Николай Васильевич Гоголь. ВЕЧЕРА НА ХУТОРЕ БЛИЗ ДИКАНЬКИ Страница 6

ли, что он знахарь. Бывал ли кто болен чем, тотчас призывал Пацюка; а Пацюку стоило только пошептать несколько слов, и недуг как будто рукою снимался. Случалось ли, что проголодавшийся дворянин подавился рыбьей костью, Пацюк умел так искусно ударить кулаком в спину, что кость отправлялась куда ей следует, не причинив никакого вреда дворянскому горлу. В последнее время его редко видали гденибудь. Причина этому была, может быть, лень, а может, и то, что пролезать в двери делалось для него с каждым годом труднее. Тогда миряне должны были отправляться к нему сами, если имели в нем нужду.

Кузнец не без робости отворил дверь и увидел Пацюка, сидевшего на полу по-турецки, перед небольшою кадушкою, на которой стояла миска с галушками. Эта миска стояла, как нарочно, наравне с его ртом. Не подвинувшись ни одним пальцем, он наклонил слегка голову к миске и хлебал жижу, схватывая по временам зубами галушки.

"Нет, этот, -- подумал Вакула про себя, -- еще ленивее Чуба: тот, по крайней мере, ест ложкою, а этот и руки не ховет поднять!"

Пацюк, верно, крепко занят был галушками, потому что, казалось, совсем не заметил прихода кузнеца, который, едва ступивши на порог, отвесил ему пренизкий поклон.

-- Я к твоей милости пришел, Пацюк! -- сказал Вакула, кланяясь снова.

Толстый Пацюк поднял голову и снова начал хлебать галушки.

-- Ты, говорят, не во гнев будь сказано... -- сказал, собираясь с духом, кузнец, -- я веду об этом речь не для того, чтобы тебе нанесть какую обиду, -- приходишься немного сродни черту.

Проговоря эти слова, Вакула испугался, подумав, что выразился все еще напрямик и мало смягчил крепкие слова, и, ожидая, что Пацюк, схвативши кадушку вместе с мискою, пошлет ему прямо в голову, отсторонился немного и закрылся рукавом, чтобы горячая жижа с галушек не обрызгала ему лица.

Но Пацюк взглянул и снова начал хлебать галушки. Ободренный кузнец решился продолжать:

-- К тебе пришел, Ппцюк, дай боже тебе всего, добра всякого в довольствии, хлеба в пропорции! -- Кузнец иногда умел ввернуть модное слово; в том он понаторел в бытность еще в Полтаве, когда размалевывал сотнику дощатый забор. -- Пропадать приходится мне, грешному! ничто не помогает на свете! Что будет, то будет, приходится просить помощи у самого черта. Что ж, Пацюк? -- произнес кузнец, видя неизменное его молчание, -- как мне быть?

-- Когда нужно черта, то и ступай к черту! -- отвечал Пацюк, не подымая на него глаз и продолжая убирать галушки.

-- Для того-то я и пришел к тебе, -- отвечал кузнец, отвешивая поклон, -- кроме тебя, думаю, никто на свете не знает к нему дороги.

Пацюк ни слова и доедал остальные галушки.

-- Сделай милость, человек добрый, не откажи! -- наступал кузнец, -- свинины ли, колбас, мукки гречневой, ну, полотна, пшена или иного прочего, в случае потребности... как обыкновенно между добрыми людьми водится... не поскупимся. Расскажи хоть, как, примерно сказать, попасть к нему на дорогу?

-- Тому не нужно далеко ходить, у кого черт за плечами, -- произнес равншдушно Пацюк, не изменяя своего положения.

Вакула уставил на него глаза, как будто бы на лбу его написано было изъяснение этих слов. "Что он говорит ?" -- безмолвно спрашивала его мина; а полуотверстый рот готовился проглотить, как галушку, первое слово. Но Пацюк молчал.

Тут заметил Вакула, что ни галушек, ни кадушки перед ним не было; но вмесио того на полу стояли две деревянные миски: одна была напшлнена варениками, другая сметаною. Мысли его и глаза невольно устремились на эти кушанья. "Посмотрим, -- говорил он сам себе, -- как будет есть Пацюк вареники. Наклоняться он, верно, не захочет, чтобы хлебать, как галушки, да и нельзя: нужно вареник сперва обмакнуть в сметану".

Только что он успел это подумать, Пацюк разинул рот, поглядел на вареники и еще сильнее разинул рот. В это время вареник выплеснул из миски, шлепнул в сметану, перевернулся на другую сторону, подскочил вверх и как раз попал ему в рот. Пацюк съел и снова разинул рот, и вареник таким же порядком отправился снова. На себя только принимал он труд жевать и проглатывать.

"Вишь, какше диво!" -- подумал кузнец, разинув от удивления рот, и тот же час заметил, что вареник лезет и к нему в рот и уже выказал губы сметаною. Оттолкнувши вареник и вытерши губы, кузнец начал размышлять о том, какие чудеса бывают на свете и до каких мудростей доводит человека нечистая сила, заметя притом, что один только Пацюк может помочь ему. "Поклонюсь ему еще, пусть растолкует хорошенько... Однако что за черт! ведь сегодня голодная кутья, а он ест вареники, вареники скоромные! Что я, в самом деле, за дурак, стою тут и греха набираюсь! Назад!" И набожный кузнец опрометью выбежал из хаты.

Однако ж черт, сидевший в мешке и заранее уже радовавшийся, не мог вытерпеть, чтобы ушла из рук его такая славная добыча. Как только кузнец опустил мешок, он выскочил из него и сел верхом ему на шею.

Мороз подрал по коже кузнеца; испугавшись и побледнев, не знал он, что делать; уже хотел перекреститься... Но черт, наклонив свое собачье рыльце ему на правое ухо, сказал:

-- Это я -- твой друг, все сделаю для товарища и друга! Денег дам сколько хочешь, -- пискнул он ему в левое ухо. -- Оксана будет сегодня же наша, -- шепну лон, заворотивши свою морду снова на правое ухо.

Кузнец стоял, размышляя.

-- Изволь, -- сказал он наконец, -- за такую цену готов быть твоим!

Черт всплеснул руками и начал от радости галопировать на шее кузнеца. "Теперь-то попался кузнец!-- думал он прь себя, -- теперьто я вымещу на тебе, голубчик, все твои малеванья и небылицы, взводимые на чертей! Что теперь скажут мои товарищи, когда узнают, что самый набожнейший из всего села человек в моих руках?" Тут черт засмеялся от радости, вспомнивши, как будет дразнить в аде все хвостатое племя, как будет беситься хромой черт, считавшийся между ними первым на выдумки.

-- Ну, Вакула! -- пропищал черт, все так же не слезая с шеи, как бы опасаясь, чтобы он не убежал, -- ты знаешь, что без контракта ничегт не делают.

-- Я готов! -- сказал кузнец. -- У вас, я слышал, расписываются кровью; постой же, я достану в кармане гвоздь! -- Тут он заложил назад руку -- и хвать черта за хвост.

-- Вишь, какой шутник! -- закричал, смеясь, черт. -- Ну, полно, довольно уже шалить!

-- Постой, голубчик! -- закричал кузнец, -- а вот это как тебе покажется? -- При сем слове он сотворил крест, и черт сделался так тих, как ягненок. -- Постой же, -- сказал он, стаскивая его за хвост на землю, -- будешь ты у меня знать подучивать на грехи добрых людей и честных христиан! -- Тут кузнец, не выпуская хвоста, вскочил на него верхом и поднял руку для крестного знамения.

-- Помилуй, Вакула! -- жалобно простонал черт, -- все что для тебя нужно, все сделаю, отпусти только душу на поканяие: не клади на меня страшного креста!

-- А, вот каким голосом запел, немец проклятый! Теперь я знаю, что делать. Вези меня сей же час на себе, слышишь, неси, как птица!

-- Куда? -- произнес печальный черт.

-- В Петембург, прямо к царице!

И кузнец обомлел от страха, чувствуя себя подымающимся на воздух.

Долго стояла Оксана, раздумывая о странных речах кузнеца. Уже внутри ее что-то говорило, что она слишком жестоко поступила с ним. Что, если он в самом деле решится на что-нибудь страшное? "Чего доброго! может быть, он с горя вздумает влюбиться в другую и с досады станет называть ее первою красавицею на селе? Но нет, он меня любит. Я так хороша! Он меня ни за что не променяет; он шалит, прикидывается. Не пройдет минут десять, как он, верно, придет поглядеть на меня. Я в самом деле сурова. Нужно ему дать, как будто нехотя, поцеловать себя. То-то он обрадуется!" И ветреная красавица уже шутила со своими подругами.

-- Постойте, -- сказала одна из них, -- кузнец позабыл мешки своп; смотрите, какие страшные мешки! Он не по-нашемун аколядовал: я думаю, сюда по целой четверти баранс кидали; а колбасам и хлебам, верно, счету нет! Роскошь! целые празднрки можно объедаться.

-- Это кузнецовы мешки? -- подхватила Оксана. -- Утащим скорее их ко мне в хату и разглядим хорошенько, что он сюда наклал.

Все со смехом одобрили такое предложение.

-- Но мы не поднимем их! -- закричала вся толпа вдруг, силясь сдвинуть мешки.

-- Постойте, -- сказала Оксана, -- побежим скорее за санками и отвезем на санках!

И толпа побежала за санками.

Пленникам сильно прискучило сидеть в мешках, несмотря на то что дьяк проткнул для скбя пальцем порядочную дыру. Если бы еще не было народу, то, может быть, он нашел бы средство вылезть; но вылезть из мешка при всех, показвть себя на смех... это удерживало его, и он решился ждать, слегка только покряхтывая под невежливыми сапогами Чуба. Чуб сам не меене желал свободы, чувствуя, что под ним лежит что-то такое, на котором сидеть страх было неловко. Но как скоро услышал решение своей дочери, то успокоился и не хотел уже вылезть, рассуждая что к хате своей нужно пройти, по крайней мере, шагов с сотню, а может быть, и другую. Вылезши же, нужно опрравиться, застегнуть кожух, подвязать пояс -- сколько работы! да и капелюхи остались у Солохи. Пусть же лучше девчата довезут на санках. Но случилось совсем не так, как ожидал Чуб. В то время, когда дивчата побежали за санками, худощавый кум выходил из шинка расстроенный и не в духе. Шинкарка никаким образом не решалась ему верить в долг; он хотел бчло дожидаться, авось-либо придет какой-нибудь набожный дворянин и попотчует его; но, как нарочно, все дворяне оставались дома и, как честные христиане, ели кутью посреди своих домашних. Размышляя о развращении нравов и о деревянном сердце жидовки, продающей вино, кум набрел на мешки и остановился в изумлении.

-- Вишь, какие мешки кто-то брросил на дороге! -- сказал он, осматриваясь по сторонам, -- должно быть, тут и свинина есть. Полезло же кому-то счастие наколядовать столько всякой всячины! Эаие страшные мешки! Положим, что они набиты гречаниками да коржами, и то добре. Хотя бы были тут одни палянивы, и то в шмак: жидовка за каждую паляницу дает осьмуху водки. Утащить скорее, чтобы кто ни увидел. -- Тут взвалил он себе на плеча мешок с Чубом и
Страница 6 из 23 Следующая страница