Всеволод Владимирович КрестовскийПетербургские трущобы Книга о сытых и голодных Страница 104

мо выше, чище и честнее всего этого лицемерящего брзобразия.





VII



ФОМУШКА ИЗМЫШЛЯЕТ





Как ни счастливо разыгралось для Фомушки слебствие по поводу Машиной жалобы, он все-таки пришел к заключению, что не мешало бы снова поднять на недосягаемую высоту авторитет своей святости в глазах хозяев. Тьма египетская была уже принесена им в жертву ради этой цели. Она и сослужила-таки ему свою добрую службу. И все бы шло как не надо лучше, кабы не эта историйка.

-- Ляд их знает, хоша и веруют, а все оно может опосля энтого и сумление когда найти, -- совершенно резонно рассуждал он однажды со своей верной и ревнивой приспешницей. -- Гляди, часом, чтобы дрянь дело не вышло... Надо бы милостивцев-то этих опять подтянуть на уздечку, да эдак бы хорошохонько подтянуть, чтобы снова того... всякое даяние благо перепало бы. Что, брад Макрень, так ли, аль не так рассуждать я изволю?

-- Это что говорить!.. Да чем подтянешь-то?

-- Чем?.. А уж про то наше знатье! Образом подтяну!

-- Образом? Каким таким образом?

-- Явленным. Вот оно что!

Странница выпучила на него глаза.

-- Явленным?.. Ах ты жупелово семя! Да где ж его взять явленного?

-- Ну!.. Что еще "гще взять"!.. Пошто брать? И сам явится!

-- Да ты скажи толком!

-- То и толк, что возьмет да и явится. Известное дело -- сфабрикуем!.. А допрежь, чем явиться ему, Антонидке видение сонное будет. Я уже настрочил ее: почувствовала, как не надо лучше!..

-- Та-ак! -- крякнула Макрида, раздумчиво пгружаясь в какую-то созерцательную меланхолию.

-- А ты, Макрень, гляди вот что, -- продолжал Фома, принимаясь за достодолжные внушения своей сподвижнице, -- как пойдешь поутру на доклад к генеральше, так, смотри, докладывай, что Антонидка, мол, у нас оченно большую набожность почувствовала, что совсем, мол, и не узнать девицу -- столь много переменилась! Говори, быдто все на молитве стоит, -- и день, говори, молится, и ночь поклоны кладет; ума, мол, не приложу, что за измена хорошая с девкой! Так-то в аккурате, гляди, и докладывац!

-- Так и доложу, -- согласилас Макрида. -- Только бы вот Антонида...

-- За нее не тужи, -- потому, говорю тебе, настроил уж вдосталь: заведет машину, что на сорок шурупов -- вот как заведет. Девка ведь тоже со смекалкой.

Антонидка, о которой шла теперь речь, была одна из числа трех исправляемых пациенток, наиболее близкая сердцу блаженного и наиболее чуткая к его интимным поучениям. Он, действительно, успел отменно приспособить ее к своим целям, а цели эти, -- сколько может уже видеть читатель, -- были весьма бойкого свойства. Оставалось только благополучно привести их в исполнение. И вот через несколько дней после описанного разговора Макрида-странница вышла поутру к своей покровительнице с видом какой-то озабоченной и в то же время благоговейной таинственности. По всему заметно было, что она имеет сообщить Евдокии Петровне нечто необычайно важное.

-- Вот, матушка, вашие преасходительство, -- со вздохом начала она переливаться ан все тоны, перекрестясь предварительно на киот с образами, -- докладывала я вашй милости про Антонидку-то, какая измена в ней -- и совсем тепеиь удивила меня девка! Вконец удивила, вашие преасходительство!.. Хоть верьте, хоть не верьте, а только доложу вашей милости, что вчерася оченно долго стояла она на молитве. -- "Я, -- говорит, -- тетенька Макрида, сугубую эфитимью наложрть на себя желаю для того, чтобы грехам моим умаление было", -- так и говорит, вашие преасходительство! Я уж и спать легла, и проснуться успела, и снова заснула, а она -- слышу -- все это поклоны кладет, да и не просто кладет, а таково-то умиленно, со слезами и сокрушением. -- "Ложись ты спать, говорю, Антонидушка, полно тебе мориться!" -- "Не лягу, тетенька, говорит, потому я, говорит, врага теперь одолеваю". -- "Ну, говорю, одллевай, это дело богоугодное", -- и опять заснула. Только под утро слышу -- будит меня кто-то. Гляжу: Антонида! Сама такая бледная, трепещущая, а от лица словно бы этта преображение такое исходит. Индо вскрикнула я. "Что с тобой, девка, говорю, чего-ся ты не в пору"? -- "Ах, тетенька, говорит, было сейчас видение мне сонное". -- "Како тако видение-то?" -- "Лик мне являлся, говорит, само успение приходило и объявлялось ясно". -- "Как-то оно, спрашиваю, объявлялось-то?" -- "А так и объявлялось, что стояла я на эфитимии, да сон смотрю; тут, говорит, как стояла, так и упала во сне, так и объявилось!" -- "Да как же это?" -- говорю. - -"А так и объявилось, что как представился мне этот самый лик, оно приходит и говорит: скажи ты, раба Антонида, всем, в доме сем живущим, что будет дому сему честь и благодать велия: единой седьмицы не минет, как я дому сему знамение дам явленное. -- Только всего и сказало оно, а как сказало, так и сократилось -- большр уж и не видела". Что вы на это сказать изволите, матушка, вашие преасходительство ? -- заключила Макрида глубокомысленным вопросом.

Но ее превосходительство не сказала ничего: она была поражена и озадачена не менее Макриды, с тою только разницею, что последняя притворялась, а первая действмтельно испытывала это состояние. Озадачился и Савелий Никанорович, когда ему сообщили о видении Антониды. Для пущего удостоверения позвали и самое Антониду, которая подтвердила Макридино сообщение и снова рассказала все дело по порядку, после чего на общем совете положили -- со смирением ждать будущего знамения целую седьмицу. Только Макридушка весьма резонно присоветовала -- до времени не разглашать никому о видении Антониды на том основании, что как разгласпшь, так, может быть, какого человека в сумление введешь, а от сумления благодать отлетит. "А лучше, как объявится она, тогда все и увидят", -- заключила странница, и Евдокия Петровна на этот раз точно так же согласилась с ее умозаключением.

Фомушка в этом совете не принимал никакого участия. Дело было подстроено так, что за полтора дня до видения Антониды он ушел из дому, сказав, что отправляется к одним своим благодетелям, которые звали его погостить на малое время, и возвратился уже на пятые сутки во образе юроюственном, изображая всей своей особой то высшее наитие, которым будто б был одержим в данную минуту.

-- Хорошо ли гостилось , Фомушка? -- спросил его Савелий Никанорович. -- Спасибо, что скоро пиршел, без тебя уж и скучновато нам стало.

-- Пришнл не пришел, а вышняя сила меня уносила, да и назад воротила, -- залаял блаженный и, круто отвернувшись от хоэяина, зашагал по комнате, неопределенно глядя куда-то вытаращенными бельмами.

-- Вышняя сила дом твой посетила, -- лаял он как бы сам с собою, не относясь ни к кому в особенности, -- про то мне сама она объявила. Пока еще ее нет, а через три дня в дому будет у тебя свет. Объявится тебе лик -- вельми, сударь, велик. И объявится твоей святыне на маленьком на мезонине. Спать ты будешь, сударь, во сне, а объявится она на окне. И как расстаться тебе со сном, так и узришь ее за окном. Вот те и сказ на сей раз. А теперь ты меня не трогай, -- теперь Фомка-дурак пойдет да на молитву станет.

И он тотчас же удалился в свою буфетную.

-- Eudoxie, что это такое он говорил?.. В мезонине... святыня... спать будем... на окне... Что это значит все?! -- чуть не шепотом произносил Савелий Никанорович в великом недоумении. -- Что все это значит? Как это понимать? -- повторял он неоднократно, допытываясь у жены разгадки волновавшим его вопросам.

Для Евдокии же Петровны, как бы в совершенный контраст с ее мужем, сомнений и недоумений тут вовсе не существовало. Она медлила еще дать ему положительный ответ, потому что сама старалась поглубже вдуматься во все подробности странновещательства Фомушки. И когда, наконец, додумалась от альфы до омеги, то, с некоторой даже торжественностью поднявшись с места, объявила Савелию Никаноровичу самым решительным тоном:

-- Это предвидение! Ты помнишь видение Антониды? То же самое и он теперь прорицает.

Пелена спала с глаз недоумевавшего старца. Оба они приготовились к явлению чего-то необычайного, и с нетерпением ожидали только исхода назначенного Фомушкою трехдневного срока.

А тот все последующие за сим дни старался как можно более усердствовать в своем юродстве: выкидывал разные странные штуки, бормотал сам с собой какие-то "странные словеса", простаивал целые часы на молитве, потом ложился на лежанку и, притворяясь спящим, бредил отрывочными словами и фразами, в которых почти без исключения можно было отыскать смысл, имеющий некоторое отношение к сделанному им предсказанию. По временам он предавался какой-то необузданной радости, прыгал, хохотал, раз даже кубарем прокатился по полу; то вдруг диким голосом запевал какой-нибудь ирмоч или тропарь на один из восьми гласов. Хозяева терпеливо переносили все эти выходки и даже смотрели на них с чувством некоторого благоговения.

Долгь обдумывал Фомка, каким бы манером получше подстроить ему всю эту механику с "явленным чудом". Подводы и мины свои повел он довольно-таки издалека: сочинил видение Антониды, сочинил и для себя самого подходящие прорицательства. Это была внешняя сторона подготовительных работ, имевших целью настроить ночных сов в свою польззу и подготовить их к принятию ожидаемого чуда. Внутренняя же сторона Фомкиной работы началась несколько ранее. Как только порешил он, что способнее всего будет подстроить проделку с явленным образом, так тотчас же, не медля, отправился под Толкучий и, бродючи меж рядов, высматривал подходящую икону старинного письма и бывшую долго в употреблении. Таковая вскоре была найдена и куплена Фомкою. Принес оп ее под полою к Макриде и отдал на хранение.

Стали они "сдабривать" образ розовым маслом, но так как этот запах, без сомнения, мог бы показаться экстраординарным в воздухе приютских комнат, то "сдабривание" Макридушка производила на чердаке. Фомушка нарочно для этого добыл деревянную шкатулочку, дно которой покрыла Макрида ватой и полотняными тряпица
Страница 104 из 159 Следующая страница