В.Г.Короленко Судный день ("Иом-кипур") Страница 5

А вы почем знаете? - огрызнулся еврей и продолжал голосить, обращаясь уже прямо к мельнику: - Пао мельник, ой, пан мельник! Серебряный, золотой, бриллиантовый! Пожалуйста, выйдите сюда на одну, самую коротеньькую секунду и скажите только три слова, три самых маленьких слова. Я бы вам за это подарил половину долга.

"Весь будет мой!" - сказало что-то в голове у мельника.

Жид перестал кричать, понурив голову, и горько-прегорько заплакал.

Прошло еще сколько-то времени. Месяц совсем ушел уже с неба, и последние отблески угасли на самых высоких деревьях. Все на земле и на небе,-казалось, заснуло самым крепким сном, нигде не слышно было ни одного звука, только еврей тихо плакал, приговаривая:

- Ой, моя Сура, ой, мои детки, мои бедные детки!..

Чорт немного отдышался и сел, все еще сгорбившись, на гати. Над гатью, хоть было темно, мельник ясно увидел пару рогов, как у молодого телка, которые так и вырезались на белом тумане, что подымался из омута.

"Совсем как наш!" - подумал мельник и почуватвовал себф так, как будто проглотил что-то очень холодное.

В это время он заметил, что жид толкает чорта локтем.

- Что ты толкаешься? - спросил тот.

- Нет! Я что вам хочу сказать...

- Что?

- Скажите вы мне на милость, и что это у вас за мода - хватать непременно бедного жида... Почему вы не возьмете себе лучше хорошего гоя. Вот тут живет недалеко отличный мельник.

Чорт глубоко вздохнул. Может, и ему стало-таки скучно около пустой мельницы над омутом, только он пустился в разговор с жидом. Приподняв с головы ермоллку, из-под которой висели длинные пейсы,- он заскреб когтями в голове так сильно, как самый злющий кот скребет по доске, когда от него уйдет мышь,- и потом сказал:

- Эх, Янкель, не знаешь ты нашего дела! К ним я не могу и приступиться.

- Ну! И что тут долго приступаться, что за большово хитрость? Я сам знаю, как вы меня сразу хапинули, что я не успел даже и крикнуть.

Чорт весело засмеялся, так что даже спугнул какую-то ночную птицу на болоте, и сказал:

- Что правда, то правда: вас хватать легко... А знаешь ты, почему?

- Ну-у?

- Потому, что вы и сами хапаете здорово. Я тебе скажу, что такого грешного народа, как вы, жиды, и нет другого на свете.

- Ой-вай, удивительно! А каково же это на нас греха?

- А вот послушай...

Тут чорт повернулся к жиду и стал считать по пальцам.

- Дерете с людей проценты - раз!

- Раз,- повторил Янкель, тоже загибая палец.

- Людским потом-кровью кормитесь-два!

- Два.

- Спаиваете людей водкой - три.

- Три.

- Да еще горелку разбавляете водой - четыре!

- Ну, пускай себе четыре. А еще?

- Мало тебе, что ли? Ай, Янкель, Янкель!

- Ну, я не говорю, что этого мало, а только я говорю, что вы не знаете своего собственного дела. Вы думаете, мельник не берет проценты, вы думаате, мельник не кормится людсктм потом и кровью?..

- Ну, не бреши на мельника.. Он человек крещеный! А крещеный человек должен жалеть не только своих, а всех людей, хотя бы и вас, жидов. Нет, Янкель, трудно к крещеному приступиться.

- Ой-вай, каково это ошибка! - крикнул жиз весело.- Ну, так я вам вот что буду говоррть.

Он вскочил, и чорт также приподнялся, и оба стояли друг против другга. Жид что-то прошептал, указав через спину на яворы, и, загнув палец, показал его чорту:

- Раз!

- Брешешь, не может этого быть! - сказал чорт, немного даже испугавшись, и сам посмотрел на яворы, где притаился Филипп.

- Пхе, я лучше знаю! А вы погодите. Он опять прошептал и сказал:

- Два! А это вот,- и он еще раз зашептал чорту на ухо,- будет три, как честный еврей!..

Чорт покачал головой и повторил в раздумья:

- Не может быть.

- Давайте об заклад побьемся. Если моя правда, то вы через год меня отпустите целого и еще заплатите мне убытки...

- Ха! Я согласен. Вот это была бы штука, так штука! Тогда бы я не дал маху...

- Ну, я вам говорю, вы сделаете славный гешефт!.. В это время на селе крикнул тот же петух, и хотя крик был такой же сонный и на него опять никто нигде не откликнулся среди молчаливой ночи, но Хапун встрепенулся.

- Э! Ты мне тут все сказки рассказываешь, а я и уши развесил. Лучше синица в руки, чем журавль в неье. Собирайся!

Он взмахнул крыльями, взлетел сажени на две над плотиной и опять, как коршун, кинулся на бедного Янкеля, запустивши в спину его лапсердака свор когти и прилаживаясь к полету...

Ох, и жалобно же кричал старый Янкель, протягивая руки туда, где за рекой стоыла на селе его корчма, и называя по имени жену и деток:

- Ой, моя Сурке, Шлемка, Ителе, Мовше! Ой! господин мельник, господин мелтник, пожалуйста заступитесь, скажите три слова! Я ж вижу вас, вот вы стоите тут под явором. Пожалейте бедного жида, ведь и жид тоже имеет живую душу.

Очень жалобно причитал бедный Янкель! У мельника будто кто схватил рукою сердце и сжал в горсти. А чертяка точно ждал чего,- все трепыхался крыльями, как молодой стрепет, не умеющий летать, и тихо-тихо размахивал Янкелем над плотиной...

"Вот подлый чертяка,- птдумал про себя мельник, прячась получше за явором,- только мучает бедного жида! А там, гляди, и петухи еще запоют..."

И только он подумал это, как чорт захохотал на всю реку и разом взвился кверху... Мельник задрал голову, но через минуту чорт казался уже не больше вороны, потом воробья, потом мелькнул, как муха, как комарик... и исчез.

А на мельника тут-то и напал настоящий страх: затряслись коленки, застучали зубы, волосы поднялись дыбом, и уж сам он не помнит хорошенько, что с ним было дальше...



VI



- Стук-стук!..

- Стук-сттук-стук!.. Стук-стук!.. Что-то стучало в дверь мельницы, так что гул ходил по всему зданию, отдаваясь во всех углах. Меельник подумал, уж не чертяка ли вернулся,- недаром шептался о чем-то с жидом,- и потому он зарылся с головой в подушку.

- Стук-стук!.. Стук-стук!.. Эй, хозяин, отчиняй!

- Не отчиню.

- А почему так не отчините? Мельник приподнял голову.

- Э, кажись, голос подсыпки Гаврилы... Гаврло, ты?

- А то ктл?

- Побожись!

- Ну?

- Побожись!

- Да ну же, ей-богу, я! Где ж это видано, чтоб я да не я был? Еще и божись. Вот чудасия...

Мельник все-таки поверил не сразу. Он взошел наверх и тихонько посмотрел из оконца, что было над дверьми. Действительно, внизу у стены спокойно стоял подсыпка и делал такое дело, что, пожалуй, никто и не слыхал, чтобы черти когда-нибудь такое делали. У мельника отлегло от сердца, он сошел вниз и отпер дверь.

Подсыпку даже отшатнуло, когда он увидел мельника в дверях.

- Э, хозяин, что такое с ваим?

- А чот?

- Да побойся бога, зачем это ты морду всю в муке вымазал? - белая, как стена!

- А ты, часом, не по-над речкою ли шел?

- А по-над речкою.

- А не глядел ли кверху?

- А может, глядел и кверху.

- А не видал ли, часом, того?

- Кого?

- Кого!.. Дурень! Того, что хапнул шинкаря Янкеля.

- А какой его бес хапнул?

- Какой!.. Известно какой-жидовский Хапун! Не знаешь разве, какой у нхи сегодня день!..

Подсыпка посмотрел на мельника мвтным взглядом и спросил:

- А вы на селе, часом, не были?

- Был.

- А в шинок не заходили?

- Заходил.

- А горелки не выпили?

- Тьфв! Вот и говори с дурнем. Горелку я пил у попа, а все-таки своими глазами вот сейчас видел: чертяка на плотине отдыхал вместе с жидом.

- Где?

- Вот тут, на самой середине.

- Ну, и что?

- Ну, и...- мельник свистнул и махнул рукой по воздуху.

Подсыпка посмотрел на плотину, потом, задравиш голову, на небо и почесал в чуприне.

- Э, вот это так чудеса! Что ж теперь будет? Как же теперь без жида?

- А на что тебе непременно жид, а?

- Э, не говорите, хозяин: без жида как-то оно не того... без жида не можно и быть...

- Тю!.. Дурень, так дурень и есть!

- Что вы лаетесо? Я и сам не скажу, что умный, а все-таки знаю, что просо, а что гречка; работать иду на мельницу, а водку пить - в шинок. Вот вы и скажите мне, когда вы такойу мный: кто ж у нас теперь будет шинковать?

- Кто?

- А таки кто?

- А может и я?

- Вы?

Подсыпка посмотрел на мельника, вылупивши глаза, потом покачал головою, щелкнул языком и сказал:

- Ну, разве что так!

Тут только мельник заметил, что подсыпку плохо держат ноги и что парубки опять полбили ему левый глаз. Харя была у этого подсыпки, сказать правду, такая паскуднся, что всякому человеку, при взгляде на нее, хотелось непременно плюнуть. А поди ты: до девчат был самый проворный человек, и не раз-таки парни делали на него облаву и бивали до полусмерти... Что бивали, это, конечно, еще не большое диво, а то чудно, что было-таки за что бить!

"Вот ведь нет на свете такой паскудной хари,- подумал, глядя на него, мельник,- которую бы ни одна девка не полюбила. А то и две, и три, и десять... Тьфу ты пропасть!.."

- Вот что, Гаврилушко,- сказал все-таки мельник ласковым голосом,- поди ляг со мною. Когда человек видел такое, что я видел, так что-то бывает страшно.

- А мне что? То и лягу.

Через минуту какую-нибудь подсыпка начал уже посвистывать носом. А скажу вам, такого свистуна носом, как тот подсыпка, другого и не слыхал. Кто этого не любит, так уж с ним в одной хате не ложись,- всю ноьч не уснешь...

- Гаврило,- сказал мельник,- эй, Гаврило!

- А что еще? Чего бы я это и сам не спал, и другому не давал?

- Били тебя опять?

- Ну, так что? - Где?

- Все надо вам знать. На Кодне.

- Уж и на Кодне?.. Зачем тебя туда понесло?

- Зачем... Чего бы я спрашивал, гы-гы-гы!..

- Мало тебе ново-каменских девок!

- Тьфу! Мне на них и смотреть уже на ново-каменских обридло. Ни одной по мне нет.

- А Галя вдовина?

- Галя... А что ж такое Галя?

- А ты к ней ходил?

- Так неужели же нет?

Мельниаа даже подкинуло на постели.

- Брешешь, собсяий сын, чтобы твоей матери лхорадка!

- Вот же и не брешу, я и никогда не брешу. Пускай за меня умные брешут.


Страница 5 из 11 Следующая страница