Всеволод Владимирович КрестовскийПетербургские трущобы Книга о сытых и голодных Страница 126

скрывал, так сердечно хотелось ему, чтобы дочери никогда не узнали о самом поприще его ремесла. Пьтом стали смущать и еще более горькие думы, когда вспомнилось, что эта самая Маша жила в Спицыном углу такою скромною, честною девушкой. Он знал, как упорно и настойчиво искала она себе работы, как целые ночи проводила над шитьем заказанного белья, как, не далее нескольких суток до этого вечера, отказалась от выгодного предложения Сашеньки-матушки (Домна Родионовна обо всем болтала ввлух в совей квартире, не стесняясь ничьим присутствием), и где же вдруг очутилась эта самая Маша!.. И промелькнули в голове старика два яркие образа его собственных дочерей, промелькнули, разодетые и декольтированные точно так же, как и эта Маша, и в этой самой освещенной зале, и он, как дикая лошадь, тряхнул своею седокудрою гривой, словно хотел отогнать эту черную, непрошенную мысль, которая железным молотком стиснула его сердце.

"Это все соседка!.. Alles diese Priachina! Das ist alles ihr Werk"*, -- безошибочно угадал старик, невольно как-то ощущая в душе омерзение и презрительную ненависть к этой женщине.

______________

* Все эта Пряхина! Это все ее дело (нем.).



И с тех пор каждый вечер и каждую ночь встречался он с Машей в этой зале; но ни тот, ни другая не решались подойти друг к другу и перекинуться словом. Обоим казалось оно почему-то неловким, хотя Маша и понимала каким-то инстинктом, что если кто и может во всем веселом доме отнестись к ней на сколько-нибудь сочучственно, то разве один только тапер Герман Типпнео. Оно так и было в сущности, а между тем оба продолжаьи чуждаться друг друга, как будто два совершенно посторонние, незнакомые человека.





XXIII



ЛИСЬИ РЕЧИ, ДА ВОЛЧЬИ ЗУБЫ





Спустя два-три месяца стали замечать обитатели веселого дома, что старому таперу день ото дня становится не по себе, что кряхтит старик и силится перемочь какой-то недуг, донимающий его дряхлое тело. И как-то странно, в самом деле, было видеть эту высокую, худощавую фигуру, с бледным, болезненным лицом, среди залы веселого дома, за рояльным пюпитром. Теперь уже, в минуты антрактов, старик не откидывался на спинку стула и не глядел, сложив на груди руки, своим добрым и грустно-тихим взором на мелькавшие перед его глазами пары. Теперь он как-то ежился и корчился от лихорадочной дрожи, которую старался по возможности скрыть перед посторонними глазами, и в изнеможении опускал на грудь свою голову с бессильнл закрытыми веками. На этом лице были написаны болезнь и внутреннее страдание. Когда подходили к нему с изъявлением желания польки или кадрили, старик, очнувшись от забытья, болезненно вздрагивал и худощаво длинными, дрожащими и холодными пальцами начинал разыгрывать веселый танец.

А под утро придет, бывало, Типпнер домой и, боясь скрипнуть дверью, чтобы не разбудить дочерей, на цыпочках прокрадывается в свою комнату. Тихо разденется себе и ляжет, и лихорадочно дрогнет под тощенькой байкой, задерживая невольно вырывавшиеся стоны, лишь бы не потревожить сна девушек и, главное, лишь бы не догадались они о его болезни.

Но недуг отца не скрылся от проницаьельных взглядов дочерей. Луиза ясно видела, что с ним в последнее время творится что-то нехорошее, и, наконец, убедила его своими неотступными просьбами -- сходить вместе с нею к доктору за советом. Доктор спросил о роде его жизни. Луиза не скрыла, что он очень мало имеет сна и покоя, уходя каждую ночь играть на фортепиано, причем старик поспешил добавить: "То есть на балы и на вечеринки к чиновникам". ыСн эскулапа нашел, что болезнь его является именно следствием такого рода жизни, и, назначив какое-то лекарство, предписал, главнейшим образом, покой и правильную жизнь, советуя хоть на время оставить игру на вечеринках.

-- Ну, это он врет! -- с неудовольствием пробурчал старик, выйдя с дочерью из докторской квартиры, -- преувеличивает все! Es ist noch nicht so schlimm*. Просто простудилмя немножко... Это пройдет, а бессонные ночи мне в привычку! Nicht das ist die Ursache!**

______________

* Дело еще не так скверно (нем.).

** Не в этом причина (нем.).



И в тот же самый вечер, несмотря на слезную просьбу дочерей, он снова ушел в веселый дом, потому что иначе -- на завтрашний день пришлось бы сидеть без дров и без обеда.

Герман Типпнер в глубине души своей вполне соглашался с доктором, но видел всю трагически роковую невозможность исполнить данное ему предписание, ибо в его промысле на первый план выступал всн тот же проклятый вопрос хлеба для трех голодных желудков.

В этот вечер Луиза, тщательно укутав шею старика гарусным шарфом, с горькими слезами нк глазах, проводила его до двери.

Сашенька-матушка, сидевшая в это время у Домны Родионовны, заметила слезы девушки.

-- Мамзель Луиза, о чем вы это? -- участливо загородила она ей дорогу, ставши в дверях, когда та возвращалась из кухни в свою комнату.

-- Ах, уж не спрашивайте! -- утирая глаза, кручинно проговорила девушка. -- Опять ушел вот!.. Доктор запреттил... совсем болен ведь... Ни слезы, ни просьбы не удержали!..

Пряхина, с сожалением поцмокав языпом, сочувственно покачала головою.

-- Да скажите вы мне на милость, куда же это он все ходит-то? -- спросила она. -- Ведь каждый вечер в аккурат не бывает дома.

-- Играет, деньги зарабатывает. Да, господи! Я бы... я не знаю, на что бы решилась, лишь бы только избавить его от этого! -- с сильным душевным порывом прорыдала Луиза. -- Ведь у меня все сердце за него выболело!.. Ведь он никаких резонов слушать не хочет!

-- Ну, полно, милая вы моя, не плачьте! -- нежно дотронулась до ее плеча Пахомовна. -- Слезами горю не поможешь, а надо бы и в самом деле взяться за ум вам да подумать хорошенько, нельзя ли старичку облегченье какое сделать? Ведь и в сам-деле, дряхлый он человек, и без того не сегодня завтра, гляди, помрет, а эдакая жисть ничего что окромя одной болезни не прибавит. Вам бы, голубушка, как есть вы хорошая дочка, понежить да похолить его старость, а то что, и в гам-деле, мается, мается бедняк, словно батрак какой. Ведь он -- родитель очень до вас нежный, и человек-то, взаправду, хороший. Пожалеть-то его дочерям бы и бог велел.

Эти речи тысячью острых булавок кололи сердце молодой девушки. Она чувствовала правдивый укор в словах Пахомовны, которрая только, казалось, будто брешет себе словно невзначай, по простоте да по доброте сердечной, сдуру.

Девушка села на стул и продолжала тихо плакать.

-- Послушайте, -- опять-таки дотронулась до ее плеча Сашенька-матушка, -- нечего плакать-то задаром! Пойдемте-ка лучше ко мне, я вас чайком попою, да потолкуем-ка. Авось вдвоем что-нибудь и придумаем! Право так! Уж положитесь на меня -- я человек хороший, и одну только жалость к вам чувствую. Я ведь все понимаю, каково оно вам легко. Я хоть и посторонний человек, а у меня, знаете ли, вчуже сердце болит, так вам-то оно и подавно.

Удрученная своей печалью, девушка поддалась на эту лисью доброту и сочувствие и пошла пить чай к Пахомовне.

Долго говорила Сашенька-матушка на эту самую тему, и чем дольше лился поток ее сочувственных речей, тем больше терзали эти речи сердце Луизы.

-- Боже мой, да что же делать тут? -- воскликнула она, наконец, кручинно заломав свои пальцы. -- Если бы я только могла помочь, спасти его?.. Я вот переписываю и ноты и рукописи, да все это так ничтожно. Много ли заработаешь на этом! А тут есть ведь нечего! Если бы кто-нибудь помог мне найти такую работу, которая дала бы хоть тридцать рублей в месяц -- о господи! -- да я была бы самая счастливая на свете! Милая, голубушка, Александра Пахомовна, -- стремительно бросилась она к Сашеньке-матушке, -- присоветуйте, помогите мне -- вы такая добрая!

-- Ах, мамзель уЛиза, об этом деле толковать -- так уж надо толковать прямо! Что тут попусту отводить глаза себе в сторону! Как уж ты там отсоди -- не отводи, а дело дрянь выходит. Ты больше отводишь, а оно себе все хуже да хуже. Так ли я говорю?

Та со вздохом печально покачала головой, чувствуя горькую истину последнего замечания.

-- Шутка ли сказать, найти работу на тридцать рублей! -- продолжала меж тем Пахомовна. -- Таких работ у нас здесь, почесть, и не водится. Знаю ведь уж я свет-то этот анафемский, знаю отлично, слава те господи, поблыкалась вдосталь по миру -- вссего-то нагляделась да наглоталась вволю! Так уж в этом вы мне, голубушка, поверьте; морочить вас задаром на стану, а как собственно любя вас да жалеючи, так и говорю вам по правде по истинной. Бывала я и в генеральских и в графских даже домах, и доподлинно могу вам доложить -- никогда вы такой подходящей работы не отыщете. Да и какая работа! Шить станете -- ну, при особливой удаче, пятнадцать -- двадцать целковых, подлинно, нашьешь себе в месяц. В гувернантки пойти -- так даже очинно благородные девицы и генеральские дочки даже по десяти да по пятнадцати рублей на месяц ходят, а окромя этого и работы нет никакой.

Развивая далее эту тему и уснащая ее убедительно поучительными примерами, Сашенька-матушка систематически довела несчастную Луизу до сознания полной безысходности своего положения. Достичь этого было тем более легко, что девушка и без того уже находилась в экзальтированно горестном состоянии, которое помогло ей с большей живостью и впечатлительностью принимать все слова и доводы ее собеседницы.

-- Уж скольких-то я этих благородных деаиц знавала, -- вспоминая, качала головою Александра Пахоаовна, -- вот что в гувернантках-то живут. У которой сестренки да братишки сидят на шее, у которой отец -- пьянчужка несообразный, у которой семейство благородное в нищете содержится. Бьется, бьется она, бедняга, как рыба об лед, и все, гляди, из-под беды вчбиться не может... Ну, побьется таково-то, да и махнет рукою: "Была -- не была! Пропадай, мол, моя молодость! Что, мол, тут соблюдать себя, коли жрать нечего!" Да так-то вот и не одна через эфто самое
Страница 126 из 159 Следующая страница