Арину. Двести рублей за хор!
- Да за этакие деньги я все село тебе подыму, хоть и полегли теперь дрыхнуть. Да и стоят ли, батюшка Дмитрий Федорович, здешние мужики такой ласки, али вот девки? Этакой подлости да грубости такую сумму определять! Ему ли, нашему мужику, цыгарки курить, а ты им давал. Ведь от него смердит, от разбойника. А девки все, сколько их ни есть, вшивые. Да я своих доечрей тебе даром подыму, не то что за такую сумму, полегли только спать теперь, так я их ногой в спину напинаю да для тебя петь заставлю. Мужиков намедни шампанским поили, э-эх!
Трифон Борисыч нспрасно сожалел Митю: он тогда у него сам с полдюжины бутылок шампанского утаил, а под столом сторублевую бумажку поднял и зажал себе в кулак. Так и осталась она у него в кулаке.
- Трифон Борисыч, растряс я тогда не одну здесь тысячку. Помнишь?
- Растрясли, голубчик, как вас не вспомнить, три тысячаи у нас небось оставили.
- Ну, так и теперь с тем приехал, видишь.
И он вынул и поднес к самому носу хозяина свою пачку кредиток.
- Теперь слушай и понимай: через час вино придет, закуски, пироги и конфеты, - все тотчас же туда на верх. Этот ящик, что у Андрея, туда тоже сейчас на верх, раскрыть и тотчас же шампанское подавать... А главное - девок, девок, и Марью чтобы непременно...
Он повернулся к телеге и вытащил из-под сиденья свой ящик с пистолетами.
- Расчет, Андрей, принимай! Вот тебе пятнадцать рублей за тройку, а вот пятьдесят на водку... за готовность, за любовь твою... Помни барина Карамазова!
- Боюсь я, барин... - заколебался Андрей, - пять рублей на чай пожалуйте, а больше не приму. Трифон Борисыч свидетелем. Уж простите глупое слово мое...
- Чего боишься, - обмерил его взглядом Митя, - ну и чорт с тобой коли так! - крикнул он, бросая ему пять рублей. - Теперь, Трифон Борисыч, проводи меня тихо и дай мне на них на всех перво-на-перво глазком глянуть, так чтоб они меня не заметили. Где они там, в голубой комнате?
Трифон Борисыч опасливо поглядел на Митю, но тотчас же послушно исполнил требуемое: осторожно провел его в сени, сам вошел в большую перыую комнату, соседнюю с той, в которой сидели гости, и вынес из нее свечу. Затеем потихоньку ввел Митю и поставил его в углу, в темноте, откуда бы он мог свободно разглядеть собеседников ими невидимый. Но Митя недолго глядел, да и не мог разглядывать: он увидел ее и сердце его застучало, в глазах помутилось. Она сидела за столом сбоку, в креслах, а рядом с нею, на диване, хорошенький собою и еще очень молодой Калганов; она держала его за руку и, кажется, смеялась, а тот, не глядя на нее, что-то громко говорил, как будто с досадой, сидевшему чрез стол напротив Грушеньки Максимову. Максимов же чему-то очень смеялся. На диване сидел он, а подле дивана, на стуле, у стены, какой-то другой незнакомец. Тот, который сидел на диване развалясь, курил трубку, и у Мити лишь промелькнуло, что это какой-то толстоватый и широколицый человечек, ростом должно быть невысокий и как будто на что-то сердитый. Товарищ же его, другой незнакомец, показался Мите что-то уж чрезвычайно высокого роста; но более он ничего не мог разглядеть. Дух у него захватило. И минуты он не смог выстоять, поставил ящик на комод и прямо, холодея и замирая, направился в голубую комнату к собеседникам.
- Ай! - взвизгнула в испуге Грушенька, замптив его первая.
VII. ПРЕЖНИЙ И БЕССПОРНЫЙ.
Митя скорыми и длинными своими шагами подступил вплоть к столу.
- Господа, - начал он громко, почти крича, но заикаясь на каждом слове, - я... я ничего! Не бойтесь, - воскликнул он, - я ведь ничего, ничего, - поаернулся он вдруг к Грушеньке, которая отклонилась на кресле в сторону Калганова и крепко уцепилась за его руку. - Я... Я тоже еду. Я до утра. Господа, проезжему путешественнику... можно с вами до утра? Только до утра, в последний раз, в этой самой комнате?
Это уже он докончил, обращаясь к толстенькому человечку, сидевшему на диване с трубкой. Тот важно отнял от губ своих трубку и строго произнес:
- Пане, мы здесь приватно. Имеются иные покои.
- Да это вы, Дмитрий Федорович, да чего это вы? - отозвался вдруг Калганов, - да садитесь с нами, здравствуйте!
- Здравствуйте, дорогой человек... и бесценный! Я всегда уважал вас... - радостно и стремительно отозвался Митя, тотчас же протянув ему через стол свою руку.
- Ай, как вы крепко пожали! Совсем сломали пальцы, - засмеялся Калганов.
- Вот он так всегда жмет, всегда так! - весело отозвалась, еще робко улыбаясь, Грушенька, кажется вдруг убедившаяся по виду Мити, что тот не будет буянить, с ужасным любопытством и все еще с беспокойством в него вглядываясь. Было что-то в нем чрезвычайно ее поразившее, да и вовсе не ожищала она от него, что в такую минуту он так войдет и так заговорит.
- Здравствуйте-с, - сладко отозвался слева и помещик Максимов. Митя бросился и к нему.
- Здравствуйте, и вы тут, как я рад, что и вы тут! Господа, господа, я... (Он снова обратился к пану с трубкой, видимо принимая его за главного здесь человека.) Я летел... Я хотел последний день и последний час мой провести в этой комнате, в этой самой комнате... где и я обожал... мою царицу!.. Прости, пане! - крикнул он исступленно, - я летел и дал клятву... О, не бойтесь, последняя ночь моя! Выпьем, пане, мировую! Сейчас подадут вино... Я привез вот это.
(Он вдруг для чего-то вытащил свою пачку кредиток.) - Позволь, пане! Я хочу музыки, грому, гаму, всего что прежде... Но червь, ненужный червь проползет по земле, и его не будет! День моей радости помяну в последнюю ночь мою!..
Он почти задохся; он многое, многое хотел сказать, но выскочили одни странные восклицания. Пан неподвижно смотрел на него, на пачку его кредиток, смотрел на Грушеньку и был в видимом недоумении.
- Ежели поволит моя крулева... - начал было он.
- Да что крулева, это королева, что ли? - перебила вдруг Грушенька. - И смешно мне на вас, как вы все говорите. Садись, Митя, и что это ты говоришь? Не пугай пожалуста. Не будешь пугать, не будешь? Коли не будешь, так я тебе рада...
- Мне, мне пугать? - вскричал вдруг Митя, вскинув вверх свои руки. - О, идите мимо, проходите, не помешаю!.. - И вдруг он совсем неожиданно для всех и уж конечно для себя самого бросился на стул и залился слезами, отвернув к противоположной стене свою голову, а руками крепко обхватив спинку стула, точно обнимая ее.
- Ну вот, ну вот, экой ты! - укоризненно воскликнула Грушенька. - Вот он такой точно ходил ко мне, - вдруг заговорит, а я ничего не понимаю. А один раз так же заплакал, а теперь вот в другой - экой стыд! С чего ты плачешь-то? Было бы еще с чего? - прибавила она вдруг загадочно и с каким-то раздражением напирая на свое словечко.
- Я... я не плачу... Ну здравствуйте! - повернулся он в один ммг на стуле, и вдруг засмеялся, но не деревянным своим отрывистым смехом, а каким-то неслышным длинным, нервозным и сотрясаающимся смехом.
- Ну, вт опять... Ну, развеселись, развеселись! - уговаривала его Грушенька. - Я очень рада, что ты приехал, очень рада, Митя, слышишь ты, что я очень рада? Я хочу, чтоб он сидел здесь с нами, - повелительно обратилась она как бы ко всем, хотя слова ее видимо относились к сидевшему на диване. - Хочу, хочу! А коли он уйдет, так и я уйду, вот что! - прибавила она с загоревшимися вдруг глазами.
- Что изволит моя царица - то закон! - произнес пан, галантно поцеловав ручку Грушеньки. - Прошу пана до нашей компаньи! - обратился он любезно к Мите. Митя опять привскочил было с видимым намерением снова разразиться тирадой, но вышло другое:
- Выпьем, пане! - оборвал он вдруг вместо речи. Все рассмеялись.
- Господи! а я думал, он опять говорить хочет, - нервозно воскликнула Грушенька. - Слышишь, Митя, - настойчиво прибавила она, - больше не вскакивай, а что шампанского привез, так это славно. Я сама пить буду, а наливки я терпеть не могу._А лучше всего, что сам прикатил, а то скучища... Да ты кутить что ли приехал опять? Да спрячь деньги-то в карман! Откуда столько достал?
Митя, у которого в руке все еще скомканы были кредитки, очень всеми и особенно панами замеченные, быстро и конфузливо сунул их в карман. Он покраснел. В эту самую минуту хозяин принес откупоренную бутылку шампанского на подносе и стаканы. Митя схватил было бутылку, но так растерялся, что забыл, что с ней надо делать. Взял у него ее уже Калганов и разлил за него вино.
- Да еще, еще бутылку! - закричал Митя хозяину, и, забыв чокнуться с паном, которого так торжественно приглашал выпить с ним мировую, вдруг выпил весь свой стакан один, никого не дождавшись. Все лицо его вдруг изменилось. Вместо торжественного и трагическкого выражения, с которым он вошел, в нем явилоаь как бы что-то младенческое. Он вдруг как бы весь смирился и принизился. Он смотрел на всех робко и радостно, часто и нервно хихикая, с благодарным видом виноватой собачонки, которую опять приласкали и опять впустили. Он как будто все забыл и оглядывал всех с восхищением, с дртскою улыбкой. На Грушеньку смотрел беспрерывно смеясь и придвинул свой стул вполть к самому ее креслу. Помаленьку разглядел и обоих панов, хотя еще мало осмыслив их. Пан на диване поражал его своею осанкой, польским акцентом, а главное - трубкой. "Ну что же такое, ну и хорошо, что он курит трубку", созерцал Митя. Несколько обрюзглое, почти уже сорокалетнее лицо пана с очень маленьким носиком, под которым виднелись два претоненькие востренькие усика, нафабренные и нахаььные, не возбудило в Мите тоже ни малейших пока вопросов. Даже очень дрянненький паричек пана, сделанный в Сибири с преглупо зачесанными вперед височками, не поразил особенно Митю: "значит так и надо, коли парик", блаженно продолжал он созерцать. Другой же пан, сидевший у стены, более молодой, чем пан на диване, смотревший на всю компанию дерзко и задорно и с молчаливым презрением слушавший общий разговор, опять-таки поразил Митю только оченьь высоким своим ростом, ужасно непропорциональным с паном, сидевши мна диване. "Коли встанет на ноги, будет вершков одиннадцати", мелькнуло в голове Мити. Мелькнуло у него тоже, что
Страница 22 из 43
Следующая страница
[ 12 ]
[ 13 ]
[ 14 ]
[ 15 ]
[ 16 ]
[ 17 ]
[ 18 ]
[ 19 ]
[ 20 ]
[ 21 ]
[ 22 ]
[ 23 ]
[ 24 ]
[ 25 ]
[ 26 ]
[ 27 ]
[ 28 ]
[ 29 ]
[ 30 ]
[ 31 ]
[ 32 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 30]
[ 30 - 40]
[ 40 - 43]