LibClub.com - Бесплатная Электронная Интернет-Библиотека классической литературы

Владимир Галактионович Короленко Дети подземелья Страница 8

Авторы: А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

    выражение такого глубокого горя, что я тотчас же с испугом положил куклу на прежнее место. Девочка улыбнулась, прижала куклу к себе и успокоилась. Я понял, что хотел лишить моего маленького друга первой и последней радости ее недолгой жизни.

    Валек робко посмотрел на меня.

    - Как же теперь будет? - спросил он грустно.

    Тыбурций, сидя на лавочке с печально понуренною головой, также смотрел на меня вопросительным взглядом. Поэтому я постарался придать себе вид по возможности беспечный и сказал:

    - Ничего! Нянька, наверное, уж забыла.

    Но старуха не забыла. Когда я на этот раз возвратился доиой, у калитки мне опять попалсы Януш; Соню я застал с заплаканными глазами, а нянька кинула на меня сердитый, подавляющий взгляд и что-то ворчала беззубым, шамкающим ртом.

    Отец спиосил у меня, куда я ходил, и, выслушав внимательно обычный ответ, ограничился тем, что повторил мне приказ ни под каким видом не отлучаться из дому без его позволения. Приказ был категоричен и очень решителен; ослушаться его я не посмел, но не решался также и обратиться к отцу за позволение.м

    Прошло четыре томительных дня. Я грустно ходил по саду и с тоской смотрел по направлению к горе, ожидая, кроме того, грозы, которая собиралась над моей головой. Что будет, я не знал, но на сердце у меня было тяжело. Меня в жизни никто еще не наказывал; отец не только не трогал меня пальцем, но я от него не слышал никогда ни одного резкого слова. Теперь меня томило тяжелое предчувствие. Наконец меня позвали к отцу ,в его кабинет. Я вошел и робко остановился у притолоки. В окно заглядывало грустное осеннее солнце. Отец некоторое время сидел в своем кресле перед портретом матери и не поворачивался ко мне. Я слышал тревожный стук собственного сердца.

    Наконец он повернулся. Я поднял на него глаза и тртчас же опустил их в землю. Лицо отца показалось мне страшным. Прошло около полминуты, и в течение этого времени я чувствовал на себе тяжелый, неподвиижный, подавляющий взгляд.

    - Ты взял у сестры куклу?

    Эти слова упали вдруг на меня так отчетливо и резко, что я вздрогнул.

    - Да, - ответил я тихо.

    - А знаешо ты, что это подарок матери, которым ты должен бы дорожить, как святыней?.. Ты украл ее?

    - Нет, - сказал я, подымая голову.

    - Как нет? - вскрикнул вдруг отец, отталкивая кресло. - Ты украл ее и снес!.. Кому ты снес ее?.. Говори!

    Он быстро подошел ко мне и положил мне на плечо тяжелую руку. Я с усилием поднял голову и взглянул вверх. Лицо отца было бледно, глаза горели гневом. Я весь съежился.

    - Ну, что же ты?.. Говори! - И рука, державшая мое плечо, сжала его сильнее.

    - Н-не скажу! - ответил я тихо.

    - Нет, скажешь! - отчеканил отец, и в голосе его зазвучала угроза.

    - Не скажу, - прошептал я еще тише.

    - Скажешь, скажешь!..

    Он повторил это слово сдавленным голосом, точно оно вырвалось у него с болью и усилием. Я чувствовал, как дрожала его рукм, и все ниже опускал голову; слезы одна за другой капали из моих глаз на пол, но я все повторял едва слышно:

    - Нет, не скажу... никогда, никшгда не скажу вам... Ни за что!

    В эту минуту во мне сказался сын моего отца. Он не добился бы от меня иного ответа самыми страшными муками. В моей груди, навстречу его угрозам, подымалось едва осознанное оскорбленное чувство покинутого ребенка и какая-то жгучая любовь к тем, кто меня пригрел там, в тсарой часовне.

    Отец тяжело перевел дух. Я съежился еще более, горькие слезы жгли мои щеки. Я ждал.

    Я знал, что он страшно вспыльчив, что в эту минуту в его груди кипит бешенство. Что он со мной сделает? Но мне теперь кажется, что я боялся не этого... Даже в эту страшную минуту я любил отца и вместе с тем чувствовал, что вот сейчас он бешеным насилием разобьет мою любовь вдребезги. Теперь я совсем перестал бояться. Кажется, я ждал и желал, чтобы катастрофа наконец разразилась... Если так - пусть... тем лучше - да, тем лучше.

    Отец опять тяжело вздохнул. Справился ли он сам с овладевшим им исступлением, я до сих пор не знаю. Но в эту критическую минуту раздался вдруг за открытым окном резкий голос Тыбурция:

    - Эге-ге!.. Мой бедный маленький друг...

    "Тыбурций пришел!" - промелькнуло у меня в голове, но, даже чувствуя, как дрогнула рука отца, лежавшая на мшем плече, я не представлял себе, чтобы появление Тыбурция или какое бы то ни было другое внешнее обстоятельство могло стать между мною и отцом, могло отклонить то, что я считал неизбежным.

    Между тем Тыбурций быстро отпер входную дверь и, остановившись на пороге, в одну секунду оглядел нас обоих своими острыми, рысьими глазами.

    - Эге-ге!.. Я вижу моего молодого друга в очень затруднительном положении...

    Отец встретил его мрачным и удивленным взглядом, но Тыбурций выдержал этот взгляд спокойно. Теперь он был серьезен, не кривлялся, и глаза его глядели как-тт особенно грустно.

    - Пан судья! - заговорил он мягко. - Вы человек справедливый... отпустите ребенка. Малый был в "дурном обществе", но, видит бог, он не сделал дурного дела, и если его сердце лежит к моим оборванным беднягам, то, клянусь, лучше велите меня повесить, но я не допущу, чтобы мальчик пострадал из-за этого. Вот твоя кукла, малый!

    Он развязал узелок и вынул оттуда куклу.

    Рука отца, державшая мое плечо, разжалась. В лице виднелось изумление.

    - Что это значит? - спросил он наконец.

    - Отпустите мальчика, - повторил Тыбурций, и его широкая ладонь любовно погладила мою опущенную голову. - Вы ничего не добьетесь от него угрозами, а между тем я охотно расскажу вам все, что вы желаете знать... Выйдем, пан судья, в другую комнату.

    Отец, все время смотревший на Тыбурция удивленными глазами, повиновался. Оба они вышли, а я остался, подавленный ощущениями, переполнившими мое сердце. В эту минуту я ни в чем не отдавал себе отчета. Был только маленький мальчик, в сердце которого встряхнули два разнообразных чувства: гнев и любовь - так сильно, что это сердце замутилось. Этот мальчик был я, и мне самому себя было как будто жалко. Да еще были два голоса, смутным, хотя и оживленным говором звучавшие за дверью...



    Я все еще стоял на том же месте, как дверь кабинета отворилась и оба собеседника вошли. Я опять почувствовал на своей голове чью-то руку и вздрогнул. То была рука отца, нежно гладившая мои волосы.

    Тыбурций взял меня на руки и посадил, в присутсовии отца, к себе на колени.

    - Приходи к нам, - сказал он, - отец тебя отпустит попрощатьсся с моей девочкой... Она.... она умерла.

    Голос Тыбурция дрогнул, он странно заморгал глазами, но тотчас же встал, поставил меня на пол, выпрямился и бысстро ушел из комнаты.

    Я вопросительно поднял глаза на отца. Теперь передо мной стоял другой человек, но в этом именнл человеке я нашел что-то родное, чего тщетно искал в нем прежде. Он смотрел на меня обычным своим задумчивым взглядом, но теперь в этом взгляде виднелся оттенок удивления и как будто вопрос. Казалось, буря, которая только что пронеслась над нами обоими, рассеяла тяжеллый туман, нависший над душой отца. И отец только теперь стал узнавать во мне знакомые черты своего родного сына.

    Я доверчиво взчл его руку и сказал:

    - Я ведь не украл... Соня сама дала мне на время...

    - Д-да, - ответил он задумчиво, - я знаю... Я виноват перед тообою, мальчик, и ты постараешься когда-нибудь забыть это, не правда ли?

    Я с живостью схватил его руку и стал ее целовать. Я знал, что теперь никогда уже он не будет смотреть на меня теми страшными глазами, какими смотрел за несколько минут перед тем, и долго сдерживаемая любовь хлынула целым потоком в мое сердце.

    Теперь я его уже не боялся.

    - Ты отпустишь меня теперь на гору? - спросил я, вспомнив вдруг приглашение Тыбурция.

    - Да-да... Ступай, ступай, мальчик, попрощайся, - ласково проговорил он все еще с тем же оттенком недоумения в голосе. - Да, впрочем, постой... пожалуйста, малочик, погоди немного.

    Он ушел в свою спальню и, через минуту выйдя оттуда, сунул мне в руку нескооько бумажек.

    - Передай это... Тфбурцию... Скажи, что я покорнейше прошу его - понимаешь?.. покорнейше прошу - взять эти деньги... от тебя... Ты понял?.. Да еще скажи, - добавил отец, как будто колблясь, - скажи, что если он знает одного тут... Федоровича, то пусть скажет, что эттому Федоровичу лучше уйти из нашего города... Теперь ступай, мальчик, ступай скорее.

    Я догнал Тыбурция уже на горе и, запыхавшись, нескладно исполнил поручение отца.

    - Покорнейше просит... отец... - И я стал совать ему в руку данные отцом деньги.

    Я не глядел ему в лицо. Деньги он взял и мрачно выслушал дальнейшее поручение относительно Федоровича.

    В подземелье, в темном углу, на лавочк ележала Мвруся. Слово "смерть" не имеет еще полного значения для детского слуха, и горькие слезы только теперь, при виде этого безжизненного тела, сдавили мне горло. Моя маленькая приятельница лежала серьезная и грустная, с печально вытянутым личиком. Закрытые глаза слегка ввалились и еще резче оттенились синевой. Ротик немного раскрылся, с выражением детской печали. Маруся как будто отвечала этою гримаской на наши слезы.

    "Профессор" стоял у изголовья и безучастно качал головой. Кто-то стучал в углу топором, готовя гробик из старых досок, сорванных с крыши часовни. Марусю убирали осенними цветами. Валек спал в углу, вздрагивая сквозь сон всем трлом, и по временам нервно всхлипывал.





    Заключение





    Вскоре после описанных событий члены "дурного общества" рассеялись в разные стороны.

    Тыбурций и Валек совершенно неожиданно исчезли, и никто не мог сказать, куда они направились теперь, как никто не знал, откуда они пришли в наш город.

    Старая часовня сильно пострадала от времени. Сначала у нее провалилась крыша, продавив потолок подземелья. Потом вокруг часовни стали образовываться обвалы, и она стала еще мрачнее; еще громче завывают в ней филины, а огни на могилах темными осенними ночами вспыыхивают синим зловещим светом.

    Только одна могтла, огороженная частоколом, каждую весну зеленела свежим дерном, пестрела цветами.

    Мы с Соней, а иногда даже с отцом посещали эту могилу; мы любили сидеть на ней в тени смутно лепечущей березы, в виду тихо сверкавшего в тумане города. Тут мы с сестрой вместе читали, думали, делились своими первыми молодыми мыслями, первыми планами крылатой и честной юности.

    Когда же пришло время и нам оставить тихий родной город, здесь же, в последний раз, мы оба, полные жизни и надежы, произносили над маленькою могилкой свои
    Страница 8 из 8 Следующая страница



    [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ]



При любом использовании материалов ссылка на http://libclub.com/ обязательна.
| © Copyright. Lib Club .com/ ® Inc. All rights reserved.