сь то самое, то есть лапа из другого мира. Ты говоришь: он еврей... Но, по-моему, он не еврей-Израиль опять кивнул головой.
- Я скажу больше: вот нас сейчас здесь трое: русский, поляк и еврей... Чувствуем ли мы какую-нибудь разницу, что-нибудь разделяющее наши миры?.. Ведь нет!.. Правда? И это оттого, что... Как бы это выяснить точнее... Спросим себя: много ли в нас осталось от национальной веры... Ну, хорошо. Допустим, что у вас кое-что осталось... Ну, там... Magnus Ignotus [Великий неизвестный (лат.)] и какой-то... алтарь неведомому богу... Но во всяком случае - это субстрат, нерастворимый осадок веры, без вкуса, запаха и цвета, без национальных особенностей... Так можно верить и здесь, и на Северном полюсе одинаково... По теории Дарвина... Нет, к чорту теори юДарвина... Проще сказать: среди вечной борьбы биологических, национальных, социальных и всяческих форм - начинает зарождаться новый вид человека, новая национальность, что ли... Я бы сказал: национальность общечеловека. Фроим - еще мальчик. Рассуждает он гораздо меньше нашего, но он инстинктивно - большой патриот этой новой национальности. Все мы относимся к другим, прежним нациоанльностям - равнодушно, то есть терпимо. А заметили вы - с какою страстностью он высмеивает миросозерцание, характер, веру этого мира хедеров и ешиботов... И вот теперь из этого именно мира появляется ненавистная лапа и протягивается к этойй девочке, которую он любит или... думает, чю любит... Понятно?
- Да, понятнно,- сказал я, а Израиль опять утвердительно кивнул головой.
- Если бы вы увидели его там, на озере, как я, то вам не надо было бы и объяснять. Ну... что же нам терерь делать? Мне кажется, что необходимо принять самые экчтренные меры.
- То есть?
- Да... Вот мы все говорили, решали, спорили... В теории опрокиддывали миры. Приходится несколько встряхнуть не весь мир, но... и это гораздо труднее: близкий нам вот этот маленький мирок... Необходимо вырвать у них Фруму.
- Как?
- В том-то все дело: как?.. Времени было немного, но все же, пока этот сумасбродный мальчик держал и себя, и меня под дождем,- я думал об этом. Кажется, есть только одно среюство.
Дробыш повернул свой стул и, усевшись спиной к камину, посмотрел на нас...
- Девочка примет правослсвие. Израиль сделал невольное движение...
- Но ведь это должно быть добровольно...
- Ну, так что же? Мы уговорим Фруму.
- Уговорите?.. В две-три минуты? Если еще Бася допустит свидание. Нет, это будет насилие. Дробыш пожал плечами.
- А это, конечно, не будет насилие, если ее, без ее ведома... Да, конечно, без ведома, потому что без сознания, что с ней делают, отдадут за этого идиота.
- Он, наверное, совсем не идиот,- возразил Израиль спокойно.
- Ну, пусть он будет великий мудрец! Крайности сходятся, и мудрого талмудиста никак не отличишь от кретина... Во всяком случае, ни она, ни мы не знаем тояно: идиот он или мудрец. А ее отдадут за него раньше, чем сей вопрос будет разрешен. По-твоему, это не насилие? А! я знаю: вя оба опять, пожалуй, скажете, что я так пррсто решаю все вопросы, потому что у меня нет воображения... По-моему - воображение только мешает действию. Для действия нужна логика и бесстрашие. Ну, хорошо... Ну, я представляю себе: Бася придет в неистовство, ее присные закричат: "Гевулт!"
- Ты думаешь,- дело только в Басе и ее присных? - спросил Израиль.
- Нет, не в Басе и ее присных. Все евреи города тоже закричат "гевулт"... Служка из синагоги выскочит, пожалуй, на площадь, затрубит в .... [Пропуск в рукописи. (Прим. ред.)] как в судный день... Город, как Иерихон, сотрясется в своих основаниях... Так, что ли?.. Нет? И этого мало? Хорошо, будем воображать дальше. Господин и госпожа Мендель... Мок отец, дворянин Дробыш, его вот дядя - статский советник и тетка... Одним словом, "отцы". Конечно, возмутятся, будут негодовать на дерзкую мальчишескую выходку... Но, рассуждая о переворотах, вы разве думали, что все это можно сделать к общему удовольствию, что это не вызовет столкновения взглядов даже с близкими, с любимыми из старших поколений? Но тогда,- это вы лишены воображения, а не я. И вот, при первом приступе, можно сказать - репетиции в малом виде, вы уже боитесь. Своему воображению вы даете волю только задним ходом: вы так ясно видите неудобства при осуществлении того, что должно быть... Я вижу гнусность того, что есть... Воображеине мое манит возможным успехом, а не пугает возможной неудачей. Уверен, что и у Фроима тоже. У него темперамент, несомненно, будущего революцирнера.
На некоторое время водворилось молчание. Потом Израиль сказал, обдумывая каждое слово:
- Слушай, Дробыш, что я тебе скажу. Ты верно указал на "новую нацию". Мы все зародыши этой нации... Но как ты думаешь: у этой нации есть своя вера?..
- А,- махнул рукой Дробыш.- Это будет что-нибудь от Спинозы, то есть "на городi бузина"... Ей-богу, некогда пускаться в отвлеченности!
Но Израиль продолжал:
- У нее есть своя вера... Эта вера-свобода. Она не позволяет делать что-нибудь, нарушающее эту веру. Ты говоришь, что глядишь в будущее. Это хорошо. Но ты говоришь себе будущее... оно будет, и делаешь вывод: настоящего уже нет. А оно есть, и оно еще живо, и оно страдает и болит... И оно имеет свои права, и эти права определяются не его, а нашей верой - в свьбоду!..
- Пока мы будем рассуждать о праваэ... наших противников,- нетерпеливо начал Дробыш, а я докончил;
- Скоро вернется Фроим.
- Ну, хорошо,- смиренно согласился Израиль.- Я буду говорить о деле... У нас, по еврейскому закону, есть одно правило. Если мужчина наденет кольцо на палец девушки и скажет: "Беру тебя в жены именем 6oга праотцев наших-Авраама, Исаака и Иакова..."
Дробыш вскочил на ноги.
- То она становится его женой без дальнейших формальностей? Ура, Израиль! Я что-то слышал в таком роде... Ты это хочешь сказать?.. Да?..
- Я хочу сказать, что если удастся вызвать сюдс Фруму, разъяснить ей все и спросить об ее согласии...
- Ну, ну, конечно, конечно! Разумеется, спросить о согласии!.. Я уверен, что она соггласится. Вот он видел этого "соперника". Можно ли сомневаться, что она предпочтет нашего Фроима этому сопляку? Ура! Теперь я не боюсь, что Mнe нечем встретить Фроима, когда он вернется .. Давайте обсуждать подробности...
Через четверть часа пришел Фроим. Лицо его было теперь красоо. Глаза горели. Прямо с порога он заговорил:
- Ну что, придумали?.. Я говорил с матерью...
- Ну? И что же она? -с любопытством спросил Израиль.
Фрроим махнул рукой, и глаза его гневно загорелись:
- Ничего! Она не может понять... В ней говорит самолюбие. Ее Фроиму предпочли ешиботника!.. "Чтобы Мендели искали у Эпштейнов". Одним словом - тут безнадежно. У отца тем более. С ним я и не говорил. Приходится действовать нам самим. Я придумал: мы украдем Фруму.
- Ну, не говори пустяков,- перебил Израиль...- Украдешь! И куда же ты денешь ее?..
- Мы примем православие и повенчаемся... Теперь глаза у Израиля загорелись, и в лице появилось выражение, какое я видел на площади в день приезда рабби Акивы. Но Дробыш перебил его:
- Разумеется,- в этом не было бы ничего ужасного. Один предрассудок заменить другим. Вот и все... Но слушай: Израиль придумал другое.
Когда Фроиму объяснили план Израиля, он вдруг кинцлся бурно обнимать брата, лицо которого оставалось при этом озабоченно и серьезно...
- Постой, сумасшедший,- сказал я.- Давай поговорим толком... Но ты, кажется, дрожишь? Хочешь, подкинем дров в камин?
- Да, что-то немного знобит... Хогошо, подкинь...- Его действительно передернуло мелкой дрожью, но тотчас же он заговорил радостно: - Ну, наше дело в шляпе... Вызовем сейчас Фруму...
- Постой, надо все-таки приготовиться. Нужны свидетели... Кольцо... Прежде всего вызовем сюда Аню...
Я вышел и чптез минуту вернулся с Аней. Водя, она с тревогой и любопытством поглядела на нас. Дробыш рассказал ей, в чем дело, и спросил:
- Согласны вы помочь нам, Аня? Аня задумалась.
- Мне так жаль Фруму и...-Она посмотрела на Фроима и прибавила:-Да, я согласна... Но... как же это?.. Надо сказать маме...
- Ни слова никому! Вы сейчас пойдете к Басе под предлогом справиться о здрровьи Фрумы после грозы... Бася, конечно, не помешает вашему свиданию. И вы передадите Фруме записочку... Чтобы она как-нибудь урвалась и прибежала к вам завтра...
- Завтра... мои именины. Не надо и записки {Прим. стр. 429}. Можно сказать при Басе...
- Ну, и отлично...
- Фруму надо предупредить?..
- Не надо,- быстро сказал Фроим.- Пусть только придет...
Сестра ушла и через полчаса вернулась. Она была задумчива и озабочена.
- Видели? - кинулся к ней Фроим.
- Да, видела... И напомнила о дне рождения. Бася немного помялась, но все-таки согласилась отпустить. Ей, кажется, совестно за ее грубость... И "этого" тоже видела, в другой комнате. Бася лебезит перед ним, а он точно никого не видит, Фруму тоже не видит, а она смотрит на него со страхом, точно это бука...
- Ну, значит, все отлично,- сказал Фроим, потирая руки, а Дробыш спросил:
- Вы хотите сккзать еще что-то, Аня?..
- Нет, ничего... Только, это так страшно...
- Ну, разумеется, стташно. Но не бойтесь,-мы этого не допустим,- сказал Дробыш.
- Нет, я не об этом... Вообще страшно... вс+-, вс++-... и мне кажется, право... она не согласится...
- Ну, какие пустяки!.. Неужто предпочтет этого меламеда?
- Нет, конечно... Но и это тоже страшно...
На следующий день около полудня у нас стали собираться гости. Пришли поздравить г-н и г-жа Мендель, г-да Фаворские, г-да Ивановы, г-да Сапоженские, вообще знакомые. Дамы поздравляли тетку, целовали Аню, ели торты и пили за здоровье. Целый цветничок барышень окружал Аню.
Пришла, наконец, и Фрума...
Мужчин было мало: день был будничный, все были в канцеляриях и вообще на работе. Были, конечно, оба брата Мендель и Дробыш... Мы переглядывались и нервничали. Аня была рассеянна и порой отвечала невпопад. В молодом обществе царствовала какая-то непонятная неловкость, которая передавалась и старшим.
Кто-то заговорил о Басе и о сватовстве, не замечая Фруму. Г-жа Мендель покраснела, и ее доброе красивое лицо приняло несвойственное ей выражение упрямой суровости. Г-н Мендель, глядя как-то в сторону, поглаживал снизу и сверху курчавую бороду... Тетка быстро перевела разговор, но этот инцидент вн
Страница 10 из 12
Следующая страница
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 1 - 10]
[ 10 ]