Всеволод Владимирович КрестовскийПетербургские трущобы Книга о сытых и голодных Страница 129

тного остроумца.

-- Встречайте, господа, встречайте! Gratulieren sie doch dss Paar!* -- в каком-то экстазе, размахивая лапами, обратилась Каролина к почтеннейшей публике.

______________

* Поздравляйте же чету! (нем.)



И вот под громкие звуки торжественного марша откормленной утицей выкатилась в залу сама мадам-тетенька, с расплесканным стаканом шампанского в торжественно поднятой руке, а за нею гоголем выступал разгулявшийся Пашка, волоча под руку сгорающую от стыда и до болезненности истомленную девушку.

-- Уррра-а! Браво! -- громким, дружным криком пронеслсь по зале.

Пашка раскланивался с комической важностью, не выпускпя из-под руки свой живой приз.

А звуки фортепиано меж тем не умолкали.

Отец, не ведая сам, что творит, торжественным маршем встречал и приветствовал позор своей дочери.

Но вдруг эти громкие звуки неожиданно порвались на половинее такта и умолкли.

Взоры тапера нечаянно упали на приволоченную девушку.

Это был удар молнии. Он оглушил и ослепил его. Старик не верил глазам своим -- но нет, это не сон, это все въяве совершается, это точно она стоит -- она, его Луиза, его дочь родная.

При неожиданном перерыве звуков все головы с невольным любопытством обратились в сторону тапера. Все видели, как мгновенно искривилось его лицо каким-то страшным, конвульсивным движением, как с онемело раскрытым ртом и расоирившимися неподвижными глазами медленно поднялся он со стула, как протянул он по направлению к девушке свою изможденную, трепетную руку, как силился вымолвить какое-то слово -- и вдруг, словно безжизненный труп, без чувств грохнулся затылком об пол.

Раздался отчаянный женский вопль, и в то же мгновение, вырвавшись из лап своего обладателя, Луиза бросилась к отцу и поникла на грудь его.

Почтеннейшая публика никак не ожидала такого оборота обстоятельств. Более благоразумные и более трусливые, предвпдя скверную историю с полицейским вмешательством, торопились взяться за шапки и поскорне ретировались из веселого дома. Более любопытные и более пьяные, столпившись вокруг бесчувственного старика и бесчувственной девушки, решились ждать конца курьезной истории.

-- В больницу!.. Скорее в больницу его!.. Вон отсюда!.. Дворников, дворников зовите!.. -- метались из угла в угол экономка с тетенькой.

Явились дворники и потащили старика из залы.

Очнувшаяся девушка встрепенулась и, быстро вскочив с колен, в беспамятстве погналачь вслед за ними.

Но ее вовремя успели схватить сильные руки экономки.

-- Пустите!.. Пустите меня!.. Отец мой!.. Боже!.. Господи!.. Пустите, говорю! -- вопила и металась она в беспамятстве, стремительно вырываясь из лап Каролины, на помощь которой побоспела и сама тетенька.

Двум против одной бороться было нетрудно, и Луизу насильно вулекли во внутренние комнаты, откуда еще мучительнее, еще отчаяннее раздавались ее безумные крики. Наконец, вне себф от ярости, она стала кусаться и царапать их ногтями.

-- Ach! du gemeines Thier!* -- гневно вскричала тетенька, -- ты драться еще!.. Кусаться! Da hast du, da hast du!**

______________

* Ах ты, подлое животное! (нем.)

** Вот тебе, вот тебе! (нем.)



И вслед за этим отчетливо раздались хлеткие звуки нескольких полновесных пощечин.

Расписка Луизы лежала уже в кармане тетеньки, и потому ей незачем было прикидываться теперь кроткой и нежной. Она вступила в свои настоящие, законные права над личностью закабаленной девушки.

-- Жертва!.. Вот она -- жертва вечерняя!.. -- пьяно промычад неизвестный остроумец, нахлобучивая на глаза помятую в суматохе шляпу и -- руки в карманы -- шатаясь, пошел из веселого дома.





XXVI



ФОТОГРАФИЧЕСКАЯ КАРТОЧКА





-- Боже мой, да это она... она! -- изумленно прошептала княжна Анна, склонившись над роскошным альбомом своего брата и пристально вглядываясь в фотографическую акварельную карточку замечательно красивой женщины. -- Брат, поди сюда! Бога ради, кто это такая?

-- Баронесса фон Деринг, -- ответил Каллаш, мельком взглянув на карточку. -- Чем она тебя заинтересовала?

-- Странное, пчти невозможное сходство! -- пожала плечами сестра. -- Я вот и через двадцать лет как будто сейчас вижу эти черты, эти глаза и брови... Да нет, неужели бывают на свете такие двойники? Ты знаешь, на кого она похожа?

-- А бог ее знает... Сама на србя, полагаю.

-- Нет, у нее был или есть двойник; это я знаю наверное. Ты помнишь у нашей матери мою горничную.

-- Наташу? -- проговорил граф и, словно припоминая, сдвинул свои брови.

-- Да, горничную Наташу. Такая высокая белолицая девушка... Густая каштановая коса у нее была -- прелесть, что за коса!.. И вот точно такое же гордое выражение губ... Глаза проницательные и умные... Эти сросшиеся брови... Да, одним словом, живой оригинал этой карточки!

-- А-а! - медленно и тихо проговорил граф, проводя по лбу ладонью. -- Точно, теперь я вспомнил. Кажись, ведь она исчезла куда-то, совсем неожиданно?

И он нагнулся над карточкой баронессы.

-- А ведь точно: ты права. Как смотрю теперь да припоминаю -- действительно, большое сходство!

-- Да ты вглядись поближе! -- с одушевлением настаивала сестра. -- Это совсем живая Наташа! Конечно, тут она гораздо зрелее, женщина в полной силе. Сколько лет теперь этой баронессе?

-- Да лет под сорок будет. Но этого почти совсем незаметно, и на лицо ты никак не дашь ей более тридцати двух.

-- Ну, вот! И той, как раз, было бы под сорок.

-- Лета-то одинаковые, -- согласился Чечевинский.

-- Да!.. -- грустно вздохнула Анна. -- Вот двадцать два года прошло с тех пор, а встреться она мне лицом к лицу, я бы, кажется, сразу узнала. Да скажи мне, пожалуйста, кто она такая?

-- Баронесса-то? А как бы тебе это сказать?.. Личность довольно темная. Скиталась лет двадцать за границей да два года здесь вот живет. В свете выдает себя за иностранку, а со мною не церемонится, и я знаю, что она отлично говорит пор-усски. Для света она замужем, да только с мужем будто не живет, а живет с другом сердца и выдает его в обществе за своего родноло брата. А в будущем даже небольшой скандальчик ожидает ее: беременна от нареченного братца; впрочем, теперь пока еще в самом начале.

-- Кто же этот братец? -- любопытно спросила княжна.

-- А черт его знает! Тоже из темненьких, полячок какой-то. Да вот Серж Ковров его хорошо знает; он мне как-то даже историю их отчасти рассказывал: приехал сюда с фальшивым паспортом, под именем Владислава Карозича, а настоящее имя -- Казимир Бодлевский.

-- Казимир... Бодлевский... -- прищуря глаза, припоминала Чечевинская. -- Да не был ли он когда-то литографом или гравером -- что-то вроде этого?

-- Помнится, сказывал Ковров, что был. Он и теперь отлично гравирует.

-- Был? Ну, так это так и есть! -- быстрым движением поднялась Анна с места. -- Это она... Это Наташа! Мне она еще в то время сказывала, что у нее есть жених, польский шляхтич Бодлевский... И звали его, кап помнится, Казимиром. Она у меня часто, бывало, по секрету к нему отпрашивалась; говорила, что он работает в какой-то литографии, и все упрашивала, чтобы я уговаривала мать отпустить ее на волю и выдать за него замуж.

Этим нечаянным открытием сказалось ддя графа весьма многое. Обстоятельства, до сих пор казавшиеся мелкими и ничтожными, вдруг получили теперь в его глазах особенный смысл и свет, который почти безошибочно позволил угадать главную суть истины. Теперь припомнил граф все, что некогда было рассказано ему Ковровым о первом знакомстве его с Бодлевским в то время, как он застал молодого шляхтича в "квартире" знаменитых Ершей, среди плутовской компании, снабдившей его двумя фальшивыми видами -- мужским и женским; вспомнил, что Наташа исчезла как раз перед смертью старой Чечевинской, вспомнил и про то, как, воротясь с кладбища после похорон старухи, он жестоко обманулся в своих ожиданиях, найдя в ее заветной шкатулке сумму, значительно меньшую против той цифры, какую сам всегда предполагал, по некоторым основаниям, и перед ним, почти с полной вероятностью, предстало соображение, что внезапное исчезновение горничной было сопряжено с кражей денег его матери и особенно сестриных именных билетов, и что все это было не что иное, как дело рук Наташи и ее любовника.

"Ничего! Авось и эти соображения прпгодятся к делу, -- успокоительно подумал Каллаш, обдумывая свои будущие намерения и планы. -- Попытаем, пощупаем -- авось окажется, что и правда! Надо только половчее да поосторожнее держать себя, а там уж все в моих руках, chere madame la baronne*. Мы из вас совьем себе веревочку.

______________

* Дорогая баронесса (фр.).





XXVII



ВОЛЬНАЯ ПТАШКА НАЧИНАЕТ ПЕТЬ



ПОД ЧУЖУЮ ДУДКУ





-- Madame la baronne von-Doring! -- почтительно доложил графу его француз-камердинер.

Брат с сестрой многозначительно переглянулись.

-- Легка на помине, -- улыбнулся Каллаш.

-- Если она -- я по голосу узнаю, -- прошептала Анна. -- Остаться мне или уйти?

-- Пока оставайся -- сцена будет любопытная. Faites entrez!* -- кивнул он лакею.

______________

* Впустите! (фр.).



Через минуту послышались в смежной комнате быстрые, легкие шаги и свистящий шорох шелкового платья.

-- Здравствуйте, граф!.. Я к вам на минуту... Нарочно поспешила заехать. Сама, сама заехала -- оцените-ка это! Владиславу некогда, а дело экстренное, хотелось скорей уведомить!.. Ну-с, мы можем все себя поздравить: судьба и счастье решительно за нас! -- скороговоркой пролепетала баронесса фон Деринг, быстро влетая в кабинет графа.

-- В чем дело? Что за новости? -- пошел ей навстречу хозяин.

-- Вы знаете, у Шадурских нет более долга! Сыр этого покойного ростовщика -- как его?.. Морденко, что ли, так
Страница 129 из 159 Следующая страница