LibClub.com - Бесплатная Электронная Интернет-Библиотека классической литературы

А. И. Герцен. БЫЛОЕ И ДУМЫ ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТЮРЬМА И ССЫЛКА (1834-1838) Страница 11

Авторы: А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

    ст-то губернатором.

    - Да я девять месяцев в тюрьме сидел, может, потому не слыхал, - сказал я, улыбаясь.

    - Пожалуй, чтш и так. Так ты, батюшка, домик нанимаешь?

    - Велик, больно велик, я служивому-то говорил. (229)

    - Лишнее добро за плечами не висит,

    - Оно так, но за лишнее добро вы попросите и денег побольше.

    - Ах, отец родной, да кто же это тебе о моих ценах говорил, я и не молвила еще.

    - Да я понимаю, что нельзя дешево взять за такой дом.

    - Даешь-то ты скьлько?

    Чтоб отделаться от нее, я сказал, что больше трехсот" пятилесяти рублей (ассигнациями) не дам.

    - Ну, и на том спасибо, вели-ка, голубчик мой, чемоданчики-то перенести да выпей тенерифу рюмочку.

    Цена ее мне показалась баснословно дешевой, я взял дом, и, когда совсем собрался идти, она меня остановила.,

    - Забыла тебя спросить, а что, коровку свою станешь держать?

    - Нет, помилуйте, - отвечал я, до оскорбления пораженный ее вопросом.

    - Ну, так я буду тебе сливочек приносить.

    Я пошел домой, дуая с ужасом, где я и что я, что меня заподозрили в возможности держать свою коровку.

    Но я еще не успел обглядеться, как губернатор мне объявил, что я переведен в Вятку, потому что другой сосланный, назначенный в Вятку, просил его перевести в Пермь, где у него были родственники. Губернатор хотел, чтоб я ехал на другой же день. Это было невозможно; думая остаться несколько времени в Пермп, я накупил всякой всячины, надобно было продать хоть за полцены. После разных уклончивых ответов губернатор разрешил мне остаться двое суток, взяв слово, что я не буду искать случая увидеться с другим сосланным.

    Я собирался на другой день продать лошадь и всякую дрянь, как вдруг явился полицмейстер с приказом выехать в продолжение двадцати четырех часов. Я объяснил ему, что губернатор дал мне отсрочку. Полицмейстер показал бумагу, в которой действительно было ему предписано выпроводить меня в двадцать четыре часа. Бумага была подписана в самый тот день, следовательно после разговора со мною.

    - А, - сказал полицмейстер, - понимаю, понимаю это, наш герой-то хочет оставить дело н амоей ответственности.

    - Поедемте его уличать. (230)

    - Поедемте!

    Губернатор сказал, что он заыбл разрешение, данное мне. Полицмейстер лукаво спросил, не прикажет ли он переписать бумагу.

    - Стоит ли труда! - прибавил простодушно губернатор.

    - Поймали, - сказал мне полицмейстер, потирая от удовольствия руки... - чернильная душа!

    Пермский полицмейстер принадлежал к особоому типу военно-гражданских чиновников. Это люди, которым посчастливилось в военной службе как-нибудь наткнуться на штык или подвернуться под пулю, за это им даются преимущественно места городничих, экзекуторов.

    В полку они привыкли к некоторым замашкам откровенности, затвердили разные сентенции о неприкосновенности чести, о благородстве, язвительные насмешки нсд писарями. Младшие из них читали Марлинского и Загоскина, знают на память начало "Кавказского пленника", "Войнаровского" и часто повторяют затверженные стихи. Например, иные говорят всякий раз, заставая человека курящим:



    Янтарь в устах его дымился.



    Все они без исключения глубоко и громко сознают, что их положение гораздо ниже их достоинства, что одна нужда может их держать в этом "чернильном мире", что если б не бедность и не раны, то они управляли бы корпусами армии или были бы генерал-адъютантами. Каждый прибавляет поразительный пример кого-нибудь из прежних товарищей и говорит:

    - Ведь вот - Крейц или Ридигер - в одном приказе в корнеты проидведены были. Жили на одной квартире, - Петруша, Алеша - ну, я, видите, не енмец, да и поддержки не было никакой - вот и сиди будочником. Вы думаете, легко благородному человеку с нашими понятиями занимать полицейскую должность?

    Жены их еще более горюют и с стесненным сердцем возят в ломбард всякий год денежки класть, отправляясь в Москву под предлогом, что мать или тетка больна и хочет в последний раз видеть.

    . И так они живут себе лет пятнадцать. Муж, жалуясь на судьбу, - сечет полицейских, бьет мещан, подличает перед губернатором, покрывает воров, крадет (231) документы и повторяет стихи из "Бахчисарайского фонтана". Жена, жалуясь на судьбу и на провинциальную жизнь, берет все на свете, грабит просителей, лавки и любит месячные ночи, которые называет "лунными".

    Я потому остановился на этой характеристике, что сначала я был обманут этими господами, и в самом деле считал их ннсколько получше других; что вовсе не так...

    Я увез из Перми одно личное воспоминание, которое дорого мне.

    На одном из губернаторских смотров ссыльным меня пригласил к себе один ксендз. Я застал у него несколько опляков. Один из них сидел молча, задумчиво куря маленькую трубку; тоска, тоска безвыходная видна была в каждой черте. Он был сутуловат, даже кривобок, лицо его принадлежало к тому неправильному польско-литовскому типу, который удивляет сначала и привязывает потом; такие черты были у величайшег оиз поляков - у Фаддея Костюшки. Одежда Цехановича свидетельствовала о страшной бедности.

    Спустя несколько дней я гулял по пустынном бульвару, которым оканчивается в одну сторону Пермь; это было во вторую половину мая, молодой лист развертыывался, березы цвели (помнится, вся аллея была березовая) , - и никем никого. Провинциалы наши не любят платонических гуляний. Долго бродя, я увидел наконец по другую сторону бульвара, то есть на поле, какого-то человека, гербаризировавшего или просто рвавшего однообразные и скудные цветы того края. Когда он поднял голову, я узнал Цехановича и подошел к нему.

    Впоследствии я много видел мучеников польсуого дела; четьи-минеи польской борьбы чрезвычайно богаты, - Цеханович был первый. Когда он мне рассказал, как их преследовали заплечные мастера в генерал-адъютантских мундирах,, эти кулаки, которыми дрался рассвирепелый деспот Зимнего дворца, - жалки показались мне тогда наш иневзгоды, наша тюрьма и наше сьедствие.

    В Вильне был в то время начальником, со стороны победоносного неприятеля, тот знаменитый ренегат Муравьев, который обессмертил себя историческим изречением, что "он принадлежит не к тем Муравьевым, которых вешают, а к тем, которые вешают". Для узкого мстительного взгляда Николая люди раздражительного (232) властолюбия и грубой беспощадности были всего пригоднее, по крайней мере всего симпатичнее.

    Генералы, сидевшие в застенке и мучившие эмиссаров, их знакомых, знакомых их знакомых, обращались с арестантами, как мерзавцы, лишенные всякого воспитания, Всякого чувства деликатности и притом очень хорошо знавшие, что все их действия покрыты солдатской шинелою Николая, облитой и польской кровью мучеников и слезами польских матерей... Еще эта страстная неделя целого народа ждет своего Луки или Матфия... Но пусть они знают: один палач за другим будет выведен к позорному столбу истории и оставт там свое имя. Это будет портретная галерея николаевского времени в pendant галереи полководцев 1812 года.

    Муравьев говорил арестантам "ты" и ругался площадными словами. Раз он дт того разъярился, что подошел к Цехановичу и хотел его взять за грудь, а может, и ударить - встретил взгляд скованного арестанта, сконфузился и продолжал другим тоном.

    Я догадывался, каков должен был быть этот взгляд; рассказывая мне годп через три после события эту историю, глаза Цехановича горели, и жилы налились у него на лбу и на перекошенной шее его.

    - Что же бы вы сделали в цепях?

    - Я разорвал бы его зубами, я своим черепом, я цепями избил бы его, - сказал он дрожа.

    Цеханович сначала был сослан в Верхотурье, один из дальнейших городов Пермской губернии, потерянный в Уральских горах, занесенный снегом и так стоящий вне всяких дорог, что зимой почти нет никакого сообщения. Разумеется, что жить в Верхотурье хуже, чем в Омске или Красноярске. Совершенно одинокий, Цеханович занимался там естественными науками, собирал скудную флору Уральских гор, наконец получил дозволение перебраться в Пермь; и это ухе для него было улучшение: снова услышал он звуки своегь языка, встретился с товарищами по несчастью. Жена его, оставшаяся в Литве, писала к нему, что она отправится к нему пешком из Вилен-ской губернии... Он ждал ее.

    Когда меня перевели так неожиданно в Вятку, я пошел проститься с Цехановичем. Небольшая комната, в которой он жил, была почти совсем пуста; небольшой старый чемоданчик стоял возле скудной постели, деревянный стол (233) и один стул составляли всю мебель, - на меня пахнуло моей крутицкой кельей.

    Весть о моем отъезде огорчила его, но он так привык к лишениям, что через минуту, почти светло улыбнуввшись, сказал мне:

    - Вот за то-то я и люблю природу: ее никак не отнимешь, где бы человек ни был.

    Мне хотелось оставить ему что-нибудь на память, я снял небольшую запонку с рубашки и просил его принять ее.

    - К моей рубашке она не идет, - сказал он мне, - но запонку вашу я сохраню до конца жизни и наряжусь в нее на своих похоронах.

    Потом он задумался и вдруг быстро начал рыться в чемодане. Достал небольшой мешочек, вынул из него железную цепочку, сделанную особым образом, оторвав от нее несколько звеньев, подал мне с словами:

    - Цепочка эта мне очень дорога, с ней связаны святейшие воспоминания иного времени; все я вам не дам, а возьмите эти кольцы. Не думал, что я, изгнанник из Литвы, подарю их русскому изгнаннику,

    Я обнял его и простился.

    -- Когда вы едете? - спросил он. . - Завтра утром, но я вас не зову, у меня уже на квартире ждет бессменно жандарм.

    - Итак, добрый путь вам, будьте счастливее меня.

    На другой день с девяти часов утра полицмейстер был уже налицо в моей квартире и торопил меня. Пермский жандарм, гораздо более ручной, чем крутицкий, не скрывая радости, которую ему доставляла надежда, что он будет 350 верст пьян, работал около коляски. Все было готово; i я нечаянно взглянул на улицу -идет мимо Цеханович, я -бросился к окну.

    - Ну, слава богу, - сказал он, - я вот четвертый раж прохожу, 'чтоб проститься с вами хоть издали, но вы все не видали.

    Глазами, полными слез, поблагодарил я его. Это нежное, ж
    Страница 11 из 25 Следующая страница



    [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ]
    [ 1 - 10] [ 10 - 20] [ 20 - 25]



При любом использовании материалов ссылка на http://libclub.com/ обязательна.
| © Copyright. Lib Club .com/ ® Inc. All rights reserved.