Владимир Гиляровский. Трущебные люди Страница 6

ова колоть начнет, так не успе ешь оглянуться, сажень готова... VI

•-- Нашел кого поминать, подлеца! -- злобно сказал секретарь.

Не любишь, видно, плюху помнишь?

Плюху! Счастье его, что Пашка сбежал, а то бы ему такая плюха была, что суоих бы не узнал, счастье, что уехал-то.

Да, вырвался-таки на волю, только потому, что не пьянствовал, а то тоже бы нашей участи хватил.

А что, ребятки, где в самом деле Пашка, я в больницу ушел, а когда вернулся, его уже не было,-- спросил молодой сухощавый солдатик с болезненным лицом.



.-- Сбежал он, Карпуша! -- продолжаб Заплата.

Из-за чего?

Д из-за того, что квартальный приходил справляться: кто он такой есть.

Паспорт фальшивым оказался,-- вставил секретарь.

-- Фальшивым? -- Да.

-- Так кто же он был, этот самый Пашка? -- обратился к секретарю Карпушка.

Каторжник беглый, за убийство сосланный был, вот кто!

Каторжник? А ты почем знаешь?

Он мне раз пьяный открылся во всем.

А ты на него квартальному донес, фискал! За трешницу товарища продал.

Все равно он и без этого убежал бы, чего лаешься, коли не знаешь!

Братцы! Подь-ка сюды кто-нибудь! -- послышалось снизу.

Никак Капказский зовет?

Братцы, дайте испить!

Сейчас, дядя, срйчас принесу! -- ответил сверху Заплата, спустился вниз и через минуту стоял с полным ковшом у Кавказского.

На, кушай на здоровье!

Спасибо! -- прохрипел тот'в ответ и стал жадно пить...-- Хорошо! -- сказал он, роняя ковш на землю.

Ну что, дядя, лучше тебе? -- перегнувшись с крыши, спросил его Карпушка.

Хорошо... вон солнышко светит, привольно... На Волгу бы хотелось, поработать бы, покрюшничать! Вотчерез недельку, бог даст, поправлюсь, в Рыбну поеду к моему барину, вместе работать будем...

Да, в Рыбне теперь хорошо, народу сколько сошлось, работы дорогие! -- задумчиво проговорил Заплата.

Нет, на Капказе лучше, там весело, горы! Люблю я их. На будущее лето уеду в Владыкапкай, там у меня знакомые есть, место дадут... Беспременно уеду!..-- Уть слышно, но спокойно и медленно, с передышкой говорил кавказец...

На Капказ?--спросил Карпушка.

На Капказ! Я его весь пешком выходил; хотите, ребятки, я вам капказскую походную песенку спою , слушайте!

И он, собравшись с силами, запел надорваннымголосом:

Гремит слава трубой,

Мы драилсь за Лабой;

По горам твоим, Кавказ,

Уж гремит слава об нас...

Уж мы, горцы басурма...

Вдруг хрип перервал песню,-- кавказец как-то судорожно вытянулся, закинул голову назад и вытянул руки по швам, как во фронте...

Что это с ним, Заплата?..

Что? То же, что и с нами будет, умер!

Эх, братцы, какого человека этот свинец съел: ведь три года тому назад он не человек -- сила был: лошадь одной рукой садиться заставлял, по три свинки в третий этаж носил!.. А все свинец копейкинский. Много он нашего брата заел, проклятый, да и еще заест!..

Заплата злобно погрозил кулаком по направлению к богатым палатам заводчика Копейкина:

-- Погоди ужо ты!



ОДИН ИЗ МНОГИХ

Было шесть часов вечера. Темные снеговые тучи низко висели над Москвой, порывистый ветер, поднимая облака сухого, леденистого снега, пронизывал до ксти прохожих и глухо, тоскливо завывал на телеграфных проволоках.

Около богатого дома с зеркальными окнами, на одной из больших улиц, прячась в углубление железных ворот, стоял человек высокого роста...

-- Подайте Христа ради... не ел... ночевать негде! -- протягивая руку к прохожим, бормотал он...

Но никто не подал ни копейки, а некоторые обругали дармоедом и кинули замечание еще, что, мол, здоровяк, а работать ленится...

Это был один из тех неудачников, которые населяют ночлежные дома Хитрова рынка и других трущоб, попадая туда по воле обстоятельств.

Крестьянин одного из беднейшиэ уездов Вологодской губернии, он отправился на заработки в Москву, так как дома хлебушка и без его рта не хватит до нового. В Москве долгое время добиаался он какого ни на есть местишка, чтобы проъарчиться до весны, да ничего не вышло. Обошел фабрики, конторы, трактиры, просился в "кухонные мужики" -- не берут, рекомендацию требуют, а в младшие дворники и того больше.

-- Нешто с ветрв по нонешнему времени взять можно. Вон, гляди, в газетах-то пропечатывают, что с фальшивыми паспортами беглые каторжники нарочно нанимаются, чтобы обокрасть! --сказалп ему в одном из богатых купеческих домов.

Разь я такой? Отродясь худыми делами не занимался ,вот и пашпорт...

Пашпортов-то много! Вон на Хитровом по полтине пашпорт... И твой-то, может, оттуда, вон и печать-то слепая... Ступай с бргом!

Три недели искал он места, но всюду или рекомендации требовали, или места заняты были... Ночевал в грязном, зловшнном ночлежном притоне инженера-богача Ромейко, на Хитровке, платя по пятаку за ночь, Кроме черного хлеба, а иногда мятого картофеля-тушенки, он не ел ничего. Чаю и прежде не пивал, водки никогда в рот не брал. По утрам ежедневно выходил с толпой таких же бесприютных на площадь рынка и ждал, пока придут артельщики нанимать в поденщину. Но и тут за все время только один раз его взяли, во время метели, разгребать снег на рельсах конно-железной дороги. Полученная полтина была проедена в три дня. Затем опять тот же голод...

А ночлпжный хозяин все требовал за квартиру, угрожая вытолкать его. Кто-то из ночлежников посоветовал ему продать довольно поношенный полушубок, единственное его достояние, уверяя, что найдется работа, буду деньги, а полушубков в Москве сколько хошь. Он ужаснулся этой мысли.. .

-- Как не тае, продать? Свое родное и чужому продать? --р ассуждал он, лежа на грязных нарах ночлежной квартиры и вспоминая все те мелкие обстоятельства, при которых сшит был полушубок... Вспомнил, кап целых четыре года копил шкуры, закалывая овец, своих доморощенных, перед рождеством, и продавал мясо кабатчику; вспомнил он, как в Кубинском ему выдубили шкуры, как потом пришел бродячий портной Николка косой и целых две недели кормился у него в избе, спал на столе с своими кривыми ногами, пока полушубок не был справлен, и как потом на сходе долго бедняки-соседи завидовали, любуясь шубой, а кабатчик Федот Митрич обещал два ведраз а шубу...

-- Ты во што: либо денег давай, либо духа чтоб твоего не было! -- прервал размышления свирепый, опухлый от пьянства муик, съемщик квартиры. Повремени, а, ты! Сколочусь деньжатами, отдам!

Можа, местишко бог пошлет... -- молил ночлежник.

За тобой и так шесть гривен!

Ведь пашпорт мой у тебя в закладе.

Пашпорт! Что в нем?! За пашпорт нашему брату достается... Сегодня или деньги, али заявлю в полицию, по этапу беспашпортного отправят... Уходи!

Несчастный скинул с плеч полушубок, бросил его на нары вверх шерстью, а сам начал перетягивать кушаком надетую под полушубком синюю крашенинную короткую поддевочку, изношенную донельзя.

Взгляд его случайно упал на мех полушубка.

-- Это вот Машки-овцы шкурка...-- вперяясь прослезившимися глазами в черную полу, бормотал про себя мужичок,-- повадливая, рушная была... За хлебцем, бывало, к окошку прибежит... да как заблеет: бе-е...бе-е! -- подражая голосу овцы, протянул он.

Громкий взрыв хохота прервал его. Ночлежники хохотали и указывали пальцами:

А мужик-то в козла обернулся!

Полушубок-то блеет!--И тому подобные замечания посыпались со всех сторон. Он схватил полушубоки выбежал на площадь.

А там гомон стоял.

Под навесом среди площади, сделанным для защиты от дождя и снега, колыхался народ, ищущий поденной работы, а между ним сновали "мартышки" и "стрклки". Под последним названием известны нищие, а "мартышками" зовут барышников. Эти -- грабители бедняка-хитровака, обувающие, по местному выражению, "из сапог в лапти", скупают все, что имеет какую-либо ценность, меняют лучшее платье на худшее или дают "сменку до седьмого колена", а то и прямо обирают, чуть не насильно отнимая платье у неопытного продавца.

Пятеро мартышек стояло у лотков с съестными припасами. К ним-то и подошел, неся в руках полушубок, мужик.

Эй, дядя, что за шубу? Сколько дать? -- засыпали его барышники.

' Восемь бы рубликов надо...-- нерешительно ответил ТОТ.

Восемь? А ты не валяй дурака-то... Толком говори. Пятерку дам.

Восемь!

Шуба рассматривалмсь, тормошилась барышниками.

Наконец, сторговались на шести рублях. Рыжий барышник, сторговавший шубу, передал ее одному из своих товарищей, а сам полез в карман, делая вид, что ищет денег.

Шесть рублев тебе?

Шесть...

В это время товарищ рыжего пошел с шубой прочь и затерялся в толпе. Рыжий барышник начал разговаривать с другими...

Что же, дядя, деньги-то давай! -- обратился к нему мцжик.

Кауие деньги? За что? Да ты никак спятил?

Как за што? За шубу небось!

Нешто я у тебя брал?

А вон тот унес.

Тот унес, с того и спрашивай, а ты ко мне лезешь? Базар велик... Вон он идет, видишь? Беги за ним.

Как же так?!--оторопел мужик.

Беги, черт сиволапый, лови его, поколя не ушел,а то шуба пропадет! -- посоветовал другой барышник мужику, который бросился в топу, но мартышки с шубой и след простыл... Рыжий барышник с товарищами направился в трактир спрыснуть успешное дельце.

Мужицкий полушубок пропал.

*

Прошло две недели. Квартирный хозяин во время сна отобрал у мужика сапоги в уплату за квартиру... Остальное платье променяно на лохмотья, и деньг" проедены... Работы не находилось: на рынке слишком мрого нанимающихся и слишком мало нанимателей. С квартиры прогнали... Наконец, он пошел просить милостыню и два битых часа тщетно простоял, коченея от холода. К воротам то и дело подъезжали экипажи, и мимо проходила публика. Но никто ничего не подал.

-- Господи, куда же мне теперь?..

Он машинально побрел во двор дома. Направо от ворот стояла дворницкая сторожка, окно которой приветливо светилось. "Погреться хоть",-- решил он и, подойдя к двери, рванул за скобу. Что-то треснуло, и дверь отворилась. Сторожка была пуста, на столе стояла маленькая лампочка, пущенная в полсвета. Подле лампы лежал каравай хлеба, столовый нож, пустая чашка и ложка.

Безотчетно, голодный, прошел он к столу, протянул руку за хлебом, а другою
Страница 6 из 15 Следующая страница