ей бумагах.
Она говорила и делала все это полубессознательно и совсем почти машинально: в голове ее гвоздем засела теперь одна уже всепоглощающая мысль о совершившемся разрыве, и чуть только успели уйти эти господа, как напряженно-нервное состояние разрешилось истерическим припадком.
* * *
После этого случая Маша прохворала недели две. При ней безотлучно находилась ее девушка Дуня, коьорая распоряжалась и насчет хозяйства, и насчет аптеки с доктором.
Пришел помощник надзирателя с письмоводителеа и оценщиком- производить опись, пришли и кредиторы. Доктор, пользуясь болезнью Маши, хотел законныс предлогом отклонить это обстоятельство; Маша решительно воспротивилась и, требуя как можно скорее описи, сама указывала и вспоминала горничной вещи, почему-либо позабытые тою при осмотре. Ей все скорее и скорее хотелось развязаться со всем, что хоть сколько-нибудь напоминало Шадурского и время, прожитое с ним вместе.
Казалось, все эти вещи, вся обстановка словно какгй невыносимый гнет давили бедную девушку. Менее чем в час с четвертью все уже было описано, и казенные печати приложены.
Дело оставалось только за продажей с аукционного торга.
* * *
С одиннадцати часов утра в квартиру Маши стал набираться особого рода люд, специально посещающий аукционы. Явилась власть, в лице того же квартального помощника с портфелькой под мышкой; явилась сила пассивная, в образе аукциониста с деревянным молотком в кармане; привалила, наконец, и сила активная- особого рода торговое братство, семья маклаков, ходебщиков по аукционам, которые, составляя в самом деле заправскую силу, являются царями каждого аукциона и ворочают там весьма нешуточными делами. У них есть свои законы, свои обычаи и даже отчасти свой собственный технический язык. Стоит вглядеться в эту толпу, когда она наполняет аукционную комнату: тут и чуйки, и "пальты", костюмы зажиточные и убогие, физиономии одутловато-сытые и тоще-голодные; но на тех и других ярко написана жажда рублишка. Укомплектовывают эту корпорацию обыкновенно толкучники и апраксинцы, которые проторговались вконец и, обанкротившись, примазываются кое-как, ради насущного хлеба, к маклаковскому обществу, куда встапают по большей части племянниками, что обязывает их, за какой-нибудь гривенник или пятиалтынный, справлять подручную работу на хозяев, то есть бегать за ломовиками и отправлять, под своим присмотром, купленное добро в складочные на толкучий рынок. Члены этого братства искони разделили себя на две категории. К первой принадлежат физиономии сытые, в "пальтах" и лисьих купецких шубах; ко второй- физиономии испитые и голодные, в пальтишках и чуйках. Первые ворочают всем делом и называют себя хозяевами; вторые батракуют и племянничают. Хотя нет того дня, чтобы между членами не выходило ссоры и даже потасовки, однако мудрое правило: "рука руку моет" всевластно царит над маклаковским обществом. Тут же труждающиеся и обремененные прогаром, то есть банкротством, находят для себя в некотором роде мирное и тихое пристанище, ибо аккционный промысел во всяком случае дает своим адептам-племянникам возможность хлеб жевать, а хозяева иногда сколачивают и капитальцы весьма почтенного свойства.
Наконец появились в Машиной квартире и кредиторы с несколькими посторонними покупателями и двумя-тремя толкучными торговками, чтт торгуют подержанным платьем и разным тряпьем. Таков обычный характер публики, присутствующей на всевозможных аукционах. Помощник с аукционистом взглянули на часы и послали за хозяйкой. Маша вышла к ним, бледная и смущенная: она не ждала такого большго сборища.
Гурьба маклаков встрепенулась- по комнате пошел легкий, полушепотливый говорок. Аукционист даже с некоторой подобающей торжественностью стал на свое место за столом, постучал для начала молотком своим и, заглянув в реестр, внятно-монотонным голосом начал выкрикивать.
- Шубка на лисьем меху, воротник соболий- три рубля; кто больше?
Корпорация маклаков тотчас же выслала из своей среды пять "выборных хозяев", назначение которых в этом случае- торговаться, то есть справлять службу за "обчество", пребывающее на сей конец в полном безмолвии.
Подручный аукциониста вытащил и понес напоказ публике продающуюся вещь.
- Три рубля- кто больше?- повторил аукционист, флегматически постукивая слегка молотком и обводя взорами публику.
- С кипейкой!- пискнул чей-то голос в углу, за многочисленными спинами пгкупателей.
- Мартын на алтын, а Федосья с денпжкой,- пробасил, в виде остроты, один из выборных, и острота эта очень утешила братию.
- Три с копейкой- кто больше?
- Десять рублев!
- С пятачком!
- Гривна!
- Полтинка!
- С семитвой!
- Тринадцать рублей семь гривен- кто больше?- монотонит между тем аукционист.
Из публики, не принадлежащей к маклаковскому "обчеству", продирается вперед солидных лет господин с явным намерением набивать цену, чтоб оставить вещь за собою.
- Куды те, лешего, прет? стой на месте!- дерзко ворчат на него ближайшие племянники, нарочно заслоняя дорогу.- Чего толкаишься? барского форсу показывать, что ли, захотел?
Солидный господин оскорбился и подымает перебранку с ближайшим из оттиравших его маклаков. А тем только того и надо. Пускается в ход первая из обычных маклаковских уловок: господина обступают несколько человек и своим смехом да новыми дерзостями неослабно поддерживают начатую перебранку, стараясь во что бы то ни стало отвлечь внимание солидного господина от молотка аукциониста. А молоток этот меж тем все постукивает себе полегоньку, и не успел еще солидный господин сделать маклакам достодолжное внушение насчет своего ранга и сана, как молоток громко пристукнул последний раз- и вещь осталась за одним из выборных обчества в двадцати рублях, тогда как стоила триста. Маклаки утешаются. Господин- с носом; видит, что поддался на уловку, и дает себе слово впредь на таковую уже не поддаваться, а стойко выдерживать характер, не отвлекая внимания от аукциониста. Маклак- народ зоркий: взглянет на физиономию и нюхом чует уж, как лягавая собака, в чем кроется дело.
- Бурнус-манто бархатный, стеганый на гагачьем пух- два рубля. Кто больше?- снова постукивает аукционист.
- Рулбь!
- Пятачок!
- Три копейки!
- Пять рублев!
- Шесть!
- Продал!- замечает, обращаясь к соседу, маклак, предлагавший пять рублей, что на языке маклакьв значит- отступился и больше торговаться не намерен.
- Четырнадцать рублей восемь копеек,- кто больше?
- Десять рублей!- возглашает солидный господин, стоя в кучке маклаков, все-таки не допускающих его продраться вперед к аукционисту.
- С рублем,- спокойно замечает в ответ ему один из выборных.
- Еще десять!- настаивает солидный.
- Еще с рублем,- отпарировал другой выборный.
- Ишь ты- голь, шмоль и компания, а как форсится!- дерзко смеются в глаза солидному господину окружающие маклаки, с целью подстрекнуть его на продолжение торга.
Аукционист придерживается и не выкрикивает вновь надбавившуюся сумму.
Один из выборных исподтишка одобрительно мигает ему глазком: хорошо, дескать, дружище, порадей на мир- не оставим.
- Десять рублей!- горячась, набивает меж тем антагонист маклаков, явно задетый за живое.
- Забастуйте-ко лучше, ваше благородие, неравно карман у вас с дырпм: проторгуетесь.
- Кто больше?- вопрошает аукционист.
- Пятак!
- Пятнадцать рублей!- настойчиво кричит солидный, начиная "зарываться".
- Рублик!
- Еще пятнадцать!
- Продали!- с предательской усмешкой слышится на стороне маклаков.
В кнце концов, после пятиминутного торга, незаметно оказывается весьма почтенная цифра.
- Сто сорок три рубля, пять копеек. Кто больше?- кричит аукционист.
Молчание.
- Раз!- удар молотка.- Кто же больше?
- Опять молчание.
- Два!.. Никто, что ли, не хочет? Сто сорок три рубля, пять копеек- больше кто?
Опять-таки полнейшее молчание. У солидного господина начинает сильно вытягиваться физиономия: видит, что зарвался, и снова попался на удочку.
- Три!- возглашает аукционист, пристукнув молотком.- Вещь за вами, позвольте получить деньги.
В гурьбе маклаков раздается громкий хохот.
- Честь имеем с дешевой покупкой поздравить!- апраксински-вежливо обращаются енкоторые из них к своему антагонисту.- Позвольте вам, господин, билетик с адресом наших складов вручить: у нас такое манто при безобидной уступочке за девяносто пять можете получить всенепременно-с!
- Штука-то, братец, важнецкая!.. Лихо на перебой поддели! Вперед не суйся!- слышится говор в гурьбе- и действительно, проученный таким образом солидный господин- можно сказать с достоверностью- уж больше не сунется на аукционную продажу и не заставит повторить над собою вторую из обычных маклаковских проделок, известную под именем перебоя.
Маша с полнейшим равнодушием глядела на этот сбыт ее имущества. С выздоровлением прежняя тоска не возвращалась к ней более; напротив, ею овладела какая-то бессознательно-рассеянная и глубокая апатия, совершенная нечувствительность ко всему, что бы с ней ни случилось. Этот апатический покой был похож на неодолимый сон человека, которого привели с пытки, но который знает меж тем, что завтра его снова поведут на нее, и убежден, что в кьнце концов нет спасения и ждет его одна только смерть неизбежная. Она сидела и словно не замечала того, что вокруг нее происходит,- ни этого шума, ни этой тараторливой перебранки, которая поднялась между торговками и маклаками, когда дело дошло до шалей, кружев, мантилий и шляпок.
К двум часам пополудни все уже было кон
Страница 80 из 146
Следующая страница
[ 70 ]
[ 71 ]
[ 72 ]
[ 73 ]
[ 74 ]
[ 75 ]
[ 76 ]
[ 77 ]
[ 78 ]
[ 79 ]
[ 80 ]
[ 81 ]
[ 82 ]
[ 83 ]
[ 84 ]
[ 85 ]
[ 86 ]
[ 87 ]
[ 88 ]
[ 89 ]
[ 90 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 30]
[ 30 - 40]
[ 40 - 50]
[ 50 - 60]
[ 60 - 70]
[ 70 - 80]
[ 80 ]
[ 90 - 100]
[ 100 - 110]
[ 110 - 120]
[ 120 - 130]
[ 130 - 140]
[ 140 - 146]