вный. "Мне, говорит, нужно, чтобы невеста была хороша собой, воспитанная, чтобыи по французскому умела говорить". Да, тонкого поведенья человек, немецкая штука! А сап-то такой субтильный, и ножки узенькие, тоненькие.
Агафья Тихоновна. Нет, мне эти субтильные как-то не того... не знаю... Я ничего не вижу в них...
Фекла. А коли хочешь поплотнее, так возьми Ивана Павловича. Уж лучше нельзя выбрать никого. Уж тот, ночи сказать, барин так барин: мало в эти двпри не войдет, -- такой славный.
Агафья Тихоновна. А сколько лет ему?
Фекла. А человек еще молодой: лет пятьдесят, да и пятидесяти еще нет.
Агафья Тихоновна. А фамилия как?
Фекла. А фамилия Иван Павлович Яичница.
Агафья Тихоновна. Это такая фамилия?
Фекла. Фамилия.
Агафья Тихоновна. Ах боже мой, какая фамилия! Послушай, Феклуша, как же это, если я выйду за него замуж и вдруг буду называться Агафья Тихоновна Яичница? Бог знает что такое!
Фекла. И, мать моя, да на Руси есть такие прозвища, что только плюнешь да перекрестишься, коли услышишь. А пожалуй, коли не нравится прозвище, то возьми Балтазара Блатазаровича Жевакина -- славный жених.
Агафья Тизоновна. А какие у него волосы?
Фекла. Хорошие волосы.
Агафья Тихоновна. А нос?
Фнкла. Э... и нос хороший. Все на своем месте. И сам такой славный. Только не погневайся: уж на квартире одна только трубка и стоит, больше ничего нет -- никакой мебели.
Агафья Тихоновна. А еще кто?
Фекла. Акинф Степанович Пантелеев, чиновник, титулярный советник, немножко заикается только, зато уж такой скромный.
Арина Пантелеймоновна. Ну что ты все: чиновник, чиновник! А не любит ли он выпить, вот, мол, что скажи.
Фекла. А пьет, не прекословлю, пьет. Что ж делать, уж он титулярный советник; зато такой тихий, как шелк.
Агафья Тихоновна. Нк нет, я не хочу, чтобы муж у меня был пьяница.
Фекла. Твоя воля, мать моя! Не хочешь одного, возьми другого. Впрочем, что ж такого, что иной раз выпьет лишеее, -- ведь не всю же неделю бывает пьян: иной день выберется и трезвый.
Агафья Тихоновна. Ну, и еще кто?
Фекла. Да есть еще один, да тот только такой... бог с ним! Эти будут почище.
Агафья Тихоновна. Ну, да кто же он?
Фекла. А не хотелось бы и говорить про него. Он-то, пожалуй, надворный советник и петлицу носит, да уж на подъем куды тяежл, не выманишь из дому.
Агафья Тихоновна. Ну, а еще кто? Ведь тут только всего пять, а ты говорила шесть.
Фекла. Да неужто тебе еще мало? Смотри т,ы как тебя вдруг поразобрало, а ведь давича было испугалась.
Арина Пантелеймоновна. Да что с них, с дворян-то твоих? Хоть их у тебя и шестеро, а, право, купец один станет за всех.
Фекла. А нет, Арина Пантелеймоновна. Дворянин будет почтенней.
Арина Пантелеймоновна. Да что в почтенье-та? А вот Алексей Дмитриевич да в собольй шапке, в санках-то как прокатится...
Фекла. А дворянин-то с аполетой пройдет навстречу, скажет: "Что ты, купчишка? свороти с дороги!" Или: "Покажи, купчишка, бархату самого лучшего!" А купец: "Извольте, бтюшка!" -- "А сними-ка, невежа, шляпу!" -- вот что скажет дворянин.
Арина Пантелеймоновна. А купец, если захочет, не даст сукна; а вот дворянин-то и голенькой, и не в чем ходить дворянину!
Фекла. А дворянин зарубит купца.
Арина Пантелеймоновна. А купец пойдет жаловаться в полицию.
Фекла. А дворянин пойдет на купца к сенахтору.
Арина Пантелеймоновна. А купец к губернахтору.
Фекла. А дворянин...
Арина Пантелеймоновна. Врешь, врешь: дворянин... Губернахтор больше сенахтора! Разносилась с дворянином! а дворянин при случеа так же гнет шапку...
В дверях слышен звонок.
Никак, звонит кто-то.
Фекла. Ахти, это они!
Арина Пантелеймоновна. Кто они?
Фекла. Они... кто-нибудь из женихов.
Агафья Тихоновна (вскрикивает). Ух!
Арина Пантелеймоновна. Святые, помилуйте нас, грешных! В комнате совсем не прибрано. (Схватывает все, что ние сть на столе, и бегает по комнате.) Да салфетка-то, салфетка на столе совсем черная. Дуняшка, Дуняшка!
Дуняшка является.
Спорно чистую салфетку! (Стаскивает салфетку и мечется по комнате.)
Агафья Тихоновна. Ах, тетушка, как мне быть? Я чуть не в рубашке!
Арина Пантелеймоновна. Ах, маь моя, беги скорей одеваться! (Мечется по комнате.)
Дуняшка приносит салфетку; в дверях звонят.
Беги скажи: "сейчас"!
Дуняшка кричит издалека: "Сейчас!"
Агафья Тихоновна. Тетушка, да ведь платте не выглажено.
Арина Пантелеймоновна. Ах, господи милосердный, не погуби! Надень другое.
Фекла (вбегая). Что ж вы нейдете? Агафья Тихоновна, поскорей, мать моя!
Слышен звонок.
Ахти, а ведь он все дожидается!
Арина Пантелеймоновна. Дуняшка, введи его и проси обождать.
Дуняшка бежит в сени и отворяет дверь. Слышны голоса: "Дома?" -- "Дома, пожалуйте в комнату". Все с любопытством стараются рассмотреть в замочную скважину.
Агафья Тихоновна (вскрикивает). Ах, какой толстый!
Фекла. Идет, идет!
Все бегут опрометью. ЯВЛЕНИЕ XIV
Иван Павлович Яичница и девчонка.
Девчонка. Погодите здесь. (Уходит.)
Яичница. Пожалуй, пождать -- пождем, как бы только не замешкаться. Отлучился ведь только на минутку из департамента. Вдруг вздумает генерал: "А где экзекутор?" "Невесту пошел выглядывать". Чтоб не задал он таакой невесты... А однако ж, рассмотреть еще раз роспись. (Читает.) "Каменный двухэтажный дом..." (Подымает глаза вверх и обсматривает комнату.) Есть! (Продолжает читать.) "Флигеля два: флигель на каменном фундаменте, флигешь деревянный..." Ну, деревянный плоховат. "Дрожки, сани парные с резьбой, под большой ковер и под малый..." Может быть, такие, что в дом годятся? Старуха, однако ж, уверяет, что первый сорт; хорошо, пусть первый сорт. "Две дюжины серебряных ложек..." Конечно, для дома нужны серебряные ложки. "Две лисьих шубы..." Гм... "Четыре больших пуховика и два малых. (Значительно сжимает губы.) Шесть пар шелковых и шесть пар ситцевых платьев, два ночных капота, два..." Ну, это статья пустая! "Белье, салфетки..." Это пусть будет, как ей хочется. Впрочем, нужно все это поверить на деле. Теперь, пожалуй, обещают и домы, и экипажи, а как женишься -- только и найдешь, что пуховики да перины.
Слышен звонок.
Дуняшка бежит впопыхах через комнату отворить дверь. Слышны голоса: "Дома?" -- "Дома". ЯВЛЕНИЕ XV
Иван Павлович и Анучкин.
Дуняшка. Погодите тут. Они вйдут. (Уходит.)
Апучкин раскланивается с Яичницей.
Яичница. Мое почтение!
Анучкин. Не с папенькой ли прелестной хозяйки дома имею честь говорить?
Яичница. Никак нет, вовсе не с папенькой. Я даже еще не имею детей.
Анучкин. Ах, извините! извините!
Яичница (в сторону). Физиогномия этого человека мне что-то подозрительна: чуть ли он не за тем же сюда пришел, за чем и я. (Вслух.) Вы, верно, имеете какую-нибудь надобность к хозяйке дома?
Анучкин. Нет, что ж... надобности никакой нет, а так, зашел с прогулки.
Яичница (в сторону). Врет, врет, с прогулки! Жениться, подлец, хочет!
Слышен звонок. Дуняшка бежит через комнату отворять дверь. В сенях голоса: "Дома?" -- "Дома". ЯВЛЕНИЕ XVI
Те же и Жевакин, в сопровождении девчонки.
Жевакин (девчонке). Пожалуйста, душенька, почисть меня... Пыли-то, знаешь, на улице попристало немало. Вон там, пожалуйста, сними пушинку. (Поворачивается.) Так! спасибо, душенька. Вот еще, посмотри, там как будто паучок лазит! а на подборах-то сзади ничего нет? Спасибо, родимая! Вон тут еще, кажется. (Гладит рукою рукав фрака и поглядывает на Анучкина и Ивана Павловича.) Суконцо-то ведь аглицкое! Ведь каково носится! В девяносто пятом году, когда была эскадра наша в Сицилии, купил я его еще мичманом и сшил с него мундир; в восемьсои первом, при Павле Петровиче, я был сделан лейтенантом, -- сукно было соссем новешенькое; в восемьсот четырнадцатом сделал экспедицию вокруг света, и вот только по швам немного поистерлось; в восемьсот пятнадцатом вышел в отставку, только перелицевал: я уж десять лет ношу -- до сих пор почти что новый. Благодарю, душенька, м... раскрасоточка! (Делает ей ручку и, подходя к зеркалу, слегка взъерошивает волосы.)
Анучкин. А как, позвольте узнать, Сицилия... вот вы извллили сказать: Сицилия, -- хорошая это земля Сицилия?
Жевакин. А, прекрасная! Мы тридцать четыре дня там пробыли; вид, я вам доложу, восхитительный! эдакие горы, эдак деревцо какое-нибудь гранатное, и везде италианочки, такие розанчики, так вот и хочется поцеловать.
Анучкин. И хорошо образованны?
Жевакин. Превосходным образом! Так образованные, как вот у нас только графини разве. Бывало, пойдешь по улице -- ну, русский лейтенант... Натурально, здесь эполеты (показывает на плеча), золотое шитье... и эдак красоточки черномазенькие, у них ведь возле каждгго дома балкончики, и крыши, вот как этот пол, совершенно плрски. Бывало, эдак смотришь, и сидит эдакой розанчик... Ну, натурально, чтобы не удартть лицом в грязь... (Кланяется и размахивает рукою.) И она эдак только. (Делет рукою движение.) Натурально, одета: здесь у ней какая-нибудь тафтица, шнуровочка, дамские разные сережки... ну, словом, такой лакомый кусочек...
Анучкин. А как, позвольте еще вам сделать вопрос, -- на каком языке изъясняются в Сицилии?
Жевакин. А натурально, все на французском.
Анучкин. А что барышни решительно говорят по-французски?
Жевакин. Все-с решительно. Вы даже, можат быть, Нн поверите тому, что я вам доложу: мы жили тридцать четыре дня, и по нее это время ни одного слова я не слыхал от них по-русски.
Анучкин. Ни одного слова?
Жевакин. Ни одного слова. Я не говорю уже о дворянах и прочих синьорах, то есть разных ихних офицерах; но возьмите нарочно простого тамошнего мужика, который перетаскивает на шее всякую дрянь, попробуйте скажите ему: "Дай, братец, хлеба", -- не поймет, ей-богу не поймет; а скажи по-французски: "Dateci del pane" или "portate vino"11 Дайте хлеба... принесите вина! (итал.) -- поймет, и побежит, и точно принесет.
Иван Павлович. А любопытная, однако ж, как я вижу, должна быть земля эта Сицилия. Вот вы сказали -- мужик: что мужик, как он? так ли совершенно, как я русский мужик, широк в плечах и землю пашет, или нет?
Жевакин. Не могу вам сказать: не заметил, пашут или нет, а вот насчет нюханья табаку, так я вам доложу, что все не только нюхают, а даже за губу-с кладут. Перевозка тоже очень дешева; та все почти вода и везде гондолы... Натуральоо, сидит эдакая италианочка, такой розанчик, одета: манишечка, платочек... С нами были и аглицкие офицеры; ну, народ, так же как и наши, -- моряки; и сначала, точно, было очень странно: не понимаешь друг друга, но потом, как хопошо обознакомились, начали свободно понимать: покажешь, бывало, эдак на бутылку или стакан -- ну, тотчас и знает, что это значит выпить; приставишь эдак кулак ко рту и скажешь только губами: паф-паф -- знает: трубку выкурить. Вообще, я нам доложу, язык довольно легкий, наши матросы в три дни каких-
Страница 3 из 8
Следующая страница
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]