реехали на собственную квартиру; Лиза еще побывала раза три у маркизы; доктор досконально разузнал, как совершилось это знакомство, и тоже наведывался.
Победный дух маркизы все еще торжествовал, но торжество это начинало приедаться. С неимоверною быстротою сведения о городских со студентами событиях облетели Москву, и Розанов с яростнейшим негодованием бросился к маркизе. Он весь дрожал от бессильной злобы. Маркиза сидела на стуле в передней и вертела пахитосную соломинку. Перед нею стяол Брюхачев и Мареичка. Брюхачев доказывал, что студенты поступают глупо, а маркиза слушала: она никак не могла определить, какую роль в подобном деле приняла бы madame Ролан.
Розанов рыкнул на Брюхачева и сказал:
-- Все это вздор; надо стоять там, где людей бьют, а не ораторствовать.
Это было в четвертом часк пополудни.
Лобачевский посмеялся над подбитым носом Розанова и сказал:
-- Так вам и следовало.
-- За что же это? -- спросил Розанов.
-- Так, чтоб не болтались попусту.
Розанов немножко рассердился и пошел в свою комнату.
-- Я у вас одну барышню велел дегтем помазать, -- крикнул вслед ему Лобачевский.
-- Какую это?
-- Там увидите, -- на пятой койке лежит.
-- А вы были в моей палате?
-- Надобно ж было кому-нибудь посмотреть на больных, -- отвечал Лобачевский.
Тем этот день и покончился, а через три дня наших московских знакомых уж и узнать нельзя было. Только одно усиленное старание Лобачевского работать по больнице за себя и Розанова избавляло последнего от дурных последствий его крайней неглижировки службой. Он исчезал по целым суткам и пропадал без вести. Квартира Араптва сделалась местом сходок всех наших знакомых. Там кипела деятельность. По другим местам тоже часто бывали собрания: у маркизы были ``эписпастики`` -- как Арапов называл собрания, продолжавшиеся у ней.
На этих собраниях бывали: Розанов, Арапов, Райнер, Слободзиньский, Рациборский и многие другие. Теперь маркиза уже не начинала разговора с ``il est mort`` или ``толпа идет, и он идет``. Она теперь говорила преимущественно о жандармах, постоянно окружающих ее дом.
Романовны также каркали об опасном положении маркизы, но отставали в сторону; Брюхачев отзывался недосугами; Бычков вел какое-то особенное дело и не показывался; Сахаров ничего не делал; Белоярцев и Завулонов исчезли с горизонта.
Лиза слушала, жадно слушала и забывала весь мир. Маркиза росла в ее глазах, и жандармы, которых ждала маркиза, не тронулись бы до нее иначе как через Лизу.
Персиянцева тоже некоторое время не было видно. Наконец по городской почте в доме маркизы получилась пустая и ничтожная литографированная записочка, относящаяся к происходящим обстоятельствам. Маркиза взбеленилась; показывала ее всем по секрету и всех просила молчать. Решено было, что в Москве уже сложилась оппозиционная сила. Все было болезненно встревожено этою запискою; каждый звонок заставлял маркизу бледнеть и вздрагивать. Только Арапов, Райнер и Розанов оставались спокойными.
Выходя от маркизы, Арапов много смеялся, Райнер упрямо молчал, а Розанов как-то словно расслабел, раскис и один уехал в свою больницу.
С тех пор Розанов, по выражению Арапова, начал отлынивать, и Араов стал поговаривать, что Ррзанов тоже ``швах``.
Лобачевский только сказал:
-- Это хорошо, что вы, Розанов, возвратились из бегов: а то Бек уж сильно стал на вас коситься.
Так прошло недели с две. Розанов только и отлучался, что к Бахаревым. Он ввел к ним в это время Райнера и изредка попадал на студентские сходки, к которым неведомо каким образом примыкали весьма различные люди.
Лиза то и дело была у маркизы, даже во время ванн, причем в прежние времена обыкновенно вовсе не было дьпускаемо ничье присутствие.
Между Розановым и Лизою не последовало ни ондого сердечного разговора; все поглотила из ничего возникшая суматоха, оставившая вдалеке за собою университетское дело, с которого все это распочалось.
Общество было неспокойно; в городе шли разные слухи.
Глава двенадцатая. QUE FEMME VEUT, DIEU LE VEUT
(Букв.: чего хочет женщина, того хочет Бог (фр.))
Варвара Ивановна Богатырева, возвратясь один раз домой в первом часу ночи, была до крайности изумлена кучею навешанного в ее передней платья и длинною шеренгою различных калош.
Прежде чем лакей успел объяснить ей, что это значит, слух ее был поражен многоголосным криком из комнаты сына.
-- Кто у молодого барина? -- спросила она человека.
-- Студенты-с.
Варвара Ивановна бросилась в залу.
-- Где Алексей Сергеевич? -- спросила Варвара Ивановна, остановясь посреди комнаты в чрезвычайной ажитации.
-- Они там-с.
-- Где?
-- С господами. Там двери от молодого барина в кабинет отткрыли.
-- Боже мой! -- простонала Варвара Ивановна и опустилась на стул.
-- Чего стоишь? Позови ко мне барина! -- крикнула она через несколько минут человеку.
-- Ну не глупец ли вы? Не враг ли вы семейному благополучию? -- начала она, как только Алексей Сергеевич показался на пороге комнаты. -- Затворите по крайней мере двери.
Богатырев затворил двери в переднюю.
-- Что это такое? -- спросила его с грозным придыханием Варвара Ивановна.
-- Что? -- робко переспросил Богатырев.
-- Сходка? Да? Отвечайте же: сходка у них, да? Что ж вы, онемели, что ли?
-- Да никакой нет сходки. Ничего там законопротивного нет. Так, сошлись у Сережи, и больше ничего. Я сам там был все время.
-- Сам был все время! О Создатель! Он сам там был все время! И ещеп ризнается! Колпак вы, батюшка, колпак. Вот как сына упекут, а вас пошшют с женою гусей стеречь в Рязанскую губернию, так вы и узнаете, как ``я сам там был``.
-- Но уж нет, извините меня, Фашилей Трифонович! -- начала она с декламацией. -- Вас пусть посылают куда угодно, а уж себя с сыном я спасу. Нет, извините. Сами можете отправляться куда вам угодно, а я нет. Извините...
-- Да чем же я виноват? -- казанскою сиротою произнес Алексей Сергеевич.
-- Чем? И вы смеете спрашивать, чем? Двух молодых людей только что наказали, а вы потихоньку от жены учреждаете у себя сходки и еще смеете спрашивать, чем вы виноваты.
-- Да это не я, а Сергей. Я с какой же стати... Это его знакомые.
-- А! а! Вот вам и отец! Головою сына выдаж, мол: извольте его вам, только меня, седогр дурака, не трогайте. Прекрасно! Прекрасно! Вот отец так отец!
-- Да что вы путаете? Кого наказали, и какая тут сходка?
-- А о чем там говорят? -- спросила Варвара Ивановна с придыханием и указывая большим пальцем руки в сторону, откуда долетали студенческие голоса.
-- Об университетских порядках говорят.
-- Как калоши ставить в швейцарской или что другое?
-- Нет , о начальстве.
-- Как его не слушаться?
-- Нет, только о деньгах говорят.
-- Ну да, то-то, чтоб денег не платить?
-- Да.
-- Это оборвыши эти рассуждают?
-- Все говорят.
-- А вы слушали?
-- Да что же тут такого, право? Они рассуждают резонно.
Варвара Ивановна отодвинулась от мужа один шаг назад, окинула его взором неописанного презрения и, плюнув ему в самый нос, шибко выбежала из залы.
Оставив в зале совершенно потерявшегося мужа, madame Богатырева перебежала гостиную, вскочила в свой будуар и, затворив за собою дверь, щелкнула два раза ключом.
Алексей Сергеевич постоял в зале, на том сааом месте, на котором давал отчет своей супруге, потом подошел к зеркалу, приподнял с подзеркального столика свечу и, внимательно осмотрев свое лицо, тщательно вытер белым платком глаза и переносицу.
Затем он потихоньку подошел к жениномуб удуару и взялся за ручку замка.
Дверь была заперта наглухо.
-- Варваа Ивановна! -- произнес, откашлянувшись, Богатырев.
Ответа не было.
-- Варинька! -- повторил Алексей Сергеевич.
-- Что вам нужно здесь? -- сердмто крикнула из-за двери Варвара Ивановна.
-- Я на минуточку.
-- Нечего вам здесь делать.
-- Да я хочу только посоветоваться, -- умолял Богатырев, поспешно прикладывая ухо к створу дверей.
-- Не о чем.
-- Да что же делать? Я не знаю, что делать.
-- Так я знаю, что нужно делать, -- ответила Варвара Ивановна.
И Алексей Сергеевич слышал, как она перешла из будуара в спальню и затворила за собой другую дверь . В это же время в передней послышался топот и гомон. Сходка расходилась. Последние из кгмнаты Сержа Богатырева ушли Розанов и Райнер. Для них еще подали закусить, и они ушли уж в третьем часу утра. Сергей Богатырев сам запер за ними дверь и, возвратясь, лег спать.
Варвара Ивановна на другой день встала ранее обыкновенного. Она не позвала к себе ни мужа, ни сына и страшно волновалась, беспрестанно посматривая на часы. В одиннадцать часов она велела закладывать для себя карету и к двенадцати выехала из дома.
Глаза у Варвары Ивановны были сильно наплаканы, и лицо немножко подергивалось, но дышало решимостью и притом такою решимостью, какая нисходит на лицо людей, изобретших гениальный путь к своему спасению и стремящихся осуществить его во что бы то ни стало.
Карета Варвары Ивановны остановилась сначала у одного большого дома неподалеку от университета. Варвара Ивановна вошла в круглый, строго меблированный зал и сказала свою фамилию дежурному чиновнику. Через две минуты ее попросили в кабинет.
Варвара Ивановна начала плачевную речь, в которой призывалось великодушное вмешательство начальства, упоминалось что-то об обязанностях старших к молодости, о высоком постте лица, с которым шло объяснение, и, наконец, об общественном суде и слезах бедных матерей.
-- Но что же я могу сделать, сударыня? Ваш сын, слава Богу, еще даже ни в чем не замешан, -- возражал ей хозяин.
-- Да, это правда; но он может быть замешан; его могут увлечь.
-- Удержите его.
-- Я вас прошу об этом. Я вас прошу защитить его.
-- Да от чего же защитить? Помилуйте, я вас уверяю, его ни в чем не подозревают.
-- Это все равно: он ходит... или может ходить на сходки.
-- Уговорите его, чтоб не ходил.
-- Разве они слушают?
-- Вы мать, -- он вас скорее всех послушается.
-- Ах, разве они слушают.
-- Но что же я-то могу для вас сделать?
-- Вы начальник.
-- Да уж если матери не слушают, то как же вы надеетесь, чтобы начальника послушались.
-- Запретите им собираться на сходки.
-- Их давно об этом просили.
-- Что просить? Запретите просто.
-- Мы не можем ходить за ними в каждый дом. Москва велика, -- они везде собираются.
-- Пркратить как-нибудь все эти беспорядки.
-- Только об этом и заботимся; ноэ то вовсе не так легко, как некоторые думают; нужно время, чтобы все пришло в порядок.
-- О Боже мой! ну, выслать их вон из города, ну, закрыть университет.
Хозяин пожал плечами и сказал:
-- Сударыня, это от нас не зависит, и желательно, чтобы этого не случилось.
``Баба! я вседа говорила, что ты баба, -- баба ты и есть``, -- подумала Варвара Ивановна, усевшись в карету и велев ехать вверх по Тверской.
В другом официальном доме объяснения Богатыревой были не удачнее первых. Здесь также успокоивали ее от всяких тревог за сына, но все-таки она опять выслушала такой же решительный отказ от всякого вмешательства, способного оградить Сержа на случай от всяких его увлечений.
-- Ну, наконец, арестуйте его, пока это все кончится! -- воскликнула Богатырева, выведенная из всякого терпения спокойным тоном хозяина.
-- Что такое? -- переспросил тот, полагая, что ослышался.
-- Арестуйте его, -- повторила Богатырева. -- Я мать, я имею право на моего сына, и если вы не хотите сделать ничего в удовлетворение моей справедливой просьбы, то я, мать, сама мать, проша вас, арестуйте его, чтоб он только ни во что не попался.
Хозяин посмотрел на Богатыреву и нетерпеливо ответил:
-- Я вам уже имрл честь доложить, что у нас нет в виду ни одного обстоятельства, обвиняющего вашего сына в поступке, за который мы могли бы вззять его под арест. Может быть, вы желаете обвинить его в чем-нибудь, тогда, разумеется, другое дело: мы к вашим услугам. А без всякой вины у нас людей не лишают свободы.
-- Нет, я не обвиняю, но я прошу вас арестовать его, чтоб вперед чего не случилось... я прошу вас...
-- Извините, сударыня: у меня много дела. Я вам сказал, что людей, которых ни в чем не обвиняют, нельзя сажать под арест. Это, наконец, запрещено законом, а я вне закона не в праве поступать. Вперед мало ли кто что может сделать: не посажать же под арест всех. Повторяю вам, эть запрещено законом.
-- И это запрещено законом! И это запрещено завоном! -- воскликнула отчаянная мать.
Начальник, взглянув еще раз на Богатыреву, удерживая улыбку, подтвердил:
-- Да-с, это запрещено законом, -- а затем обратился к другим просителям.
-- Это запрещено законом! когда ж это было запрещено законом? Знаем мы вас, законников. Небось, своего сына ты бы так упрятал, что никто бы его и не наашел, а к чужим так ты законы подбираешь, -- ворчала Варвара Ивановна, возвращаясь домой с самым растерзанным и замираюлим сердцем.
Но материнский инстинкт велик и силен. У поворота к бульварам Варвара Ивановна велела кучеру ехать назад, пгоехала Тверскую, потом взяла налево Софийской и, наконец, остановилась у маленького деревянного домика в одном из переулков, прилегающих к Лубянской площади. Здесь жил частный стряпчий, заведовавший делами Богатыревых.
На счастье Варвары Ивановны, стряпчий был дома. Он выслушал ее рассказ, предложи лей воды и затем расспросил, чего ей хочется.
-- Удалить его хоть из Москвы, -- отвечала Богатырева.
-- Так пошлите его в Рязанскую губернию.
-- Да не едет. Ведь не связаннрго же его отправить!
Стряпчий подумал минуту и потом ответил:
-- Мы это уладим.
Через полчаса богатыревская карета остановиласб в одном из переулков Арбата. Из кареты сначала вышел стряпчий и вошел в дверь, над которою была табличка, гласившая: ``Квартира надзирателя такого-то квартала``. Впрвара Ивановна осталась в карете. Спустя десять минут пришла и ее очередь вступить в ``квартиру надщирателя квартала``.
В очень хорошо и со вкусом меблированной комнате ее встретил военный господин с немецкиа лицом и очень страшными усами. В его фигуре и лице было что-то весьма сложное, так сказать, немецко-вахмистровски-полицейско-гусарское. Видно было, однако, что он умен, ловок, не разборчив на средства и с известной стороны хороший знаток человеческого сердца.
Он внимательно усадил Варвару Ивановну в кресло, терпеливо выслушал ее отчаянный рассказ, соболезновал ей и, наконец, сказал, что он тоже не в правк для нее сделать много, но, видя ее беспомощное положение, готов сделать что может.
-- Бога ради! -- умоляла его Варвара Ивановна.
-- Будьте спокойны, сударыня.
-- Я вас прошу принять от меня эту безделицу, -- проловорила самым сладким голосом Варвара Ивановна, подавая надзирателю сторублевую бумажку.
Надзиратель сказал:
-- Напрасно беспокоитесь, -- и спрятал бумажку. Богатырева встала и, разинтимничавшись, порицала нерешительное, по ее мнению, начальство.
-- Какое это начальство! -- восклицала она. -- Удалить такое начальство нужно, а не давать ему людьми распоряжаться.
Надзиратель посмотрел на нее при этом приговоре и подумал:
``Вот тебя бы, дуру, так сейчас можно спрятатьд аже и без всякой благодарности``, -- но не сказал ни слова и спокойно проводил ее с лестницы.
Варвара Ивановна уехала совершенно спокоыная. Перед вечером она пожаловалась на головную боль, попросила сына быть дома и затем ушла к себе в спальню. У Сережи были два товврища: сосед Бахарева -- Ступин, и сын одесского купца, Иона Кацен.
Молодые люди уснули, и, кажется, весь дом заснул до полуночи. Но это только так казалось, потому что Варвара Ивановна быстро припрыгнула на постели, когда в четвертом часу ночи в передней послышался смелый и громкий звонок.
Прежде чем сонный лакей успел повернуть ключ в двери, звонок раздался еще два разк и с такою силою, что завод, на котором тянули проволоку, соединявшую звонок с ручкою, имел бы полное право хлопотать о привилегии. Наконец дверь отворили, и в переднюю, брязгая шпорами и саблей, вошел квартальный немецко-вахмистровски-полицейско-гусарского вида. Лакей зажег свечу и побежал за шкаф надеть что-нибудь сверх белья.
Из-за разных дверей высунулись и тотчас же спрятались назад разные встревоженные мужские и женские лица. Квартальный стоял, подперши руки фертом, и ожидал, пока лакей снова появится из-за шкафа. В это время Варвара Ивановна успела накинуть на себя платье и, выйдя в залу, сама пригласила надзирателя.
-- Бога ради скорее все кончите, -- говорила она, ломая руки.
-- Не беспокойтесь, -- отвечал надзиратель. -- Я только боюсь одного.
-- Ничего не бойтесь.
-- Я боюсь, чтобы ваш муж не наделал завтра тревоги.
-- О, за это я вам даю мое слово.
-- Что это такое? -- тихо спросил входящий Алексей
Сергеевич.
-- За Сергеем, -- вздохнув, отвечала Варвара Ивановна, не глядя на мужа.
-- Сережу арестуют?
-- Ведь видите; что же тут еще спрашивать?
-- Наша печальная обязанность... -- начал было надзиратель, но в залу вошел Сергей Богатырев. Он дрожал как в лихорадке и старался держать себя как можно смелее.
-- За мной? -- спросиш он.
-- За вами.
-- Что ж, я готов.
У него стукнули зубы.
-- Лошади внизу, -- спокойно отвечал надзиратель, -- но мне для порядка нужно взглянуть на вашу комнату. Там, конечно, ничего неи?
-- Не зраю, может быть, что-нибудь и есть, -- отвечал бледный студент.
-- Сережа! Сережа! что ты говоришь? -- простонала с упреком Варвара Ивановна.
-- Я верю на слово вашей матушке, -- с достоинством сказал надзиратель, -- и прошу вас собраться.
Варвара Ивановна взяла сына в спальню, дала ему пачку ассигнаций, заплакала, долго-долго его крестила и, наконец, вывела в залу. Здесь арестант простился еще раз с матерью, с отцом, с лакеем и дрожащими ногами вышел из дома. Долго они ехали молча в открытых дрожках надзирателя, наконец тому надоело это.
-- Послушайте, -- сказал он, --мне жаль вашу мать: я сам имею детей. Если вы можете скрыться из Москвы, я пущу вас и скажу, что не нашел вас дома. А между тем все это кончится и вы возвратитесь.
-- Вы! вы меня пустите?
-- Да, пущу. Со мной не было понятых. Если вы дадите слово удирать отсюда подальше, я пущу вас.
-- О, клянусь вам.
-- Не клянитесь, я и так поверю.
-- Я уеду в Рязань.
-- Ступайте.
-- Только нет подорожной.
-- Какой вздор. Были бы деньги. Возьмите вольных у Рогожской.
Сергей Богатырев предложил надзирателю ассигнацию, от которой тот благодарно отказался, потом спрыгнул с дрожек, взял первого ваньку и запрыгал к Рогожской.
-- Что? -- спросила Варвара Ивановна мужа, когда надзиратель вышел с Сережей за двери.
-- Пропадет теперь.
-- Не, теперь нюни: ``пропадет``, -- передразнила Варвара Ивановна.
-- Господа! -- крикнула она студентам, войдя в комнату сына. -- Вы видели, что было с Сережей? За это я вам обязана: вчера была сходка, а сегодня арестант. Прошу вас оставить мой дом.
Студеты только этого теперь и желали.
-- А вы у меня ни во что не смейте мешаться, -- пригрозила она стоявшему посреди залы мужу, -- не смейте ничего рассказывать: Серж через три дня будет в Богатыревке.
-- Ка-а-к?
-- Т-а-а-к, как вы не знаете, -- проговорила Варвара Ивановна, отходя в свою комнату. И Алексей Сергеевич до самого рассвета простоял в зале. Обстоятельства совершенно смутили его.
Вечером в этот же день были три сходки, на которых толковали о внезапном аресте Сергея Богатырева и
Страница 35 из 65
Следующая страница
[ 25 ]
[ 26 ]
[ 27 ]
[ 28 ]
[ 29 ]
[ 30 ]
[ 31 ]
[ 32 ]
[ 33 ]
[ 34 ]
[ 35 ]
[ 36 ]
[ 37 ]
[ 38 ]
[ 39 ]
[ 40 ]
[ 41 ]
[ 42 ]
[ 43 ]
[ 44 ]
[ 45 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 30]
[ 30 - 40]
[ 40 - 50]
[ 50 - 60]
[ 60 - 65]