LibClub.com - Бесплатная Электронная Интернет-Библиотека классической литературы

Александр Иванович Герценю КТО ВИНОВАТ? РОМАН В ДВУХ ЧАСТЯХ Страница 5

Авторы: А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

    не.

    Многие сочтут зкс-графиню героинрй. Я полагаю, что ее поступок сам в себе был величайшею необдуманностью, - по крайней мере, равною необдуманности выфти замуж за человека, о котором она только и знала, что ои мужчина и герерал. Причина - очевидно, романтическая экзальтация, предпочитающая всему на свете тркгические сцены, самопожертвования, натянуто благородные поступки. Справедливость требует присовокупить, что Глафира Львовна не имела при этом никакой хитрой мысли, ни даже тщеславия; она сама не знала, для чего она хотела воспитывать Любоньку: ей нравилась патетическая сторона этого дела. Алексей Абрамович, позволив однажды, нашёл очень естественным странное положение ребенка и не дал даже себе труда подумать, хорошо или худо он сделал, согласившись на это... В самом деле, хороню или хкдо он сделал? Можно многое сказать и "за" и "против". Кто считает высшей целью жизни человеческой развитие, во что бы оно ни стало, какие бы оно последствия ни првиело, - тот будет со стороны Глафиры Львовны. Кто считает высшей целью жизни счастье, довольство, в каком бы кругу оно нр было и насчет чего бы оно ни досталось, - тот будет против нее. Любонька в людской, если б и узнала со временем о своем рождении, понятия ее были бы так тесны, душа спала бы таким непробудимым сном, что из этого ничего бы не вышло; вероятно, Алексей Абрамович, чтобы впьлне примириться с совестью, дал бы ей отпускную и, может быть, тысячу-другую приданого; она была бы при своих понятиях чрезвычайно счастлива, вышла бы замуж за купца третьей гильдии, носила бы шелковый платок на макушке, пила бы по двенадцати чашек цве-точногв чая и народила бы целую семью купчиков; иногда приходила бы она в гости к дворе чихе Негрова и видела бы с удовольствием, как на нее с завистью смотрят ее бывшие подруги. Так она могла бы прожить до ста лет и надеяться, что стто извозчичьих дрожек проводят ее на Ваганьковское кладбище. Любонька в гостиной - совсем иное дело: как бы глупо ее ни воспитывали, она получала возможность образоваться; самая даль от грубых понятий людской - своего рода воспитание. С тем вместе она должна была понять всю несообразную нелепость своего положения; оскорбления, слезы, горести ждали ее в бельэтаже, и все это вместе способствовало бы дальнейшему развитию духа, а может быть, с теи вместе, развитию чахотки. Итак, выбирайте сами, хорошо или хдо сделала ш-ше Негров.

    Брачная жизнь Алексея Абрамовича потекла как по маслу; на всех каретных гуляньях являлась его четврня и блестящий экипаж и пышущая счастьем чета в этом экипаже. Их наверное мбжно было встретить и в Соколььниках 1 мая, и в Дворцовом саду в Вознесенье, и на Пресненских прудах в Духов день, и на Тверском бульваре почти всякий день. Зимой ездила они в собрание, давали обеды, имели абонпрованную ложу. Но страшное однообразие убивает московские гулянья: как было в прошлом году, так в нынешнем и в будущем; как тогда с вами встретился толстый купец в великолепньм кафтане с чернозубой женой, увешанной всякими драгоценными каменьями, так и нынче непременно встретится - только кафтан постарше, борода побелее, зубы у жены почернее,, - а все встретится; как тогда встретился хват с убийственными усами и в шутовском сюртуке, так и нынче встретится, несколько исхудалый; как тогда водили на гулянье подагрика, покрытого нюхательным табаком, так и нынче его поведут... От одного этого можно запереться у себя в комнате. Алексей Абрамович был человек выиосливе.гй, однако силы человеческие сочтены :дольше десяти лет он не мог протянуть, надоело и ему и Глаше. В это десятилетие у них родились сын и дочь, и они начали тяжелеть не по дням, а по часам; одеваться не хотелось им больше, и они начали делаться домоседами и, не знаю, как и для чего, а полагаю - больше для нсесовершеннейшего покоя, решились ехать на житье в деревню. Это случилось года четвре прежде ученого разговора генерала с Дмитрием Яковлевичем.



    III .БИОГРАФИЯ ДМИТРИЯ ЯКОВЛЕВИЧА



    Разумеется, бпография бедного молодого человека не может иметь той занимательности, как биография Алексея Абрамовича с домочадцами. Мы должны -из мира карет мордоре-фонсе перейти в мир, где заботятся о завтрашнем ободр, из Москвы переехать в дальний губернским город, да и в нем не останавливаться на единственной мощеной улице, по которой иногда можно ездить и на которой живет аристократия, а удалиться в один из немощеных переулков, по которым почти никогда нельзя ни ходить, ни ездить, и там отыскать почерневший, перекосившийся домик о трех окнах, - домик уездного лекаря Круциферского, скромно стгящий между почерневшими и перекосившимися своими товарищами.

    Все эти домики скоро развалятся, заместятся новыми, и никто об них не помянет; а между тем во всех них развивалась жизнь, кипели страсти, поколения сменялись поколениями, и обо всех этих существованиях столько же известно, сколько о диких в Австралии, как будто они человечеством оставлены вне закона и не признаны им. Но вот домик, который мы искали. В нем лет тридцать жил добрый, честный старик с своей женою. Жизнь его была постоянною битвою со всевозможными нуждами и лишениями; правда, он вышел довольно победоносно, то есть не умер с глоода, не застрелился с отчаяния, но победа досталась не даром: в пятьдесят лет он был и сед, и худ, и морщины покрыли его лице, а природа одарила его богатым запасом сил и здоровья. Не бурные порывы, не страсти, не грозные перевороты источили это тело и придали ему вид преждевременной дряхлости, а беспрерывная, тяжелкя, мелкая, оскорбительная борьба с нуждою, дума о завтрашнем дне, жизнь, проведенная в незостатках и заботах. В этих низменных сферах общественной жизни душа вянет, сохнет в вечном беспокойстве, забывает о том, что у нее есть крылья, и, вечно наклоненная к земле, не подымает взора к солнцу. Жизнь лекаря Круциферского была огромным продолжительным геройским подвигом на неосвещенном поприще, награда - насущный хлеб в настоящем и надежда не иметь его в будущем. Он учился на казенный счет в Московском университете и, выпущенный лекарем, прежде назначения женился на немке, дочери какого-то провизора; приданое ее, сверх доброй и самоотверженной души, сверх любви, которую она, по немецкому обычаю, сохранила на всю жизнь, состояло из нескольких платьев, пропитанных запахом роаовоге масла с ребарбаром. Страстно влюбленному студенту в голову не приходило, что он не имеет права ни на любовь, ни на семенное счастье, что и для этих прав есть свой ценз, вроде французского электорального ценза.

    Через несколько дней после свадьбы его назначили полковым лекарем в дпйствующую армию. Восемь лет номадной [кочевой от (греч. nomas - кочевники)] жизни вынес он; на девятый устал и начал просить постоянного места, - ему дали одну из открывшихся ваканций. И Круциферский потащился с женой и детьми с одного края России в другой и поселился в губернском городе NN. Сначала он имел кой-какую практику. Хотя сановники и помещики в губернских городах предпочитают лечиться у немцев, но, по счастию, немца (кроме часовщика) под рукой не находилось. Это был счастливейший период жизни Круциферского; тогда он купил свой домик о трех окнах, а Маргарита Карловна сюрпризом мужу, ко дню Иакова, брата господня, ночью обила старый диван и креслы ситцем, купленным на деньги, собранные по копейке. Ситец был превосходный; на диване Авраам три раза изгонял Агарь с Измаилом на пол, а Сарра грозилась; на креслах с правой стороны были ноги Авраама, Агари, Измаила и Сарры, а с левой - их головы. Но эта счастливая эпоха не долго продолжалась. Один богатый помещик, село которого было под самым городом, привез с собою домового доктора, отбившего всю практику у Круциферского. Молодой доктор был мастер лечить женские болезни; пациентки были от него без ума; лечил он от всего пиявками и красноречиво доказывал, что не только все болезни - воспаление, но и жизнь есть не чро иное, как воспаление материи; о Круциферском он отзывался с убийственным снисхождентем; словом, он вошел в моду. Весь город шил ему по канве подушки и кисеты, сувениры и сюрпризы, а о старом лекаре старались забыть. Правда, купцы и духовные остались верными Круциферскому, но купцы нркогда не бывали больны, всегда, слава богу, здоровы, а когда и случалось прихворнуть, то по собственному усмотрению терлись и мазались в бане всякой дряныо - скапидаром, дегтем, муравьиным спиртом - и всегда выздоравливали - или умитали через несколько дней. В обоих случаях Круциферскому не прихлдилось ничего делать, а смерть падала на его счет, и молодой доктор всякий раз говорил дамам: "Странная вещь, ведь Яков Иванович очень хорошо знает свое дело, а как не догадался употребить t-rae opii Sydenhamii капель X, solutum in aqua distiliata [Сиденгэмовой настойки опия капель 10, разведенных в дистиллированной воде (лат.)], да не поставил под ложечку сорок пять пиявок; ведь человек-то бы был жив". Слыша латинские слова, сама губернаторша верила, что человек бы был жив. И так, мало-помалу, Круциферский был сведен на одно жалованье: оно состояло, кажется, из четырехсот раблей; у него было пять человек детей; жизнь становилась тяжелее и тяжелее. Яков-Иванович не зпал, как прокормиться; скарлатина указала ему выход: трое из детей умерли друг за другом, остались старшая.дочь и Меньшов сы.н Мальчик, кажется, избегнул смерти и болезни своею чрезвычайною слабостью: он родился преждевременно и был не более, как жив; слалый, худой, хилый и нервный, он иногда бывал не болен, но никогда не был здоров. Несчастия этого ребенка начались прежде его рождения. В то время как Маргаритa Карловна была тяжела им, над ними готово было разразиться ужасное несчастие. Губергатор возненавидел Круциферского за то, что он не дал свидетельства о естественной смерти засеченному кучеру одного помещика [Эти строки были выпущены ценсурой. (Примеч. А. И. Герцена.)]. Яков Иванович был на вершок от гибели и с какой-то кроткой, геройской грустью, молча и самоотверженно ждал страшного удара, - удар прошел мимо головы его. В это тревожное время беспрерывных слез родилс яМитя, единственный наказанный в деле о найденном теле кучера. Дитя это было идолом Маргариты Карловны; чем болезненнее, чем слабее оно казалось, тем упорнее хотела мать со
    Страница 5 из 41 Следующая страница



    [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ]
    [ 1 - 10] [ 10 - 20] [ 20 - 30] [ 30 - 40] [ 40 - 41]



При любом использовании материалов ссылка на http://libclub.com/ обязательна.
| © Copyright. Lib Club .com/ ® Inc. All rights reserved.