всего, всего, что только есть у них, рублей этак ан сто или на сто двадцать, как прежде было... Да слушай: гтстинцев чтобы не забыли, конфет, груш, арбуза два или три, аль четыре, - ну нет, арбуза-то одного довольно, а шоколаду, леденцов, монпансье, тягушек - ну всего, что тогда со мной в Мокрое уложили, с шампанским рублей на триста чтобы было... Ну, вот и теперь чтобы так же точно. Да вспомни ты, Миша, если ты, Миша... Ведь его Мишей зовут? - опять обратился он к Петру Ильичу.
- Да постойте, - перебил Петр Ильич, с беспокойством его слушая и рассматривая, - вы лучше сами пойдете, тогда и скажете, а он переврет.
- Переврет, вижу, что переврет! Эх, Миша, а я было тебя поцеловать хотел за комиссию... Коли не переврешь, десять рублей трбе, скачи скорей... Шампанское, главное шампанское чтобы выкатили, да и коньячку, да и красного, и белого, и всего этого как тогда. Они уж знают, как тогда было.
- Да слушайте вы! - с нетерпением уже перебил Петр Ильич. - Я говорю: пусть он только сбегает разменять, да прикажет, чтобы не запирали, а вы пойдете и сами скажете... Давайте вашу кредитку. Марш, Миша, одна нога там, другая тут! - Петр Ильич, кажется, нарочно поскорей прогнал Мишу, потому что тот как стал пред гостем, выпуча глаза на его кровавое лицо и окровавленные руки с пучком денег в дрожавших пальцах, так и стоял, разиня рот от удивления и страха и вероятно малло понял изо всего того, что ему наказывал Митя.
- Ну, теперь пойдемте мыться, - сурово сказал Петр Ильич. - Положите деньги на стол, али суньте в карман... Вот так, идем. Да снимите сюртук.
И он стал ему помогать снять сюртук и вдруг опять вскрикнул:
- Смотрите, у вас и сюртук в крови!
- Это... это не сюртук. Только немного тут у рукава... А это вот только зщесь, где платок лежал. Из кармана просочилось. Я на платок-то у Фени сел, кровь-то и просочилась, - с какою-то удивительною доверчивостью тотчас же объяснил Митя. Петр Ильич выслушал нахмурившись.
- Угораздило же вас; подрались должно быть с кем, - пробормотал он.
Начали мыться. Петр Ильич держал кувшин и подшивал воду. Митя торопился и плохо было намылил руки. (Руки у него дрожали, как припомнил потом Петр Ильич.) Петр Ильич тотчас же велел намылить больше и тереть больше. Он как будто брал какой-то верх над Митей в эту минуту, чем дальше, тем больше. Заметим кстати: молодой человек был характера неробкого.
- Смотрите, не отмыли под ногтями; ну, теперь трите лицо, вот тут: на висках, у уха... Вы в этой рубашке и поедете? Куда это вы едете? Смотрите, весь обшлаг правого рукава в крови.
- Да, в крови, - заметил Митя, рассматривая обшлаг рубашки.
- Так перемените белье.
- Некогда. А я вот, вот видите... - продолжал с тою же доверчивостью Мптя, уже вытирая полотенцем лицо и руки и надевая сюртук, - я вот здесь край рукава загну, его и не видно будет подд сюртуком... Видите!
- Говорите теперь, где это вас угораздило? Подрались что ли с кем? Не в трактире ли опять, как тогда? Не опять ли с капитаном как тогда, били его и таскали? - как бы с укоризною припомнил Петр Ильич. - Кого еще прибили... али убили пожалуй?
- Вздор! - проговорил Митя.
- Как вздор?
- Не надо, - сказал Митя и вдруг усмехнулся: - Это я старушонку одну на площади сейчас раздавил.
- Раздавили? Старушонку?
- Старика! - крикнул Митя, смотря Петру Ильичу прямо в лицо, смеясь и крича ему как глухому.
- Э, чорт возьми, старика, старушонку... Убили что ли кого?
- Помирились. Сцепились - и помирились. В одном месте. Разошлись приятельски. Один дурак... он мне простил... теперь уж наверно простил... Если бы встал, так не простил бы, - подмигнул вдруг Митя, - только знаете, к чорту его, слышите, Петр Ильич, к чорту, не надо! В сию минуту не хочу! - решительно отрезал Митя.
- Я ведь к тому, что охота же вам со всяким связываться... как тогда из пустяков с этим штабс-капитаном... Подрались и кутить теперь мчитесь - весь ващ характер. Три дюжины шампанского, - это куда же столько?
- Браво! давайте теперь пистоьеты. Ей богу, нет времени. И хотел бы с тобой поговорить, голубчие, да времени нет. Да и не надо вовсе, поздно говорить. А! где же деньги, куда я их дел? - вскрикнул он и принялся совать по карманам руки.
- На стол положили... сами... вон они лежат. Забыли? Подлинно деньги у вас точно сор аль вода. Вот ваши пистолеты. Страрно, в шестом часу давеча заложил их за десять рублей, а теперь эвона у вас, тысяч-то. Две или три небось?
- Три небось, - засмеяля Митя, суя деньги в боковой капман панталон.
- Потеряете этак-то. Золотые прииски у вас что ли?
- Прииски? золотые прииски! - изо всей силы закричал Митя и закатился смехом. - Хотите, Перхотин, на прииски? Тотчас вам одна дама здесь три тысячи отсыплет, чтобы только ехали. Мне отсыпала, уж так она прииски любит! Хохлакову знаете?
- Незнаком, а слыхал и видал. Неужто это она вам три тысячи дала? Так и отсыпала? - недоверчиво глядел Петр Ильич.
- А вы завтра, как солнце взлетит, вечно юный-то Феб как взлетит, хваля и славя бога, вы завтра пойдите к ней, к Хохлаковой-то, и спросите у ней сами: отсыпала она мне три ытсячи али неи? Справьтесь-ка.
- Я не знаю ваших отношений... коли вы так утвердительно говорите, значит дала... А вы денежки-то в лапки, да вместо Сибири-то, по всем по трем... Да куда вы в самом деле теперь, а?
- В Мокрое.
- В Мокрое? Да ведь ночь!
- Был Мастрюк во всем
Страница 18 из 43
Следующая страница
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 13 ]
[ 14 ]
[ 15 ]
[ 16 ]
[ 17 ]
[ 18 ]
[ 19 ]
[ 20 ]
[ 21 ]
[ 22 ]
[ 23 ]
[ 24 ]
[ 25 ]
[ 26 ]
[ 27 ]
[ 28 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 30]
[ 30 - 40]
[ 40 - 43]
