о общим соображениям, на его долю. Баронесса была очень любезна и оставила его пить чай. О давишней размолвке не было и помину, и взаимные отношения, по-видимому, отличались всегдашнею ненктянутостью. Бодлевский все строил планы и предположения, на кого бы теперь им повести совокупные атаки, и весело передавал графу разные смелые проекты. Граф тоже был очень весел и доволен -- во-первых, полновесной пачкой, которую ощущал теперь в своем кармане, а во-вторых, тем, что вся эта размолвка окончилась так скоро и миролюбиво. Он с видимым удовольствием покуривал себе сигару, запивая ее, время от времени, глотками душистого чая. Веселая болтовня шла очень оживленно, не прерываясь ни на минуту. По какому-то поводу вдруг заговорили о клубах.
-- Ах, кстати! -- подхватил при этом Бодлевский. -- Я, кажется, нынешним летом буду членом яхт-клуба! Рекомендую новое поприще! Они пусть упражняются себе на воде, а мы будем на зелеоом поле: впрочем, для виду, я себе тоже хорошенькую шлюпку завел: по случаю недавно досталась очень дешево. Хотите, когда-нибудь отправимся, поглядим ее? -- как бы мимоходом предложил он Каллашу. -- Она у меня недалеко -- тут же на Фонтанке, у Симеона, на сажке держится.
-- Ах, вот и прекрасно! Вечер такой чудный, тепло, хорошо! -- подала голос баронесса, распахивая окно. -- Что дома-то сидеть!.. Поедемте и в самом деле кататься!.. Мне от твоих слов вдруг пришла фантазия проехаться на лодке; заодно и шлюпку попробуем. Хотите, граф? -- любезно предложила она Каллашу.
Тот согласился немедленно, признав фантазию баронессы отличной выдумкой, и вскоре все втроем отправились гулянкой к Симеоновскому мосту.
LII
ПОДЗЕМНЫЕ КАНАЛЫ В ПЕТЕРБУРГЕ
Над городом только что стала белая весенняя ночь. Половина неба охвачена была отблеском заката и серебристым пурпуром отражалась в гладкой, неподвижной Неве, по которой там и сям мелькали ялики и шныряли легкие пароходы. В воздухе не чуть было ни малейшего ветерка, так что вымпела висели без малейшего движения, а гул городской езды вместе с топотом копыт о дощатую настилку мостов отчетливо разносился по глади широкой реки. В синей высште прорезался из-за дымчатого облачка бледно-золотистый серп месяца и слегка заискрил своим блеском длирный столб вдоль водного пространства. Откуда-то с зеленеющрх островов доносились уывками звуки духовой музыки. Воздух дышал млеющим теплом и какою-то весенней чуткостью.
Шлюпка Бодлевского вышла из Фонтанки и плыла вдоль по течению Большой Невы, к Николаевскому мосту.
Пан Казимир справлялся за гребца и, полушутя, легко напирал на весла; Наташа, в круглой соломенной гарибальдинке, которая необыкновенно шла к ее выразительно смелой физиономии, сидела на руле, а граф Каллаш помещался подле нее и лениво курил сигару.
-- Славная ночь становится! -- тихо проговорил он, как бы сам с собою, закидывая голову на синее небо. -- Поехать бы теперь на взморье,н а тоню, да так и промаяться до рассвета. Ей-богу, хорошо!
-- Поэзия! -- с легкой иронией улыбнулся Бодлевский.
-- А что ж, вы станете доказывать, что нет ее? -- Ведь вот теперь бы, в этот час, посередине Невы -- господи, да разве это не хорошо?
-- Хм... конечно, поэзия, да еще с особенным петербургским запахом, -- в том же тоне возражал пан Казимир, не показывая ни малой наклонности к сентиментальным мечтаниям.
-- Да! И в Петербурге есть она, -- продолжал Каллаш, не смущаясь прозаическим настроением своего оппонента. -- Помню я, еще чуть ли не с детства, одни стихи... И мне они невольно приходят на мысль, каждый раз вот в подобные ночи... Так вот и вылился в них весь этот город! Баронесса, -- мягко заглянул он вдруг в лицо своей соседки, -- не будете ли вы почутче да поотзывчивре этого тюленя? Я сегодня -- и сам не знаю -- совсем в особенном насртоении. Все ваша фантазия виновата: зачем кататься поехали. Спойте нам песюн! У вас ведь славнуй контральто.
-- Не до пескн, мой милый граф, не расположена я сегодня, -- шутливо ответила Наташа, мельком бросив исподлобья на пана Казимира какой-то многозначительный и только им обоим понятный взгляд. -- Говорите лучше ваши стихи, я стану слушать.
-- Стихи... Да, это, говорю вам, хорошие, больные стихи; и, должно быть, они слгжились в точно такую же белую ночь... Хотите -- слушайте! -- согласился он и, помолчав с минуту, как бы припоминая строфы, начал задумчиво и тихо:
Да, я люблю его, громадный, гордый град,
Но не за то, за что другие;
Не здания его, не пышный блеск палат
И не граниты вековые.
Я в нем люблю... о не! скорбящею душой
Я прозреваю в нем иное -
Его страдание под ледяной корой,
Его страдание больное.
Пусть поыву шаткую он заковал в гранит
И защитил ее от моря,
И пусть сурово он в самом себе таит
Волненья радости и горя,
И пусть его река к стопам его несет
И роскоши, и неги дани -
На них отпечатлен тяжелый след забот,
Людского пора и страданий.
-- Недурно! -- раынодушно процедила сквозь зубы баронесса, следя за всеми движениями лица увлекающегося графа и в то же время исподволь да исподтишка переметываясь взглядом с паном Казимиром.
-- "Недурно!" -- с легкой досадой возразил ей Каллаш. -- "Недурно"! Да разве это настоящее словр? Разве может быть только недурно то, что далось слезами, и болью, и желчь?ю.. Эх, баронесса!.. Да нет, вы послушайте!
И он снова начал декламировать, и егр стихам отвечали равномерные взмахи весел, с которых звонко летели серебристые брызги, а лодка шла да шла себе далее, вдоль по течению, и приближалась уже к Николаевскому мосту.
Бодлевский оглянулся назад и незаметно мигнул Наташе.
Та слегка повернула руль и направила ход как раз под крайнюю арку моста, с которой впсдает он в Благовещенскую улицу.
А граф меж тем, ничего не замечая, досказывал свое любимое стихотворение:
И пусть горят светло огни его палат,
Пусть слышны в них веселья звуки:
Обман, один обман! Они не заглушат
Безумно страшных стонов муки!
Страдания одни привык я подмечать.
В окне сбогатою гардиной,
Иль в темном уголку, -- везде его печать.
Стнаданье уровень единый!
И в те часы, когда на город гордый мой
Ложитая ночь без тьмы и тени,
Когда прозрачно все -- мелькает предо мной
Рой отвратительных видений.
Пусть ночь ясна, как день, пусть тихо все вокруг,
Пусть все прозрачно и спокойно:
В покое том затих на время злой недуг,
И то прозрачность язвы гнойной.
-- Вы кончили? -- слегка, но очень грациозно зевнув, равнодушно спросила баронесса и при этом улыбнулась, чтобы немножко смаслить ему впечатление зевоты.
-- Кончил! -- коротко ответил граф и не без маленькой досады швырнул в воду окурок потухшей сигары.
-- Чьи это стихи?
-- Аполлона Григорьева.
-- Vraiment, c'est joli!* -- опять улыбнулась баронесса. -- А вы любите, граф, маленькие сильные ощущения? -- спросила она внезапно.
______________
* В самом деле, это красиво! (фр.)
-- Я люблю всякие, но предпочитаю большие, крупные.
-- Ну, я вам сейчас доставлю маленькое, хотя на меня оно всегда действует с некоторой силой. Вы же, кстати, настроены сегодня так поэтически; а то, что я вам покажу -- cela va etre bien fantastique*.
______________
* Это будет очень фантастично (фр.).
-- Что же это такое? -- в своюо чередь равнодушно спросил Каллаш.
-- А вот сейчас увидите. Вы знаете, что в Петербурге есть подземные тоннели?
-- В Петербурге? -- с недоверчивым удивлением переспросил Каллаш.
-- Да, в Петербурге! Целые подземные каналы, наполненные водой, и по ним свободно могут ходить лодки -- я сама прогуливалась там несколько раз. Не прачда ли, это пахнет чем-то новым, совсем непетербургским.
-- Н-да... признаюсь, я, кроме пассажного тоннеля, не подозревал здесь никаких, -- улыбнулся заинтересованный Каллаш. -- Да где ж это они? Покажите, пожалуйста!
-- А вот в нескольких саженях -- сейчас подъедем.
Шлюпка вступила под крайний, ближайший к набережной мостовой пролет, где было уже гораздо сумрачнее, чем на реке, и тут-то, налево, в гранитной набережной разглядел Каллаш полукруглую арку, совершерно скрытую снаружи под мостоым спуском.
Там, в глубине под неюю, было темно и глухо.
-- Вы не боитесь? -- с задирчиво вызывающей интонацией улыбнулась Наташа.
-- Если прикажете, буду бояться, -- отшутился граф.
-- Хотите проехатьчя?
-- С удовольствием.
-- Только это ведь небезопасно: там, говорят перевозчики, очень часто скрываются невские пираты.
-- В таком случае мы выдержим с ними морское сражение. Это крайне интересно!
-- Интересно? -- мило-кокетливо протянула баронесса. -- Да вы, я вижу, совсем не трус-таки.
-- Немножко нет.
-- Табань, Казимир! Заворачивай в арку.
И шлюпка круто врезалась в воду канала.
Это было устье тоннеля. Проходя под Благовещенской улицей, он начинается как раз против Конногвардейского бульвара, под тем углом Крюкова канала, о-бок с которым находятся известные Пушкинские бани. Другой подземный водяной путь берет начало свое от этого же места и проходит под самым Конногвардейским бульваром, пересекая Сенатскую площадь и вливаясь, как говорят, в открытый канал внутри Адмиралтейства. Одна ветвь, довольно, впрочем, узкая, отделятеся от него под углом Адмиралтейского бульвара и идет под ним параллельно фасаду здания Синода и Сената, вливаясь в Неву близ бывшего Исаакиевского моста.
Трех наших путников объяла совершенная тьма. На другом конце канала, вдали чуть-чуть светлелась только, в виде мутно-туманного пятна, выходная арка на Крюков канал. Все вокруг было тихо и глухо. Вода слегка плескал
Страница 156 из 159
Следующая страница
[ 146 ]
[ 147 ]
[ 148 ]
[ 149 ]
[ 150 ]
[ 151 ]
[ 152 ]
[ 153 ]
[ 154 ]
[ 155 ]
[ 156 ]
[ 157 ]
[ 158 ]
[ 159 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 30]
[ 30 - 40]
[ 40 - 50]
[ 50 - 60]
[ 60 - 70]
[ 70 - 80]
[ 80 - 90]
[ 90 - 100]
[ 100 - 110]
[ 110 - 120]
[ 120 - 130]
[ 130 - 140]
[ 140 - 150]
[ 150 - 159]