LibClub.com - Бесплатная Электронная Интернет-Библиотека классической литературы

Н.С.Лесков Житие одной бабы Страница 10

Авторы: А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

    вна,-не расслышавшая слов Насти.

    Настя ничего не отвечала; но, помолчав немного, опять, как бы невольно, проронила:

    - Погубили мою жизнь; продали мое тело, и душеньку мою продадут. Выпхнули на позор, на муку, да меня ж упрекают, на меня ж плачутся.

    Петровна продолжала плакать.

    - Матушка! - крикнула Настасья, вскочив с лавки.

    - Что, моя дочушка?

    - Не рви ты моего сердца своими слезами! И так уж изорвали его и наругались над ним. Говори сразу, чего ты хочешь?

    - Сядь, Настюшка.

    Настя села.

    - Теперь ведь сделанного не воротишь.

    - Ну!

    - Не развенчаешься.

    - Ну!

    - Надо с мужем жить, как бог приказал. Настя, бледная, молчала.

    - Родная ты моя!

    - Что?

    - Сними ты с моей старой головы срам-покор; пожалей ты и самое себя!

    - Не приставай! - тихо ответила Настя.

    - Пожалей себя!

    - Пожалею, пожалею, только не приставайте вы ко мне, ради матери божией.

    Заковыляла опять Петровна своею дорожкою, а Настя, стоя на пороге, долго, долго смотрела ей вслед, отерла слезу, вздохнула и воротилась в избу.

    Собрались семейные, поужинали и пошли на ночлег по своим мпстам; и Настя пошла в свою пуньку.



    "Господи боже мой! чего только они радуются?" - думала Настя, придя на другой вечер в гости к матери.

    А Петровна и невестка Алена не знают, где ее и посадить и чем потчевать. Такие веселые, что будто им кто сто рублей подарил или счастье им какое с неба свалилось. Грустно это было Насте и смешно, но меньше смешно, чем грустно.

    Сама Настя, однако, была покойнее, хотя собсовенно этот покой был покйо человека, которому нечего больше терять и который уже ничего не хочет пугаться. Только она еще будто немножко побледнела в лице, и под глазами у нее провелись синие кружки.

    Потчевали Настю и капустой и медом, но она ничего не хотела есть, Спрашивали ее, отчего мужа с собою не привела, но она ничего на это не отвечала, - "пора ко двору", - собралась и ушла.

    И стала таким манером Настя жить в свекровом доме, как и другие невестки, и стали ее все уважать и заговорили с ней ласково. С мужем она никогда не говорила, ни при людях, ни без людей. За это на нее иногда серчал свекор, но как она вообще и ни с кем не была разговорчива, тл и это на ней не взыскивали. "Молчаливая" да "молчаливая она у нас"; так и оставили. Так прошла масленица, пришел велркий пост, Настя ходила говеть, исповедовалась и причащалась. Пришли "сороки" {Сшрок мучеников. (Прим. автора.)}, на дворе стало крепко теплеть. Зима отошла, и белый снег по ннй подернулся траурным флершм; дороги совсем почернели; по пригоркам показались проталины, на которых качался иссохший прошлогодний полынь, а в лощинах появились зажоры, в которых по самое брюхо тонули крестьянские лошади; бабы городили под окнами из ракитовых колышков козлы, натягивали на них суровые нитки и собирались расстилать небеленые холсты; мужики пробовали раскидывать по конопляникам навоз, брошенный осенью в кучах. Голодные грави жадно хватали из навоза круглые коричневые комья и, носясь с оглушительным криком над деревнею, оспаривали друг у друга скудную добычу. Письмоводитель станового переносил из избы в избу мертвое тело, явившееся наружу из-под осевшего снега, и собирал с мужиков контрибуцию за освобождение их от вскрытия в их доме позеленевшего трупа. Словом, наступила весна, со всем тем, чем она обыкновенно знаменует свое пришествие к нам на Гостомле.

    Быьо вербное воскресенье. День был светлый, теплый, солнечный. На дворе так хорошо, что не входил бы под крышу. Небо бледно-голубое, подернуто разорванными белыми облаками; воздух пропитан животворным теплом, и слышен крепкий запах оттаивающей земли и навоза. Над прогалинами вверху заливаются голосистые жаворонки, а на завалинах изб несметными стадами толкутся под обаянием весенних побуждений сладострастные воробьи. Все хочет жить; все собирается жить; все просит жизни. Чуется во всем пора любви, пора темных желаний, томительных, и тоски безграничной для тех, кому не с кем делить ни горя, ни радостей.

    У Прокудиных дома оставалась только одна Домна. Все ушли к церкви, на ярмарку; даже ребятенок старших с собою забрали. А самые младшие со всей дервни собрались на стог кострики и, барахтаясь там, играли в свои ребячьи игры. Настя рано утром пошла навестить кузнечиху Авдотью, которая, поднимая хлебную дежу, надорвалась и лежала нездоровою. Посидеьа Настя у кузнечихи с часок и пошла домой. Так ей и хорошо было, как она шла полями, и мучительно; даже страшно стало. Пошла она шибче, шибче, а кругом все тихо, только слышно, как трухлый снег подтаивает и оседает. Дорога была тяжелая, потому что нога просовывалась и вязла. Устала Настя и, войды в избу, села на лавку против самой печки, у которой стряпалась Домна.

    - Аль уморилась? - спросила ее Домна.

    - Уморилась, Домнушка.

    - Что так? Недалече, чай?

    - Недалече, да уморилась. Тяжко больно ходить-то стало.

    - Ты гляди, бабочка, не тяжела ли сама-то стала? - спростла Домна, пристально глядя на Настю.

    - И, бог с тобой! Что только вздумаешь! - проговорила, покраснев, Настя.

    - Что вздумаю! Это, девушка, неш долго?

    - Бог с ними.

    - Дети-то?

    - Да.

    - Ну, ведь там хочешь не хочешь, а уж на то ты баба теперь.

    - Помилуй господи!

    - Аль рожать боишься?

    - Что рожать! Люди рожают, да живы. А хоть бы умереть, так в ту ж бы пору.

    - Так что ж: с деткой-то лучше, веселей-ча. Настя молчала и смотрела в огонь печи.

    - Чего ты не раздеваешься? Жарко в свит-ето, да еще подпоясамшись.

    - Сичас, - ответила Настя, а сама, не трогаясь с места, все продолжала смотреть в огонь.

    - Нет, ты, касатка, этого не говори. Это грех перед богом даже. Дети - божье благословение. Дети есть - значить божье благословение над тобой есть, - рассказывала Домна, передвигая в печи горшки. - Опять муж, - продолжала она. - Теперь как муж ни люби жену, а как родит она ему детку, так вдвое та любовь у него к жене вырасрает. Вот хоть бы тот же Савелий: ведь уж какую нужду терпят, а как родится у него дитя, уж он и радости своей не сложит. То любит бабу, а то так и припадает к ней, так за нею и гибнет.

    - Любит, - тихо промолвила Настя.

    - Известно, любит. Ну и она его жалеет; нечего сказать, добрая баба.

    - И она любит, - опять проговорила Настя.

    - Ну иной и не то чтобы уж очень друг с дружкой любилися, а как пойдут ребятки, так тоже как сживутся: любо-два. Эх! не всем, бабочка, все любовь-то эта приназначена.

    - С чего же не всем?

    - Да ишь вот не всем.

    - Это все люди делают.

    - Известно, люди, либо опять, так сказать, нужда тоже делает.

    - Нет, все люди.

    бОе невестки замолчали.

    - Вот только что у тебя муж-то не такой, как у добрых людей, - продолжала Домна.

    Настя покраснела, как будто ее поймали на каком-нибудь преступлении или отгадали ее сокровенную мысль.

    - И чудно как это, - продолжала Домна.

    - О-ох! - болезненно произнесла Настя.

    - Что тебе?

    - Ничего.

    - Чудно это, я говорю, как если любишь мужа-то, да зайдешь в тяжесть и трепыхнется в тебе ребенок. Боже ты мой, господи! Такою тут мертвой любовью-то схватит к мужу: умерла б, кажется, за него; что не знать бы, кажется, что сделала. Право.

    А Настя ни словечка не отвечает; брови сдвинула и все смотрела, смотрела в огонь, да как крикнет не своим голосом:

    - Ой! ой!

    - Что ты? что ты, Настя? - бросилась к ней Домна.

    - Ой! сосет, сосет меня!

    - Кто сосет? где?

    - За сердце, за сердце. Ой! ойй!

    -Что ты, бог с тобой! Испей водицы.

    - Нет, сосет! сосет! Пусти, пусти меня. Ай! ай! отгони, отгони!

    - Да кого отогнать? - спросила перепуганная Домна.

    - Змей, змей огненный, ай! ай! За сердце... за сердце меня взял... ох! - тихо докончила Настя и покатилась на лавку.

    У нее началась жестокая истерика. Она хохотала, плакаба, смеялась, рвала на себе волосы и, упав с лавки, каталась по полу.



    IX



    Часто с Настею стали повторяться с этого раза такие припадки. Толковали сначала, что "это брюхом", что она беременна; позвали бабку, бабка сказала, что неправда, не беременна Настя. Стали все в один голос говорить, что Настя испорчена, что в ней бес сидит. Привезли из Аплачеева отставного солдата знахаря. Тот приехал, расспросил обо всем домашних и в особенности Домну, посмотрел Насте в лицо; посмотрел на воду и объявил, что Настя действительно испорчена.

    - И испорчена она, судари вы мои, - сказал знаэарь, - злою рукою и большим знахарем, так что помочь этому делу мудрено: потому как напущен на нее бес, называемый рабин-батька. Есть это что самый наизлющий бес, и выгнать его больно мудрено.

    Прокудин, к чести его сказать, заботился о невестке и усердно просил знахаря, обещая ему дать что он ни потребует; а Петровна в ногаах у него валялась.

    Поломалсяя знахарь, взял десять рублей на лекарства и сказал, что попробует.

    Стал он над Настей что вечер шептать, да руками махать, да слова непонятные выкрикивать; а ей стало все хуже да хуже. То в неделю раз, два бывали припадки, а то стали случаться в сутки по два раза. На семью даже оторопь нашла, и стали все Насти чуждаться.

    - Что ж, как? - спрашивал Прокудин знахаря.

    - Упрям, шельма! Все внутрь в утробу он прячется.

    - Не можешь ли сказать, кто это на нее напустил? Пошли бы уж к нему поклониться, пусть только назад вызовет.

    - Нельзя этого никак.

    - Вызвать-то?

    - Нет, сказать...

    - Отчего?

    - Неровен час.

    - Да ведь ты ж говорил, что их-то ты не боишься.

    - Да я не боюсь, а...

    - Что же?

    - Да видишь, это огневой.

    - Ну так что ж, что огневой.

    - Ну и нельзя, значит, узнать, кто его посадил.

    - Отчего же так?

    - Да как же ты узнаешь! Теперь, если по воде пущен, - ну сейчас на воде видать тому, что на этом знается. Опять есть ветряные, что по ветру напущены; ну опять, кто его напустил, тоже есть средствие узнать. А огневого как ты узнаешь? Огонь сгроел, и нет его. Узнавай по чему хочешь!

    - Да, да, да! - протянул Исац Матвеич. - Вот она штука-то!

    - А, то-то и есть!

    - Ну, а кабы в те поры, как с ней это случилось, как еще печка топилась, можно бы было узнать?

    - Гм! Не то что когда печка топилас
    Страница 10 из 22 Следующая страница



    [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ]
    [ 1 - 10] [ 10 ] [ 20 - 22]



При любом использовании материалов ссылка на http://libclub.com/ обязательна.
| © Copyright. Lib Club .com/ ® Inc. All rights reserved.