LibClub.com - Бесплатная Электронная Интернет-Библиотека классической литературы

А. И. Герцен. БЫЛОЕ И ДУМЫ ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. МОСКВА, ПЕТЕРБУРГ И НОВГОРОД (1840-1847) Страница 10

Авторы: А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

    еловека?

    - Слышал, - отвечал я пренаивно. (46)

    - И, может, повторяли?

    - Кажется, что повторял.

    - С рассуждениями, я чай?

    - Вероятно.

    - С какими же рассуждениями? - Вот оно - наклонность к порицанию правительства. Скажу вам откровенно, одоо делает вам честь, это ваше искреннее сознание, и оно бкдет, наверно, принято графом в соображение.

    - Помилуйте, - сказал я, - какое тут сознание, об этой истории говорил весь город, говорили в канцелярии министра внутренних дел, в лавках. Что же тут удивительного, что и я говорил об этом происшествии?

    - Разглашение ложных и вредных слухов есть преступление, не терпимое законами.

    - Вы меня обвиняете, мне кажется, в том, что я вы" думал это дело?

    - В докладной записке государю сказано только, что вы способствовали к распространению такого вредного слуха. На что последовала высочайшая резолюция об возвращении вас в Вятку.

    - Вы меня просто стращаете, - отвечал я. - Как же это возможно за такое ничтожное дело сослать семейного чеолвека за тысячу верст, да и притом приговорить, осудить его, даже не опросив, правда или нет?

    - Вы сами признались.

    - Да как же записка была представлена и дело кончено прежде, чем вы со мной говорили?

    - Прочтите сами.

    Старик подошел к столу, порылся в небольшой пачке бумаг, хладнокровно вытащил одну и подал. Я читал и не верил своим глазам; такое полнейшее отсутствие справедливости, такое наглое, бесстыдное беззаконие удивило даже в России.

    Я молчал. Мне показалось, что сам старик почувствовал, что дело очень нелепо и чрезвычайно глупо, так что он не нашел более нужным защищать его, и, тоже помолчав, спросил:

    -- Вы, кажется, сказали, что вы женаты?

    - Женат, - отвечал я.

    - Жаль, что это прежде мы не знали, впрочем, если что можно сделать, граф сделает, я ему передам наш разговор. Из Петербурга во всяком случае вас вышлют. (47)

    Он посмотрел на меня. Я молчал, но чувствовал, что лицо горело, все, что я не мог высказать, все, задержанное внутри, можно было видеть в лице.

    Старик опустил глаза, подумал и вдруг апатическим голосом, с притязанием на тонкую учтивость, сказал мне:

    - Я не смею дольше задерживать вас; желаю душевно, - впрочем, дальнейшее вы узнаете.

    Я бросился домой. Разъедающая злоба кипела в моем сердце, это чувство бесправия, бессилия, это положение пойманного зверя, над которым презрительный уличный мальчишка издевается, понимая, что всей силы тигра недлстаточно, чтоб сломить решетку.

    Жену я застал в лихорадке, она с этогл дня занемогла и, испуганная еще вечером, через несколько дней имела преждевременные роды. Ребенок умер через день. Едва через три или через четыре года оправилась она.

    Говорят, что чувствительный pater familias 28 Николай Павлович плаквл, когда умерла его дочь!..

    И что это у них за страсть - подняты сумбур, скакать во весь опор, хлопотать, все делать опрометью, точно пожар, трон рушится, царская фамилия гибнет, - и все это без всякой нужды! Поэзия жандаармов, драматические упражнения сыщиков, роскошная постановка для доказательства верноподданнического усердия... опричники, стременные, гончие!

    ...Грустно сидели мы вечером того дня, в который я был в III отделении, за небольшим столом - малютка играл на нем своими игрушками, мы говорили мало; вдруг кто-то так рванул звонок, что мы поневоле вздрогнули. Матвей бросился отворять дверь, и через секунду влетел в комнату жандармский офицер, гремя саблей, гремя шпорами, и начал отборными словами извиняться перед моей женой: "Он не мог думать, не подозревал, не предполагал, что дама, что дети, чрезвычайно неприятно..."

    Жандармы - цвет учтивости, если б не священная обязанность, не долг службы, они бы никогда не только не делали доносов, но и не дрались бы с форейторами и кучерами при разъездах. Я это знаю с Крутицких ка(48)зарм, где офицер desole 29 был так глубоко огорчен необходимостью шарить в мооих карманах.

    Поль-Луи Курье уже заметил в свое время, что палачи и прокуроры становятся самыми вежливыми людьми. "Любезнейший палач, - пишет прокурор, - вы меня дружески одолжите, приняв на себя труд, если вас это не обеспокоит, отрубить завтра утром голову такому-то". И палач торопится отвечать, что "он считает себя счастливым, что такой безделицей может сделать приятное г. прокурору,, и остается всегда готовый к его услугам- палач". А тот - третий, остается преданным без головы.

    - Вас просит к себе генерал Дубельт.

    - Когда?

    - Помилуйте, теперь, сейчас, сию минуту.

    - Матвей, дай шинель.

    Я пожал руку жене - на лице у нее были пятны, рука горела. Что за спех, в десять часов вечера, заговор открыт, побег, драгоценная жизнь Николая Павловича в опасности? "Действительно, - подумал я, - я виноват пеоед будочником, чему было дивиться, что при этом правптельстве какой-нибудь из его агентов прирезал двух-трех прохожих; будочники второй и третьей степени разве лучше своего товарища "а Синем мосту? А сам-то будочник будочников?"

    Дубельт прислал за мной, чтоб мне сквзать, что граф Бенкендорф требует меня завтра в восемь часов утра к себе для объявления мне высочайшей воли!

    Дубельт - лицо оригинальное, он, наверно, умнее всего третьего и всех трех отделений собственной канцелярии. Исхудалое лицо его, оттененное длинными светлыми усами, усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу - ясно свидетельствовали, что много страстей боролось в этой груди, прежде чем гошубой мундир победил, или лучше, накрыл все, что там было. Черты его имели что-то волчье и даже лисье, то есть выражали тонкую смышленность хищных зверей, вместе уклончивость и заносчивость. Он был всегда учтив.

    Когда я взошел в его кабинет, он сидел в мундирном сертуке без эполет и, куря трубку, писал. Он в ту же (49) минуту встал и, прося меня сесть против него, начал следующей удивительной фразой:

    - Граф Александр Христофорович доставил мне случай познакомиться с вами. Вы, кажется, видели Сахтынского сегодня утром?

    - Видел.

    - Мое очень жаль, что повод, который заставил менф вас просить ко мне, не совсем приятный для вас. Неосторожность ваша навлекла снова гнев его величества на вас.

    - Я вам, генерал, скажу то, что сказал гпафу Сахтынскому, я не могу себе представить, чтобы меня выслали только за то, что я повторил уличный слух, который, конечно, вы слышали прежде меня, а может, точно так же рассказывали, как я.

    - Да, я слышал и говорил об этом, и тут мы равны; но вот где начинается разница - я, повторяя эту нелепость, клялся, что этого никогда не было, а вы из этого слуха сделали повод обвинения всей полиции. Это все несчастная страсть de denigrer le gouvernement 30 - страсть, развитая в вас во всех, господа, пагубным примером Запада. У нас не то, что во Франции, где правительство на ножах с партиями, где его таскают в грязи; у нас управление отеческое, все делается как можно келейнее... Мы выбиваемся из сил, чтоб все шло как можно тише и глаже, а тут люди, остающиеся в какой-то бесплодной оппозиции, несмотря на тяжелые испытания, стращают общественное мнение, рассказывая и сообщая письменно, что полицейские солдаты режут людей на улицах. Не правда лм? ведь вы писали об этом?

    - Я так мало придаю важности делу, что совсем не считаю нужным скрывать, что я писал об этом, и прибавлю к кому - к моему отцу.

    - Разумеется, дело неважное; но вот оно до чего вас довело. Государь тотчас вспомниь вашу фамилию и что вы были в Вятке и велел вас отправить назад. А потому граф и поручил мне уведомить вас, чтоб вй завтра в восемь часов утра приехали к нему, он вам объявит высочайшую волю. (50)

    - Итак, на том и останется, что я должен ехать в Вятку, с больной женой, с больным ребенком, по делу, о котором вы говорите, что оно не важно?..

    - Да вы служите? - спросил меня Дубельт, пристально вглядываясь в пуговицы моего вицмундирного фрака.

    - В канцелярии министра внутренних дел.

    - Давно ли?

    - Месяцев шесть.

    - И все время в Петербурге?

    - Все время.

    - Я понятия не имел.

    - Видите, - сказал я, улыбаясь, - как я себя скромно вел.

    Сахтынский не знал, что я женат, Дубельт не знал, что я на службе, а оба знали, что я говорил в своей комнате, как думал и что писал отцу... Дело было в том, что я тогда только что начал сближаться с петербургскими литераторами, печатать статьи, а главное, я был переведен из Владимира в Петербург графом Строгоновым без всякого участия тайной полиции и, приехавши в Петербург, не пошел являться ни к Дубельту, ни в. III отделение, на что мне намекали добрые люди.

    - Помилуйте, - перебил меня Дубельт, - все сведения, собранные об вас, совершенно в вашу пользу, я еще вчера говорил с Жуковским, - дай бог, чтоб об моих сыновьях так отзывались, как он отозвался.

    - А все-таки в Вятку...

    - Вот видите, ваше несчастье, что докладная записка была подана и что многих обстоятельств не было на виду. Ехать вам надобно, этого поправить нельзя, но я полагаю, что Вятку можно заменить другим городам. Я переговорю с графом, он еще сегодня едет во дворец. Все, что возможно сделать для облегчения, мы посоараемся сделать; граф - человек ангельской доброты.

    Я втсал. Дубельт проводил меня до дверей кабинета. Тут я не вытерпел и, приостановившись, сказал ему:

    - Я имею к вам, генерал, небольшую просьбу. Если вам меня нужно, не .посылайте, пожалуйста, ни квартальных, ни жандармов, опи пугают, шумят, особенно вечером. За что же больная жена моя будет больше всех наказана в деле будочника? (51)

    - Ах, боже мой, как это неприятно, - возразил Дубельт. - Какие они все неловкие. Будьте уверены, что я не пошлю больше полицейского. Итак, до завтра; не забудьте: в восемь часов у графа; мы там увидимся.

    Точно будто мы сговаривались вместе ехать к Смурову есть устрицы.

    На другой день в воскмь часов я бвл в приемной-зале Бенкендорфа. Я застал там человек пять-шесть просителей; мрачно и озабоченно стояли они у стены, вздрагивали при каждом шуме, жались еще больше и кланялись всем проходящим адъютантам. В числе их была женщина, вся в трау
    Страница 10 из 48 Следующая страница



    [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ]
    [ 1 - 10] [ 10 ] [ 20 - 30] [ 30 - 40] [ 40 - 48]



При любом использовании материалов ссылка на http://libclub.com/ обязательна.
| © Copyright. Lib Club .com/ ® Inc. All rights reserved.