Н.М.Карамзин О Богдановиче и его сочинениях Страница 1

Н.М.Карамзин



О Богдановиче и его сочинениях



С величайшею благодарностию автор воспользовался известиями, доставленными ему почтенным братом творца "Душеньки", Иваном Федоровичем Богдановичем, но прибавил к ним и некоторые анекдоты, слышанные им от людей, которые были коротко знакомы с покойником.



Коллежский советник Ипполит Федорович Богданович родился в 1743 году, декабря 23, в счастливом климате Малороссии, в местечке Переволочном, где отец его был при должности; ему и нежной матери он единственно обязан первым своим образованием. - Таланты иногда долго зреют, но всегда рано открываются: уже в детстве Богданович страстно любил чтение, рисование, музыку и стихотворство.

В 1754 году отвезли его в Москву и определили в Юстиц-коллегию юнкером. Президент ее, г. Желябужский, заметил в нем особенную склонность к наукам и дозволил ему учиться в математической школе, бывшей тогда при сенатской конторе. Но математика не молга быть наукою человека, рожденного для поэзии; числа и линей не питают воображения. Богданович, утомленный арифметикою и геометрмею, отдыхал за творениями Ломоносова, которого лира гремела и пленяла тогда россиян, еще не строгих судей в поэзии, но уже чувтсвительных к великим красотам ее.

Драматическое искусство сильно действует на всякую нежную душу; разборчивость вкуса приходит только с летами и с тонуим образованием душевных способностей: не мудрено, что пылкий молодой человек, увидев в первый раз драматические представления, сии живые картины страстей, так пленился ими, что готов был сделать безрассудность. Однажды является к директору Московского театра мпльчик лет пятнадцати, скромный, даже застенчивый, и говорит ему, что он дворянин и желает быть - актером! {Это слышал я от самого бессмертного творца "Россияды".} Директор, разговаривая с ним, узнает его охоту к учению и стихотворству; доказывает ему неприличность актерского звания для благородного человека; записывает его в университет и берет жить к себе в дом. Сей мальчик был Ипполит {Пиитическое имя Ипполиа приятнее ушам без отчества. } Богданович, а директор театра (что не менее достойно замечания) - Михайло Матвеевич Херасков. Итак, счастливая звезда привела молодого ученика муз к их знаменитому любимцу, который, имея сам великий талант, умел открывать его и в других. - Тогда Богданович узнал правила языка и стихотворства, языки иностранные и приобрел другие сведения, необходимые для надежных успехрв дарования; наука нр дает таланта, но образует его. Творец "Россияды" был ему полезен наставлениями, советами и примером. Богданович учился в классах и писал стихи, которые печатались в журнале, выходившем при университете {В "Полезном увеселении".}. Они были еще далеки от совершенства, но показывали в авторе способность к нему приближиться.

Кроме Михаила Матвеевича Хераскова (который был тогда членом университета), молодой стихотворец наш имел еще ревностного покровителя в князе Михайле Ивановиче Дашкове. Уважение, оказанное к юному таланту, достоно всегда признательного воспоминания добрых сердец: сей нежный цвет, от знаков холодности и невнимания, часто без всякого плода увядает. Но к чести русских заметим, что молодые люди с дарованием всегда находили и находят у нас деятельное покровительство, особливр если нравственный характер их возвышает цену ума, как в Ипполите Богдановиче, который отличал себя и тем и другим, - а всего более милым простосердечием, свойственным любимцу Аполлонову...



Сын Фебов не рожден быть тонким знатоком

Обычаев, условий света;

Невинность, простота видна в делах поэта.

Ему вселенная есть дом,

Где он живет с чужими

Как с братьями родными;

Свободу и покой любя,

Не мыслит принуждать себя.



Некоторые поэты составляют исключение из сего правила; но таков был Лафонтен - и Богданович! Осьмнадцати лет он казался еще младенцем в свете; говорил что думал; делал что хотел; любил слушать умные разговоры и засыпал от скучных. К счастию, поэт жил у поэта, который требовал от него хороших стихов, а не рабского наблюдения светских обыкновений, и, забавляясь иногда его невинностию, любил в нем как дарование, так и редкое добродушие. Богданович от искренности своей казался иногда смелым; но если слово его оскорбляло человека, то он готоч был плакать от раскаяния; чуаствовал нужду в осторожности и через десять минут следовая опять движению своей природной откровенности: слабость души нежной и прекрасной, которая иногда и самую долговременную опытность побеждает!.. Стихотворец наш, богатый единственно рифмами, не мог сыпать золота на бедных, но (как сказал любезгый переводчик Греевой "Элегии")



Дарил несчастных он чем только мог - слезою!



Приязнь находила в нем самую ревностную услужливость. Однажды ночью сделался пожар близ знакомого ему дома: он забыл крепкий сон молодого человека, дурную погоду, расстояние и в одном камзоле явился там предложить услуги свои. - Хозяин и хозяйка, столь любехные и почтенные, обходились с ним как с родным: он во всю жизнь сохранил к ним сердечную привязанность. - Но мы еще должны заметить одну черту характера его, едва ли не во всех поэтах явную и резкую, - чувствительность к любезности женской, которая всегда служила вдохновением для стихов приятных. Кто рожден быть поэтом граций, в том рано обнаруживается сия нежная симпатия с их подругами - но симпатия часто безмолвная. Молодой стихотворец видел, обожал, краснелся и вздыхал только в нежных мадригалах. Какая строгая женщина могла оскорбиться такими чувствами?

В 1761 году Богданович определен был в надзиратели над университетскими классами с чином офицера, а по восшествии на престол императрицы Екатерины II - в члены комиссии торжестввенных приготовланий и сочинял надписи для ворот триумфальных. В 1763 году, через покровительство княгини Екатерины Романовны Дашковой {"Благодетельницы фамилии Богдановичей, - прибавляет И. Ф. Б. в своих известиях, - ибо и брат его обязан ей своим воспитанием". - Мы должны были сохранить сие изъявление благородной признательности.}, он вступил переводчиком в штат графа Петра Ивановича Панина и в то же время издавал журнал {Под титулом: "Невинное упражнение".}, в котором сия знаменитая любительница русской словесности участвовала собственными трудами своими. Уже дарование его с блеском обнаружилось тогда в переводе Вольтеровых стихотворений, а всего более - в поэме на разрушение Лиссабона, которую Богданович перевел так удачно, что многие стихи ее не уступают красоте и силе французских. Например:



Бог держит цепь в руках, но ею он не связан.

....................................................................................

Когда творец так благ, почто же страждет тварь?

...................................................................................

Я жив, я чувствую, и сердце от мученья

Взывает ко творцу и просит облегченья...

О дети бедные всемощного отца!

На то ли вам даны чувствительны сердца?

..................................................................................

Кому, о боже мой! Твои судьбы известны?

Всесовершенный зла не может произвесть.

Другого нет творца, а зло на свеет есть.

.................................................................................

Один лишь может он дела свои открыть,

Исправить немощных и мудрых умудрить.

......................................................

Отвержен Эпикур, оставлен мной Платон:

Бель знает боле их - но можно ль основаться?

Держа весы в руках, он учит - сомневаться!

И не приемля сам системы никакой,

Все только опроверг, сражался - с собой,

Подобно как Самсон, лишенный глаз врагами,

Под зданьем пал, его разрушенным руками!

..........................................................

Калифа некогда, оканчивая век,

В последний час сию молитву к богу рек:

"Я все то приношу тебе,-о царь вселенной!

Чего нет в благости твоей всесовершенной:

Грехи, неведенье, болезни, слезы, стон!"

Еще прибавить мог к тому надежду он.



Такие стихи, написанные молодым человеком двадцати лет, показывают редкий талант для стихотворства; некоторые из них может осудить только набожный, строгий христианин, а не критик; но и в первом случае должен ответствовать Вольтер, а не Богданович. - Вместе с переводами напечатаны в сем журнале и многие его сочинения, из которых иные отличаются нежностию и хорошими мыслями; например, следующие стихи к Климене:



Чтоб счастливым нам быть,

Я буду жить затем, чтоб мне тебя любить;

А ты люби меня затем, чтоб мог я жить.



В 1765 году Богданович, считаясь в иностранной коллегии переводчиком, издал маленькую поэму "Сугубое блажрнство". Он разделил ее на три песни: в первой изображает картинуз олотого века, во второй - успехи гражданской жизни, наук и злоупотребление страстей, а в третьей - спасительное действие законов и царской влссти. Сей важный предмет требовал зрелости дарований: еще стихотворец наш не имел ее; однако ж многие стихи умны и приятны. Поэт складно и хорошо описывает наслаждения человека в его невинности:



В тот час, как он свое увидел совершенство,

Природою одной и сердцем научен;

Как всякий взор ему казал его блаженство

И всяким новым был предметом восхищен:

Пять чувств ему вещей познание открыли,

Которое его ко счастию вело,

И чувства лишь к его довольствию служили;

Не знал 1 он их тогда употреблять во зло.

Невинности его не развращали страсти;

Желаний дале нужд своих не простирал;

Желал того, что он всегда имел во власти,

И, следственно, имел он все, чего желал.



1 После: не знал, должно сказать как - то есть: не знал, как употреблять во зло.



Хорошо также описаны в пиитическом видении различные славы цаей...



Бесчисленные зрю там скипетры, державы

И разные венцы для кротких или злых.

Одни получатся народною любовью,

Предзнаменуя мир, спокойство, тишину;

Другие купятся злодействами и кровью:

Им будет ненависть покорствовать в плену 1.

Пребудут первые спокойны, безопасны,

И слава возгласит по свету имя их;

Но будут наконец последние несчастны,

Собою делая несчастными других.



1 Лучший стих в поэме.



Сия поэма, приписанная тогда его высочеству, августейшему наследнику трона, заключается следующими прекрасными стихамп:



Учись, великий князь, числом примеров сих,

Великим быть царем, великим человеком,

Ко счастью твоему и подданных твоих.



Она, сколько нам известно, не сделала сильного впечатления в публике. Лавровый венок уже сплетался для автора, но еще невидимо.

В 1766 году, определенный в должность секретаря посольства к саксонскому двору, Богданович отправился в Дрезден с министром, князем Андреем Михайловичем Белосельским. Любезнос
Страница 1 из 5 Следующая страница