Всеволод Владимирович КрестовскийПетербургские трущобы Книга о сытых и голодных Страница 131

обществе под именем вашего родного брата. А как вы полагаете, кого станут называть вашим любовником? Ведь уж и теперь кое-где смутно поговаривают, что это -- стмнительный братец, а когда будущий фрукт окажется налицо, тогда вам придется только кланяться и благодарить за поздравления, тогда никого не разуверишь.

Баронесса задумалась.

-- Нечего делать, придется уехать, -- проговорила она как бы сама с собою.

-- Отъезд ваш испортит дела компании, -- возразил Каллаш.

-- Да... Ну, что ж с этим делать?

-- Что делать? Извлечь посильную выгоду из своего критического положения.

-- То есть, как же это? Я не понимаю...

-- Очень просто. Ведь у будущего ребенка должен быть какой-нибудь отец, а старик Шадурский до сих пор продолжает безнадежно таять перед вами. Что вам стоит уверить старого, самолюбивого дурака в чем бы то ни было, в чем вы только пожелаете? Вам оно будет так жр легко, как мне пустить дым из этой сигары. Ребенка заставим усыновить и дать ему княжеское имя. Представьте, ваш сын вдруг -- князь Шадурский!.. Ха-ха-ха!.. Не правда ли, звучно? А денег-то, денег-то сколько! Можно будет устроить так, что старый дурень все состояние свое запишет на вас да на ребенка.

-- Вы опять говорите вздор, -- перебила баронесса. -- Во-первых, княгиня Шадурская еще здравствует на свете, а во-вторых, ни она, ни ее сын никогда не позволят усыновить постороннего ребенка...

-- Что касается до сына, -- перебил в свою очередь граф, -- то в этом полоитесь на меня: я уж его обработаю так, что не пикнет. А что касается до матушки, то ее сиятельство может весьма легко и скончаиься.

-- Ну, она, кажется, еще не думает кончаться.

-- Тем хуже для нее, потому что, по писанию, "не ведаете ни дня, ни часу". Не думает, но может. Хотите пари?

-- Полноте, граф, мне некогда шутить! Я к вам заехала за делом.

-- Да и я не шучу, а говорю наисерьезнейшим образом! Обоих Шадурских надобно обработать -- ну и обработаем! Сынка предоставьте мне, а сами берите батюшку. Дележка выйдет полюбовная и безобидная. А насчет будущего усыновления, поверьте, я возьмусь обделать...

-- В расчете на будущую смерть княгини? -- с улыбкой шутливой недоверчивости легко отнеслась к его словам баронесса.

-- Именно, в этом самом расчете, -- серьезно подтвердил Каллаш.

-- Все это прекрасно, -- продолжала она с прежней легкостью, -- но вы, мой милый граф, забыли одно маленькое обстоятельство.

-- Какое это?

-- А то именно, что в жизни и смерти, говорят, будто один только бог волен.

-- Да, чтт касается до жизни, я с вами не спорю, но в смерти кроме бога бывает иногда волен и доктор Катцель. Неужел вы забыли общего приятеля?

Баронесса посмотрела на него долго, пристально и очень серьезно.

-- Н-да... это, пожалуй, похоже на дело... -- медленно проговорила она, не спуская с него взора. -- Но все-таки я в этом не вижу еще мести князю Шадурскому, -- продолжала она с чуть заметной хитростью, помолчав с минуту, -- а ведь вы, кажется, намеревались помогать в мщении княжне Чечевинской?

-- О, что касается до этого, то вы уже не беспокойтесь! -- легко и небрежно махнул рукою граф Каллаш. -- Она свое еще успеет взять! Вы, например, моя милая баронесса, поможете ей в этом мщении хотя бы тем, что оберете как липку Шадурского, а уж тогда настанет и ее очередь! Там уж пойдет ее личное дело, и до нас с вами оно не касается. А проект ведь хороший и обещает большую выгоду! Не правда ли?

-- Согласна! -- с довольной улыбкой кивнула головой Наташа.

-- И действовать тоже согласны? -- многозначительно и пытлиуо прищурился на нее Чечевинский.

-- И действовать согласна!

-- Ну, и прекрасно! Так по рукам, моя баронесса?

-- По рукам, мой граф! А пока -- прощайте, да не забудьте: завтрашний вечер у меня игра; будем обрабатывать обоих Шадурских.

Николай Чечевинский многозначительно пожал ей руку, низко поклонился и проводил до передней.





XXVIII



РЫЦАРИ ЗЕЛЕНОГО ПОЛЯ





Знакома ли тебе, мой читатель, драгоценная коллекция шулеров петербургских, которые между собою называются "повелителями капризной фортуны на зеленом поле", в чем легко можно заметить некоторую претензию на восточную изобразительность и цветистость языка? Если ты петербуржец, то нет ничего мудреного, что в свое время пришлось и тебе побывать у них в переделке. Быть может, однако, фортуна оказалась настолько к тебе милостива, что не попустила тебя достичь до очищения, и карман твой остался цел, здрав и невредим посреди раскинутых ему сетей. В таком случае ты, вероятно, не однажды слышал имена всех этих Ковровых, Польшевских, Лицкевичей, Матасевичей, Мазур-Мазуркевичей, Яйцынов, Июльковых, Гундарополо, Вихри-Нарви, Савастиновых, Щедрых, Гребешковых и иных. Боже мой, что за почтенная и разнообразная коллекция! Субъекты, ее составляющие, не всегда бывают знакомы между собою. Но это не мешает какому-нибудь Польшевскому совепшенно неожиданно явиться, например, хоть к незнакомому ему Яйцыну и с онику сообщить ему, что проведал-де он, Польшевский, о прибытии в Петербург какого там ни на есть денежного человека: так не угодно ли, мол, вам обработать его вместе со мною? "Вы убдете делать, я подставлю, а барыши пополам". И Яйцын охотно протягивает рукуу согласия незнакомому с ним Польшевскому, и затем обоюдно болванят приезжего.

Разделяются шулера петербургские на несколько компаний, которые по преимуществу подвизаются на поприще разных клубов. Ружницкий с братиею отмежевал себе клуб купеческий. Батманов с Эчканом -- английский. Щедрый предпочитает "благорошку", а Яйцына "с кобельками" нмйдете вы в "молодцовском". Они же ежелетно шатаются и "на минерашках". Каждая из таких партий непрепенно имеет своего коновода и воротилу. Каждый коновод избирает себе в качестве неизменного адъютанта какого-нибудь второстепенного шулерка, который бегает при нем верным и признательным кобельком, отличаясь нюхом гончей ищейки. Первые являются Кречинскими, вторые -- Расплюевыми.

Если, при несчастном обороте дел, произойдет потасовка, и благородное шулерское тело почувствует прикосновение тяжелых шандалов, то Кречинские всегда почти находят благовидный предлог увернуться из-под расправы и подставить бока своих верных Раселюевых.

Расплюевы нашего времени не всегда бывают грязнецами. Они очень часто одеваются у Шармера и Жорже (разумей, в кредит), имеют "порядочные привыыки", стараются покрасивее устроить свою физиономию, дабы через то попасть на содержание к какой-нибудь поблекшей Мессалине наших дней, и поэтому, в случае кой-каких следов шандалобития, не раскрывают, с похвальной откровенностью, сущую истину насчет бокса образованной нации и просвещенных мореплавателей, а оправдываются тем, что дрались, мол, на дуэли "за оскорбление чести".

Коновод иногда спускает своих кобельков, то есть делает заговор с каким-нибудь из шулеров посотронних, а тот и обыгрывает кобелька, в случае, если у него завелась лишняя копейка. Это у них называется "спустить". Здесь идет в ход и волосок и скользок и иные хитроумные фокусы.

Не все шулера занимсются специально картами. Поле их действий весьма обширно и разнообразно. Иные специально посвятили себя фабрикации карточных колод, крапов, скользкое, волосков на потребу шулерскую, за что получают скромное, но приличное вознаграждение. Иные подводят под шулеров, и для этого рыщут по Петербургу, ищучи подходящих болванчиков, пижонов и ствраются заводить самое обширное знакомство. Иные дают под игру приличное помещение с необходимой представительной обстановкой, для чего держат отличную квартиру и отличного повара. Мечут же карты, передергивают и всякие иные фокусы употребляют только главные и самые искусные престидижитаторы, которые поэтому специально называются "дергачами".

Большинство шулеров, как петербургских, так и вообще российских, суть поляки. Формируются они преимущественно из отставных офицеров кавалерийских, что, впрочем, совершенно понятно, если вспомнить ремонтерскую жизнь и похождерия на наших ярмарках, где зачастую, спустив шулерам казенные деньги, ремонтер, во избежание солдатской шапки, сам становится шылером, то есть на первый раз подводчиком, присоединяясь к членам облупивешй его компании, которая в этих случаях всегда почти оказывает великодушный прием такому неофиту. Поэтому большинство рыцарей зеленого поля, при всей своей щеголевато-партикулярной внешности, сохраняет какую-то отставную военную складку; да, даже большая часть и из тех-то, которые никогда не бывали в военной службе, не шагая далее чина коллежского регистратора или находясь в еще более почетном звании недорослей из дворян, при случае импровизированно именуют себя кавказскими капитанами и поручиками.

Однако нельзя сказать, чтобы наши шулера, отдаваясь карточному делу, пренебрегали другими отраслями темной промышленности. В подходящих случаях они не откажутся ни от какого уголовного дела, начиная с подлогов и фальшивых векселей и кончая даже убийством, лишь бы оно бло искусно обставлено и безопасно исполнено. Большая часть из них, при ярой наклонгости к комфортабельной, широкой и донжуанской жизни, по натуре своей -- мелкие трусы, которые не пойдут открытой силой на открытый грабеж, как часто ходит голодный голяк: но зато более безопасным и более тонким воровством-мошенничеством занимаются они очень выгодно и с великим для себя удовольствием.

Если в голодном воре и грубом разбойнике пробуждается иногда человеческая совесть, то едва ли что-нибудь подобное шевельнется в душе мошенника элегантного. Правда, попадаются и между ними иногда блестящие исключения, но эти исключения весьма нечастые, котшрые поэтому не могут идти в общую характеристику цалой фаланги воришек и воров "благородных". Какой-нибудь член Малинника и обитатель дома Вяземского делает преступление потому, что ему жрать нечего, элегантный же денди из шулерской компании производит тысячу прест
Страница 131 из 159 Следующая страница