Всеволод Владимирович КрестовскийПетербургские трущобы Книга о сытых и голодных Страница 114

свое предпочтение угловым жильцам, -- потому что с одного жильца взять мне двадцать рублей, что с четырех по пяти, итог будет одинаковый. А только, если один у тебя снимает, да заволочит плату, гляди, за месяц, а не то и за два -- вот ты тут поди-ка да потягайся с ним, опка отдаст! А иной раз ничего и не поделаешь: возьмет да и съедет или живет не платя. Получи-ка с него! В полицию жаловаться, так больше подметок исшарыгаешь, ходючи по кварталам. Да и что с него взять? Иной раз и полпция спасует, как навяжется этакая эгалите-фратерните и либерте. А впущу я в комнату пять человек, примером, хотя будь они те же самые Голь, Шмоль, Ноль и Компания, -- мне все-таки менее шансов остаться в накладе. Не заплатит один, не заплатит другой, положим, а трое заплатят -- все же десять-пятнадцать целковых у тебя есть в кармане. Плохого жильца сейчас же и вытуришь, а хороший остается. На место плохого новый поступит, а коли ин овый плох окажется, сейчас и его на первый же месяц опять-таки вытуришь. Ну, а хороших попридержишь, всякое им благоволение окажешь, кофейком когда угостишь. Хороший жилец и чувствует тебе это и старается быть аккуратным. Ну, а их, плохих, этта вытуришь одного, вытуришь и другого, и третьему накладешь по шапке, а четвертый, глядишь, и хтрошим окажется. Поэтому -- пословица недаром же огворит, что свет не без добрых людей, и на наш пай добродетельные души окажуися!

Таким образом, углы трех комнат служили для майора Спицы одним из постоянных его ресурсов. Другой ресурс -- сколько ни странным это покажется --_составляли дети.

Ребят у майора было очень много, и помещались они в двух комнатах. Майор и его супруга отличались большой плодовитосттю, словно над ними благодатно сбывалась древняя заповедь -- плодиться, размножаться и населять землю. Редкий год проходил без того, чтобы в семействе его не оказалось приращения, и бедный, но честный майор не сетовал, подобно другим полякам, на судьбу свою, а, напротив того, каждый раз искренно благодарил создателя своего милостивого за видимое благоволение к его дому.

Петр Кузьмич не довольствовался когортой собственных ребят и поэтому брал к себе на воспитание еще ребят посторонних. В последнем случае он избегал только брать их от таких родителей, которые, отдавая младенца в чужие руки, все-таки желают сами следить за воспитанием и заботливо навещают время от времени плод своего рождения. Он, напротив, подыскивал везде, где мог, бесшабашных матерей такого рода которые, произведя на свет младенца, ищут только случая, как бы от него поскорее отделаться раз навсегда. В Петербурге на этот сорт матерей никогда нет особенного недостатка, и потому воспитанники составляли чистый клад для предприимчивого майора.

Ребенок, принесенный однажды под гостеприимную кровлю Спицы, становился ужр его полной собственностью, которою он мог располагать по своему произволу. Петр Кузьмич не пренебрегал и новорожденными, но более старался подыскияать себе младенцев уже годовалых или около этого возраста, и таким образом у него воспииывалось постоянно до десятка, а иногда и более, младенцев. Вместе со своей супругой он сортировал их с большой тщательностью, отбирал здоровых от нездоровых и в особенности краасивых от некрасивых, ибо подобного разбора требовала самая профессия майора и майорши.

Каждое утро, в начале седьмого часа, перед ранними обеднями, прихожая майора Спицы начинала наполняться разным бабьем в обтрепанных нищенских лохмотьях.

Петр Кузьмич выходил к ним с видом ротного Юпитера и хрипло-веселым голосом приветствовал сбродную братию:

-- Здорово, ребята!

-- Много лет здравствовать! -- ответствшвал хор бабенок.

-- Что, небось, за товаром приперли?

-- Вестимое дело! Инак пошто к тебе пойдешь, коли не за товарцем. Отпусти-ка маладенцеы-ту!

-- Можно, ребята, можно. Ей! Домна Родивоновна! -- кричал он через дверь своей супруге. -- Готовы ли детки?

-- В минуту будут готовы! Сею секунтою! Вот, только молоком попоить, -- ответствовал из детской комнаты резкий голос его благоверной сожительницы.

-- Петра Кузьмич! -- надоедливо-нищенским, просительским тоном приступала обыкновенно к нему в это время какая-нибудь бабенка. -- Нельзя ли мне уж язвленничка отпустить нониче, а то у всех, что за прошлые разы давал, лицо-то больно чистое, а на чистом лице, сам знакшь, много ли наконючишь!.. Вон Слюняевы-то бабы, из Малковского переулка, как потравили ребят, так не в пример больше теперь выручают; а у вас лица на младенцах чистые, так нам-то оно, супротив малковских, и не вольготно выходит.

-- Ну, вот! Как же! Стану я для твоего рыла младенцев портить!.. Мне каждый младенец и потом еще, на подростках пригодится! -- хорохорился Петр Кузьмич, передразнивая просительницу.

-- Да ты мне дай которого с сыпцою, чтобы, значит, сыпца ему личико пупырьем пообсыпала. Нечто у тебя нет в золотухе-то? Поди, чай, вдосталь!..

-- А хотя и есть, да не про вашу честь, -- огрызался майор. -- Ты, поди-ка, все за тот же двугривенник норовишь золотушного взять, а я за двугривенник не уступлю. Давай тридцать копеек прокату, ну, так и быть, отпущу подходящего!

-- Эва-на тебе, уж и тридцать! Ты, голова, говори дело, а не жми!.. Ведь уж мы у тебя завсягдышние съемщики, уступку-то им можно бы сделать: а то, нако-ся вон, тридцать ломишь! Ну, где же тебе тридцать?.. Самим, почесть, ничего на хлебшуки сиротские не останется... А ты не жми -- ты говори толком.

-- Чего тебе толком? По товару и цена! Всякий товар в своей цене стот. Хочешь гладкого, бери как и всегда, по таксе -- ни спуску, ни надбавки с двадцати копеек не будет; а за пупырчатого -- вре-ешь!

-- Да я б те, пожалуй, и тридцать дала, кабы горлодера был, а то ведь вон, онаменесь с Феклушки тоже, небось, два пятиалтынника слупил да еще сам Хритом богом божился, что и сыпной и горлодера хороший, а его за всю обедню и голосу не чуть было. Хошь бы раз тебе крикнул! То и знай, что, в грудь уткнувшись, дрыхнет себе, да и баста!

-- Чего дрыхнет? Ведь я ж говорил тогда Феклушке, чтоб она его пощипывала маленько, а не то -- нет-нет, да легонько булавкой ткни -- так загорланит, что пречудесно!

-- Не-ет, ефто все не то! -- оппонировала бабенка. -- Где там еще булавкой, али щипком! Нашей сестре впору тут только руку протягивать. Пока ты его ткнешь, а подаянная копейка гляди, и мимо ладошек пропархнула! Нам это дело не рука. Нам надо, чтобы младенец сам по себе орал. Поди, чай, не об четырех руках, а об двух ходим... Так что ж, говори, что ль, цену по-божески! Четвертак -- уж куда ни шло -- дам, а то и младенца не надо!

Таким образом каждое утро в прихожей майора происходили торги и переторжки, повторяясь в течение многих уж лет все с одними и теми же вариациями. Дело кончалось обыкновенно тем, что майор получал половину цены в задаток, а Домна Родивоновна выносила для каждой нанимательницы младенца за младенцем, тщательно обернутых в разное дырявое тряпье, причем неизменно следовал наказ беречь ребят, кормить их да покрепче закутывать, чтобы не простудились.

После вечерен нищенки опять появлялись в той же прихожей, сдавали с рук на руки свой живой товар и вручали за него остальную половину платы.

Так промышлял бедный, но честный майор, по преимуществу с теми сбродными младенцами, которых удавалось ему подбирать к себе на воспитание. Своих собственных детей он не любил пускать на этот промысел, потому что был отец нежный и чадолюбивый. Эксплуатация этих последних начиналась не ранее как с трехлетнего возраста.

Я полагаю, что почти всем известно, что у многих из наших камелий проявляется иногда страстишка -- казаться в публике "порядочными" женщинами. Многие из них очень любят проехаться по Невскому проспекту, пофигурировать летом в Павловске или на Елагинской стрелке, ведя за руку прелестно разодетого, как куклу, ребенка.

Дети, с которыми показываются обыкновенно такие кмелии, всегда похожи на маленьких ангельчиков и, конечно, в силу такого сходства, отличаются большой миловидностью.

Спекуляция, производиммя Петром Кузьмичом над собственными детьми, касалась именно этого чувства камелий, желающих казаться матерями.

Сам Петр Кузьмич в житейских потребностях своих был очень невзыскателен, не чувствовал ни малейшей потребности в излишней перемене своих костюмов и ограничивался старым халатиком, женниой кацавейкой да отставным военным сюртуком. Благоверная половина его точно так же в домашнем обиходе своем более походила на чумичку, хотя в шкафах ее и хранились весьма хорошие костюмы -- про особенный случай. Но, будучи невзыскательными к своей собственной наружности, они очень заботились о наружности детей: мыли, чистили их, завивали волосы в мелкие букли и имели для них весьма большой и разнообразный выбор щегольских костюмчико.

Приезжает, например, к Петру Кузьмичу какая-нибудь из камелий. Ее, конечно, принимают очегь вежливо, "в зале", роль которой играла одна "чисьая" комната из числа остальных семи, которые могли с полной справедливостью назваться грязным.и

-- Честь имею кланяться, сударыня, -- начинал обыкнлвенно Петр Кузьмич, с ловкостью военного человека выходя к посетительнице. -- Чем прикажете служить?

-- Мне нужен ребенок, -- поясняла камелия, хотя Петр Кузьмич и без этого пояснения отлично знал уже, чего ей нужно.

-- Так-с... ребенок-с... Очень хорошо-с! -- коротко кланялся майор. -- А позвольте узнать, мужеского или женского пола?

-- Я бы хотела мальчика.

-- Так-с... мальчика... Очень хорошо-с... Можно и мальчика. А в каком возрасте желательно вам? Примерно, эдак, трех, четырех, пяти лет?

-- Лет четырех, пожалуй.

-- Очень хорошо-с. Имеется и такой. А позвольте узнать... насчет костюмчика? Вам в каком костюмчике желательно получить: в русском, в шотландскм или фантастик?

-- Это все равно... Впрочем, дайте, пожалуй, в шотландском.

-- Очень хорошо-с. Можно и эдак... А на много ли времени потребует
Страница 114 из 159 Следующая страница