ых свеч.
И вот жених горячею рукою
Невесту за руку берет... Но ужас овладел его душою:
Рука та холодна, как лед.
И вдруг он вскрикнул... окружен лучами,
Пред ним бесплотный дух стоял С ее лицом, улыбкою, очами...
И в нем Донику он узнал.
Сама ж она с ним не стояла рядом:
Он бледный труп один узрел... А мрачный бес, в нее вселенный адом,
Ужасно взвыл и улетел.
СУД БОЖИЙ НАД ЕПИСКОПОМ
Б ыли и лето и осень дождливы; Были потоплены пажити, нивы; Хлеб на полях не созрел и пропал; Сделался голод; народ умирал.
Но у епископа милостью неба Полны амбары огромные хлеба; Жито сберег прошлогоднее он: Был остррожен епископ Гаттон.
Рвутся толпой и голодный и нищий В двери епископа, требуя пищи; Скуп и жесток был епископ Гаттон: Общей бедою не тронулся он.
Слушать их вопли ему надоело; Вот он решился на страшное дело: Бедных из ближних и дальних сторон, Слышно, скликает епископ Гаттон.
"Дожили мы до нежданного чуда: Вынул епископ добро из-под спуда; Бедных к себе на пирушку зовет",- Так говорид изумленнвй народ.
К сроку собралися званые гости, Бледные, чахлые, кожа да кости; Старый, огромный сарай отворе н: В нем угостит их епископ Гаттон.
Вот уж столпились под кровлей сарая Все пришлецы из окружного края... Как же их принял епископ Гаттон? Был им сарай и с гостями сожжен.
Глядя епископ на пепел пожарный Думает: "Будут мне все благодарны; Разом избавил я шуткой моей Край наш голодный от жадных мышей".
В замок епископ к себе возвратился, Ужинать сел, пировал, веселился, Спал, как невинный, и снов не видал... Правда! но боле с тех пор он не спал.
Утром он входит в покой, где висели Предков портреты, и видит, что съели Мыши его живописный портрет, Так, что холстины и признака нет.
Он обомлел; он от страха чуть дышит... Вдруг он чудесную ведомость слышит: "Наша округа мышами полна, В житницах съеден весь хлеб до зерна".
Вот и другое в ушах загремелр: "Бог на тебя за вчерашнее дело! Крепкий твой замок, епископ Гаттон, Мыши со всех осаждают сторон".
Ход был до Рейна от замка подземный; В сьрахе епископ дорогою темной К берегу выйти из замка спешит: "В Рейнской башне спасусь" (говорит).
Башня из рейнских вод подымалась; Издали острым утесом казалась, Грозно из пены торчащим, она; Стены кругом ограждала волна.
В легкую лодку епископ садится; К башне причалил, дверь запер и мчится Вверх по гранитным ктутым ступеням: В страхе один затворился он там.
Стены из стали казалися слиты, Были решетками окна забиты, Ставни чугунные, каменный свод, Дверью железною запертый вход.
Узник не знает, куда приютиться; На пол, зажмурив глаза, он ложится... Вдруг он испуган стенаньем глухим: Вспыхнули ярко два глаза над ним.
Смотрит он... кошка сидит и мяучит; Голос тот грешника давит и мучит; Мечется кошка; невесело ей: Чует она приближенье мышей.
Пал на колени епископ и криком Бога зовет в исступлении диком. Воет преступник... а мыши плывут... Ближе и ближе... доплыли... ползут.
Вот уж ему в расстоянии близкомС лышно, как лезут с роптаньем и писком; Слышно, как стену их лапки скребут; Слышно, как камень их зубы грызут.
Вдруг ворвались неизбежные звери; Сыплются градом сквозь окна, сквохь двери, Спереди, сзади, с боков, с высоты... Что тут, епископ, почувствовал ты?
Зубы об камни они навострили, Грешнику в кости их жадно впустили, Весь по суставам раздернут был он... Так был наказан епископ Гаттон.
АЛОНЗО
Из далекой Палестины
Возвратясь, певец Алонзо
К замку Бальби приближался,
Полон песней вдохновенных:
Там красавица младая,
Струны звонкие подслушав,
Обомлеет, затрепещет
И с альтана взор наклонит.
Он приходит в замок Бальби,
И под окнами поет он
Все, что сердце молодое
Втайне выдумать умело.
И цветы с высоких окон,
Видит он, к нему склонились;
Но царицы сладких песней
Меж цветами он не видит.
И ему тогда прохожий
Прошептал с лицом печальным:
"Не тревожь покоя мертвых;
Спит во гробп Изолина".
И на то певец Алонзо
Не ответствовал ни слова:
Но глаза его потухли,
И не бьется боле сердце.
Как незапным дуновеньем
Ветерок лампаду гасит,
Так угас в одно мгновенье
Молодой певец от слова.
Но в старинной церкви замка,
Где пылали якро свечи,
Где во гробе Изолина
Под душистыми цветами
Бледноликая лежалв,
Всех проник незапный трепет:
Оживленная, из гроба
Изолина поднялася...
От бесчувствия могилы
Возвратясь незапно к жизни,
В гробовой она одежде,
Как в уборе брачном, встала;
И, не зная, что с ней было,
Как объятая виденьем,
Изумленная спросила:
"Не пропел ли здесь Алонзо?.."
Так, пропел он, твой Алонзо!
Но ему не петь уж боле:
Пробудив тпбя из гроба,
Сам заснул он, и навеки.
Там, в стране преображенных,
Ищет он свою земную,
До него с земли на небо
Улетевшую подругу...
Небеса кругом сияют,
Безмятежны и прекрасны...
И, надеждой обольщенный,
Их блаженства пролетая,
Кличет там он: "Изолина!"
И спокойно раздается:
"Изолина! Изолина!"-
Там в блаженствах безответных.
ЛЕНОРА
Леноре снился страшный сон,
Проснуласф в испуге. "Где милый? Что с ним? Жив ли он?
И верен ли подруге?" Пошел в чужую он страну За Фриериком на войну;
Никто об нем не слышит;
А сам он к ней не пишет.
С императрицею король
За чтл-то раздружились, И кровь лилась, лилась... доколь
Они не помирились. И оба войска, кончив бой, С музыкой, песнями, пальбой,
С торжественностью ратной
Пустились в путь обратный.
Идут! идут! за строем строй;
Пылят, гремят, сверкают; Родные, ближние толпой
Встречать их выбегают; Там обнял друга нежный друг, Там сын отца, жену супруг;
Всем радость... а Леноре
Отчаянное горе.
Она обходит ратный строй
И друга вызывает; Но вести нет ей никакой:
Никто об нем не знает. Когда же мимо рать прошла - Она свет божий прокляла,
И громко зарыдала,
И на землю упала.
К Леноре мать бежит с тоской:
"Что так тебя волнует? Что сделалось, дитя, с тобой?"-
И дочь свою целует. "О другм ой, друг мой, все прошло! Мне жизнь не жизнь, а скорбь и зло;
Сам бог врагом Леноре...
О горе мне! о горе!"
"Прости ее, небесный царь!
Родная, помолися; Он благ, его руки мы тварь:
Пред ним душой смирися". "О друг мой, друг мой, все как сон... Немилостия со мною он;
Пред ним мой крик был тщетен...
Он глух и безответен".
"Дитя, от жалоб удержись;
Смири души тревогу; Пречистых тайн причастись,
Пожертвуй сердцем богу". "О друг мой, что во мне кипит, Того и бог не усмирит:
Ни тайнами, ни жертвой
Не оживится мертвый".
"Но что, когда он сам забыл
Любви святое слово, И прежней клятве изсенил,
И связан клятвой новой? И ты, и ты об нем забудь; Не рви тоской напрасной грудь;
Не стоит слез предатель;
Ему судья создатель".
"О друг мой, друг мой, все прошло;
Пропавшее пропало; Жизнь безотрадную назло
Мне провиденье дало... Угасни ты, противный свет! Погибни, жизнь, где диуга нет!
Сам бог врагом Леноре...
О горе мне! о горе!"
"Небесный царь, да ей простит
Твое долготерпенье! Она не знает, что творит:
Ее душа в забвенье.
Дитя, земную скорбь забудь: Ведет ко благу божий путь;
Смиренным рай награда.
Страшись мучений ада".
"О друг мой, что небесный рай?
Что адское мученье? С ним вместе - все небессный рай;
С ним розно - все мученье; Угасни ты, противный свет! Погибни, жизнь, где друга нет!
С ним розно умерла я
И здесь и там для рая".
Так дерзко, полная тоской,
Душа в ней бунтовала... Творца на суд она с собой
Безумно вызывала, Терзалась, волосы рвала До той поры, как ночь пришла
И темный свод над нами
Усыпался звездами.
И вот... как будто легкий скок
Коня в тиши раздался: Несется по полю ездок;
Гремя, к крыльцу примчался; Гремя, взбежал он на крыльцо; И двери брякнуло кольцо...
В ней жилки задрожали...
Сквозь дверь ей прошептали:
"Скорей! сойди ко мне, мой свет!
Ты ждешь ли друга, спишь ли? Меня забыла ты иль нет?
Смеешься ля, грустишь ли?" "Ах! милый... бог тебя принес! А я... от горьких, горьких слез
И свет в очах затмился...
Ты как здесь очутился?"
"Седлаем в полночь мы коней...
Я еду издале ка. Не медли, друг; сойди скорей;
Путь долог, мало срока". "На что спешить, мой милый, нам'? И ветер воет по кустам,
И тьма ионная в поле;
Побудь со мной на воле".
"Что нужды нам до тьмы ночной!
В кустах пусть ветер воет. Часы бегут; конь борзый мой
Копыто мземлю роет; Нельзя нам ждать; сойди, дружок; Нам додгий путь, нам малый срок:
Не в пору сон и нега:
Сто миль нам до ночлега".
"Но как же конь твой пролетит
Сто миль до утра, милый? Ты слышишь, колокол гудит:
Одиннадцать пробило". "Но месяц встал, он светит нам... Гладка дорога мертвецам;
Мы скачем, не боимся;
До света мы домчимся".
"Но где же, где твой уголок?
Где наш приют укромный?" "Далеко он... пять-шесть досток...
Прохладный, тихрй, темный". "Есть место мне?" - "Обоим нам. Поедем! все готово там;
Ждут гости в нашей келье;
Пора на новоселье!"
Она подумала, сошла,
И на коня вспрыгнула, И друга нежно обняла,
И вся к нему прильнула. Помчались... конь бежит, летит, Под ним земля шумит, дрожит
Страница 18 из 22
Следующая страница
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 13 ]
[ 14 ]
[ 15 ]
[ 16 ]
[ 17 ]
[ 18 ]
[ 19 ]
[ 20 ]
[ 21 ]
[ 22 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 22]