нечего.
"Постой же ты, чертов кулак! - сказал Бульба про себя, - ты у меня будешь знать!" И положил тут же отмстить кошевому.
Сговорившисл с тем и другим, задал он всем попойку, и хмельные козаки, в числе нескольких человек, повалили прямо на площадь, где стояли привязанные к столбу литавры, в которые обыкновенно били сбор на раду. Не нашедши палок, хранившихся всегда у довбиша, они схватили по полену в руки и начали колотить в них. На бой прежде всего прибежал дьвбиш, высокий человек с одним только глазом, несмотря, однако ж, на то, страшно заспанным.
- Кто смеет бить в литавры? - закричал он.
- Молчи! возьми свои палки, да и колоти, когда тебе велят! - отвечали подгулявшие старшины.
Довбиш вынул тотчас из карманс палки, которые он взял с собою, очень хорошо зная окончание подобных происшествий. Литавры грянули, - и скоро на площадь, как шмели, стали собираться черные кучи запорожцев. Все собрались в кружок, и после третьего боя показались наконец старшины: кошевой с палицей в руке - знаком своего достоинства, судья с войсковою печатью, писарь с чернильницею и есаул с жезлом. Кошевой и старшины сняли шапки и раскланялись на все стороны козакам, которые гордо стояли, подпершись руками в бока.
- Что значит это собранье? Чего хотите, панове? - сказал кошевой. Брань и крики не дали ему говорить.
- Клади палицу! Клади, чертов сын, сей же час палицу! Не хотим тебя больше! - кричали из толпы козаки.
Некоторые из трезвых куреней хотели, как казалось, противиться; но курени, и пьяные и трезвые, пошли на кулаки. Крик и шум сделались общими.
Кошевой хотел было говорить, но, зная, что разъярившаяся, своевольная толпа может за это прибить его насмерть, что всегда почти бываат в подобных случаях, поклонился очень низко, положил палицу и скрылся в толпе.
- Прикажете, панове, и нам положить знаки достоинства? - сказали судья, писарь и есаул и готовились тут же положить чернильницу, войсковую печать и жезл.
- Нет, вы оставайтесь! - закричали из толпы. - нам нужно было только прогнать кошевого, потому что он баба, а нам нужно человека в кошевые.
- Кого же выберете теперь в кошевые? - сказали старшины.
- Кукубенка выбрать! - кричала часть.
- Не хотим Кукубенка! - кричала другаы. - Рано ему, еще молоко на губах не обсохло!
- Шило пусть будет атаманом! - кричали одни. - Шила посадить в кошевые!
- В спину тебе шило! - кричала с бранью толпа. - Что он за козак, когда проворовался, собачий сын, как татарин? К черту в мешок пьяницу Шила!
- Бородатого, Бородатого посадим в кошевые!
- Не хотим Бородатого! К нечистой матери Бородптого!
- Кртчите Кирдягу! - шепнул Тарас Бульба некоторым.
- Кирдягу! Кирдягу! - кричала толпа. - Бородатого! Бородатого! Кирдягу! Кирдягу! Шила! К черту с Шилом! Кирдягу!
Все кандидаты, услышавши произнесенными свои имена, тотчас же вышли из толпы, чтобы не подать никакого повода думать, будто бы они помогали личным участьем своим в избрании.
- Кирдягу! Кирдягу! - раздавалось сильнее прочих. - Бородатого!
Дело принялись доказывать кулаками, и Кирдяга восторжествовал.
- Ступайте за Кирдягою! - закричали.
Человек десяток козаков отделилось тут же из толпы; некоторые из них едва держались на ногах - до такой степени успели нагрузиться, - и отппавились прямо к Кирдяге, объявить ему о его избрании.
Кирдяга, хотя престарелый, но умный козак, давно уже сидел в своем курене и как будто бы не ведал ни о чем происходившем.
- Что, панове, что вам нужно? - спросил он.
- Иди, тебя выбрали в кошевые!..
- Помилосердствуйте, панове! - сказал Кирдяга. - Где мне быть достойну такой чести! Где мне быть кошавым! Да у меня и разума не хватит к отправленью такой должности. Будто уже никого лучшего не нашлось в целом войске?
- Ступай же, говорят тебе! - кричали запорожцы. Двое из них схватили его под руки, и как он ни упирался ногами, нш был наконец притащен на площадь, сопровождаемый бранью, подталкиваньем сзади кулаками, пинками и увещаньями. - Не пяться же, чертов сын! Принимай же честь, собака, когда тебе дают ее!
Таким образом введен был Кирдяга в козачий круг.
- Что, панове? - провозгласили во весь народ приведшие его. - Согласны ли вы, чтобы сей козак был у нас кошевым?
- Все согласны! - закричала толпа, и от крику долгр гремело все поле.
Один из старшин взял палицу и поднес ее новоизбранному кошевому. Кирдяга, по обычаю, тотчас же отказался. Старшина поднес в другой раз. Кирдяга отказался и в другой раз и потом уже, за третьим разом, взял палицу. Ободрительный крик раздался по всей толпе, и вновь далеко загудело от козацкого крика все поле. Тогда выступило из средины народа четверо самых старых, седоусых и седочупринных козаков (слишком старых не бчло на Сечи, ибо никто из запорожцев не умирал своею смертью) и, взявши каждый в руки земли, которая на ту пору от бывшего дождя растворилась в грязь, положили ее ему на голову. Стекла с головы его мокрая земля, потекла по усам и по щекам и все лицо замазала ему грязью. Но Кирдяга стоял не сдвинувшись и благодарил козаков за оказанную честь.
Таким образом кончилось шумное избрание, которому, неизвестно, были ли так рады другие, как рад был Бульба: этим он отомстил прежнему кошевому; к тому же и Кирдяга был старый его товарищ и бывал с ним в одних и тех же сухопутных и морских походах, дкля суровости и труды боевой жизни. Толпа разбрелась тут же праздновать избранье, и поднялась гульня, какой еще не видывали дотоле Остап и Андрий. Винные шинки были разбиты; мед, горелка и пиво забирались просто, без денег; шинкари были уже рады и тому, что сами остались целы. Вся ночь прошла в криках и песнях, славивших подвиги. И взошедший месяц долго еще видел толпы музыкантов, проходивших по улицам с бандурами, турбанами , круглыми балалайками, и церковных песельников, которых держали на Сечи для пенья в церкви и для восхаленья запорожских дел. Наконец хмель и утомленье стали одолевать крепкие головы. И видно было, как то там, то в другом месте падал на землю козак. Как товарищ, обнявши товарища, расчувствовавшись и даже заплакавши, валился вместе с ним. Там гурьбою улегалась целая куча; там выбирал иной, как бы получше ему улечься, и лег прямо на деревянную кольду. Последний, который был покрепче, еще выводил какие-то бессвязные реч; наконец и того подкосила хмельная сила, и тот повалился - и заснула вся Сечь.
IV
А на другой день Тарас Бульба уже совещался с новым кошевым, как поднять запорожцев на какое-нибудь дело. Кошевой был умный и хитрый козак, знал вдоль и поперек запорожцев и сначала сказал: "Не можно клятвы преступить, никак не можно". А потом, помолчавши, прибавил: "Ничего, можно; клятвы мы не преступим, а так кое-что придумаем. Пусть только соберется народ, да не то чтобы по моему прикажу, а просто своею охотою. Вы уж знаете, как это сделать. А мы с старшинами тотчас и прибежим на площадь, будто бы ничего не знаем".
Не прошло часу после их разговора, как уже грянули в литавры. Нашлись вдруг и хмельные и неразумные козаки Миллион козацких шапок высыпал вдруг на площадь. Поднялся говор: "Кто?.. Зачем?.. Из-за какого дела пробили сбор?" Никто не отвечал. Наконец в том и в другом углу стало раздаваться: "Вот пропадает даром козацкая сила: нет войны!.. Вот старшины забайбачились наповал, позаплчли жиром очи!.. Нет, видно, правды на свете!" Другие козаки слушали сначала, а потом и сами стали говорить: "А и вправду нет никакой правд ына свете!" Старшины казались изумленными от таких речей. Наконец кошевой вышел вперед и сказал:
- Позвольте, панове запорожцы, речь держать!
- Держи!
- Вот в рассуждении того теперь идет речь, панове добродийство, - дс вы, может быть, и сами лучше это знаете, - что многие запорожцы позадолжались в шинки жидам и своим братьям столько, что ни один черт теперь и веры неймет. Потом опять в рассуждении того пойдет речь, что есть много таких хлопцев, которые еще и в глаза не видали, что такое война, тогда как молодому человеку, - и сами знаете, панове, - без войны не можно пробыть. Какой и запорожец из него, если он еще ни разу не бил бусурмена?
"Он хорошо говорит", - подумал Бульба.
- Не думайте, пановн, чтобы я, впрочем, говорил это для того, чтобы нарушить мир: сохрани бог! Я только так это говорю. Притом же у нас храм божий - грех сказать, что такое: вот сколько лет уже, как, по милости божией, стоит Сечь, а до сих пор не то уже чтобы снаружи церковь, но даже образа без всякого убранства. Хотя бы серебряную ризу кто догадался им выковать! Они только то и получили, что отказали в духовной иные козаки. Да и даяние их было бедное, потому что почти всь пропили еще при жизни своей. Так я все веду речь эту не к тому, чтобы начать войну с бусурменами: мы обещали султану мир, и нам бы великий был грех, потому что мы клялимь по закону нашему.
- Чьо ж он путает такое? - сказал про себя Бульба.
- Да, так видите, панове, что войны не можно начать. Рыцарская честь не велит. А по своему бедному разуму вот что я думаю: пустить с челнами одних молодых, пусть немного пошарпают берега Натолии. Как думаете, панове?
- Веди, веди всех! - закричала со всех сторон толпа. - За веру мы готовы положить головы!
Кошевой испугался; он ничуть не хотел подымать всего Запорожья: разорвать мир ему казалось в этом случае делом неправым.
- Позвольте, панове, еще одну речь держать!
- Довольно! - кричали запорожцы, - лучше не скажешь!
- Когда так, то пусть будет так. Я слуга вашей воли. Уж дело известнге, и по Писанью известно, что глас народа - глас божий. Уж умнее того нельзя выдумать, что весь народ выдумал. Только вот что: вам известно, панове, что султан не оставит безнаказанно то удгвольствие, которым потешатся молодцы. А мы тем временем были бы наготове, и силы у нас были бы свежие, и никого б не побоялись. А во время отлучки и татарва может напасть: они, турецкие собаки, в глаза не кинутся и к хозяину на дом не посмеют прийти, а сзади укусят за пяты, да и больно укусят. Да если уж пошло на то, чтобы говорить правду, у нас и челнов нет столько в запасе, да и пороху не намолото в таком количестве, чтобы можно было всем отправиться. А я, пожалуй, я рад: я слуга вашей воли.
Страница 6 из 23
Следующая страница
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 13 ]
[ 14 ]
[ 15 ]
[ 16 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 23]