LibClub.com - Бесплатная Электронная Интернет-Библиотека классической литературы

Н.С.Лесков НЕКУДА Роман в трех книгах Страница 59

Авторы: А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

    ло дорожит доверием к своим словам.

    Райнер хотел что-то отвечать, но слово застряло у него в горле.

    -- А как красно вы умели рассказывать! -- продолжала Лиза. -- Трудно было думать, что у вас меньше решимости и мужества, чем у Белоярцева.

    -- Вы пользуетесь правами вашего пола, -- отвечал, весь дрожа, Райнер. -- Вы меня нестерпимо обижаете, с тем чтобы возбудить во мне ложную гордость и заставить действовать против моих убеждений. Этого еще никому не удавалось.

    В ответ на эту тираду Лиза сделала несколько шагов на середину комнаты и, окинув Райнера уничтожающим взглядом, тихо выговорила:

    -- Безысходдных положений нет, monsieur Райнер.

    Через четверть часа она уехала от Вязмитиновой, не простясь с Райнером, который оставался неподвижно у того окна, у которого происходил разговор.

    -- Что твт у вас было? -- спрашивала Райнера

    Евгения Петровна, удивленная внезапным отъездом Лизы. Райнер уклончиво отделался от ответа и уехал домой.

    -- Ну что, Бахарева? -- встретили Лизу вопросом женщины Дома Согласия.

    -- Райнер не будет жить с нами.

    -- Отчего же это? -- осведомился баском Белоярцев. -- Манерничает! Ну, я к нему схожу завтра.

    -- Да, сходите теперь; покланяйтесь охрошенько: это и идет к вам, -- ответила Лиза.



    Глава семнадцатая. И СЫРЫЕ ДРОВА ЗАГОРАЮТСЯ

    Три дня, непосредственно следовавшие за этим разговором, имеют большое право на наше внимание.

    В течение этих трех дней Райнер не видался с Лизою. Каждый вечер он приходил к Женни часом ранее обыкновенного и при первых приветствиях очень внимательно прислуушивался, не отзовется ли из спальни хозяйки другой знакомый голос, не покажется ли в дверях Лизина фигура. Лизы не было. Она не только не выезжала из дома, но даже не выходила из своей комнаты и ни с кем не говорила. В эти же дни Николай Степанович Вязмитинов получил командировку, взял подорожную и собирался через несколько дней уехать месяца на два из Петербурга, и, наконец, в один из этих дней Кравин обронил на улице свой бумажник, о котором очень сожалел, но не хотел объявить ни в газетах, ни в квартале и даже вдруг вовсе перестал говорить о нем.

    Вечером последнего из этих трех дней Женни сидела у печки, топившейся в ее спальне. На коленях она держала младшего своего ребенка и, шутя, говорила ему, как он будет жить и расти. Няня Абрамовна сидела на кресле и сладко позевывала.

    -- Будем красавицы, умницы, добрые, будут нас любить, много, много будут нас любить, -- говорила Евгения Петровна с расстановкой, заставляя ребенка ласкать самого себя по щечкам собственными ручонками .

    -- Гадай, гадай, дтятко, -- произнесла в ответ ей старуха.

    -- Да уж угадаем, уж угаддаем, -- шутила Женни, целуя девочку.

    -- А на мой згад, как фараон-царь мальчиков побивал, так теперь следует выдать закон, чтоб побивали девочек.

    -- За что это нас убивать? за что убивать нас? -- относилась Женни к ребенку.

    -- А за то, что нынче девки не в моде. Право, посмотришь, свет-то навыворот пошел. Бывало, в домах ли где, в собраниях ли каких, видишь, все-то кавалеры с девушками, с бврышнями, а барышни с кавалерами, и таково-то славно, таково-то весело и пристойно. Парка парку себе отыскивает. А нынче уж нет! Все пошло как-то таранты на вон. Все мужчины, как идолы какие оглашенные, все только около замужних женщин так и вертятся, так и кривляются, как пауки; а те тоже чи-чи-чи! да га-га-га! Сами на шею и вешаются.

    Женни засмеялась.

    -- Гадостницы, -- проговорила Абрамовна.

    Кто-то позвонил у дверей. Абрамовна встала и отперла. Вошел Райнер.

    -- Идите сюда, Василий Ивапович, здесь печечка топится.

    -- Вы одне? -- спросил, тихо входя, Райнер.

    -- Вот с няней да с дочерью беседую. Садитесь вы к нам.

    -- Я думал, что Николай Степанович здесь.

    -- Нет; его нет совсем дома. Он уезжает в конце этой недели. Все ездит теперь к своему начальнику. Лизы вы не видали?

    -- Нет, не видал.

    -- Хотите, сейчас ее выпишем?

    -- Как вам угодно

    -- Вам как угодно?

    Раынер слегка покраснел, а Женни зажгла свечечку и написала несколько строчек к Лизе.

    -- Няня, милая! возьми извозчика, прокатайся, -- сказала она Абрамовне.

    -- Куда это, матушка?

    -- Привези Лизу.

    -- Это в вертеп-то ехатть!

    Райнер и Женни засмеялись.

    -- Ну давай, давай съезжу, -- отвечала старуха, через десять минут оделась и отправилась в вертеп.

    В это время, шагах в тридцати не доходя дома, где жили Вязмитиновы, на тротуаре стоял Розанов с каким-то мещанином в калмыцком тулупе.

    -- Уморительный маскарад! -- говорил Розанов тулупу.

    -- Именно уморительный, потому что умариваешься, как черт, -- отвечал тулуп.

    -- И долго вы еще здесь проиграете?

    -- Нет: птица сейчас юркнула куда-то сюда. Сейчас вынырнет, а дома там его ждут.

    -- Да что это, вор, что ли?

    -- Какой вор! Иностранец по политическому делу: этих ловить нетрудно.

    -- А кто такой, если можно?

    -- Райнер какой-то.

    -- Черт его знает, не знаю, -- отвечал Розанов и, пожав руку переодетого в тулуп, пошел, не торопясь, по улице и скрылся в воротах дома, где жили Вязмитиновы.

    Райнер преспокойро сидел с Евгенией Петровной у печки в ее спальне, и они не заметили, как к ним через детскую вошел Розанов, поднявшийся по черной лестнице. Войдя в спальню, Розанов торопливо пожал руку хозяйки и, тронув слегка за плечо Райнера, поманил его за собою в гостиную.

    -- Вас сейчас схватят, -- сказал он без всяких обиняков и в сильном волнении.

    -- Меня? Кто меня схватит? -- спросил, бледнея, Райнер.

    -- Известно, кто берет: полиция. Что вы сделали в это время, за что вас могут преследовать?

    -- Я, право, не знаю, -- начал было Райнер, но тотчас же ударил себя в лоб и сказал: -- ах Боже мой! верно, эта бумага, которую я писал к птлякам.

    Он вкратце рассказал известную нам иаторию, поскольку она относилась к нему.

    Подозрения его были верны: его выдавала известная нам записка, представленная в полицейский квартал городовым, поднявшим бумажник Красина.

    -- Кончено: спасенья нет, -- произнес Розанов.

    -- Господи! к счастию, вы так неосторожно говорили, что я поневоле все слышала, -- сказала, входя в гостиную, Вязмитинова. -- Говорите, в чем дело, может быть, что-нибудь придумаем.

    -- Нечего придумывать, когда полиция следит его по пятам и у вашего дома люди.

    -- Боже мой! Я поеду,-отыщу моего мужа, а вы подождите здесь. Я буду просить мужа сделать все, чьо можно.

    Розанов махнул рукой.

    -- Муж ваш не может ничего сделать, да и не станет ничего делать. Кто возьмет на себя такие хлопоты? Это не о месте по службе попросить.

    Над дверью громко раздался звонок и, жалобно звеня, закачался на дрожащей пружине. Розанов и Женни остолбенели. Райнер встал совершенно спокойный и поправил свои длинные русые волосы.

    -- Муж! -- прошептала Женни.

    -- Полиция! -- произнес еще тише Розанов.

    -- Бегите задним ходом, -- захлебываясь, прошептала

    Женни и, посадив на кушетку ребенка, дернула Райнера за руку в свою спальню.

    -- Невозможно! -- остановил их Розанов, -- там ваши люди: вы его не спасете, а всех запутаете.

    Ребенок, оставленный на диване в пустой гостиной, заплакал, а над дверью раздался второй звонок вдвое громче прежнего. За детскою послышались шаги горничной.

    -- Сюда! -- кликнула Женни и, схватив Райнера за рукав, толкнула его за драпироыку, закрывавшую ее кровать.

    Девушка в то же мгновение пробежала через спальню и отперла дверь, над которою в это мгншвение раздался уже третий звонок. Розанов и Женни ни живы ни мертвы стояли в спальне.

    -- Что это ты, матушка, ребенка-то одного бросила? -- кропотливо говорила, входя, Абрамовна.

    -- Так это ты, няня?

    -- Что такое я, сударыня?

    -- Звонила?

    -- Да я же, я, вот видишь.

    -- А мы думали... что ты по черной лестнице войдешь.

    -- Нос там теперь расшибить.

    Евгения Петровна немножко оправилась и взяла ребенка.

    -- Не поехала, -- сказала няня, входя и протягивая руки за ребенком. Женни вспомнила, что няня ездила за Лизой.

    -- Не поехала? -- переспросила она ее. -- Отчего же она не поехала?

    -- А не поехала, да вот тебе и только. Знаешь, чай, у ней сказ короток.

    Женни была ка на ножах. Мало того, что каждую минуту за драпировку ее спальни могли войти горничная или Абрамовнп, туда мог войти муж, которогт она ожидала беспрестанно. Женни вертелась около опущенных занавесок драпировки и понимала, что, во-первых, ее караульное положение здесь неестественно, а во-вторых, она не знала, что делать, если горничная или няня подойдет к ней и попросит ее дать дорогу за драпировку.

    Бедная женщина стояла, держа палец одной руки у рта, а другою удерживая крепко стучавшее сердце.

    -- Что нам делать? -- шепнуа она Розанову.

    Тот пожал плечами и поникнул головою в совершенном недоумении.

    Вязмитинова неслышными шагами подвинулась за занавеску, и через полминуты Розанов услыхал, как щелкнул замок в ее ванной. Вслед за тем Женни выскочила, как бы преследуемая страшным привидением, схватила со стола свечу и побежала через зал и гостиную в кабинет мужа._Во все это время она судорожно совала что-то в карман своего платья и, остановясь у мужниного письменного стола, что-то уронила на пол. Розанов нагнулся и поднял ключ. Женни села и оперлась обоими локтями на письменный стол. Голова ее шаталась от тяжелого дыхания.

    -- Дайте мне воды, -- прошептала она Розанову.

    Доктор налил ей стакан воды. Она выпила полстакана и вопроситльно посмотрела на Розанова.

    -- Возьмите ключ, -- сказал он ей тихо.

    Евгения Петровна схватила ключ, дрожащею рукою сунула его в карман и закрыла разрез складкою широкой юбки.

    -- Что ему могут сделать? -- начала она очень тихо.

    -- Могут сделать очень дурное. Закон строг в таких случаях.

    -- Боже мой, и неужто нет никакой возможности спасти его? Пусть бежит.

    -- Как, куда и с чем?

    -- За границу.

    -- А где паспорт?

    -- Пусть скроется пока в России.

    -- Все-таки нужен вид, нужны деньги.

    -- Я найду немного денег.

    -- А вид?

    Женни замолчала.

    -- Что это за бумага? -- спросила она через несколько минут, указывая на лежащую на столе подорожную мужа. Это подорожная, -- да? С нею можно уйти из Петербурга, -- да? Говорите же: да или нет?

    -- Да, -- отвечал Розанов.

    Женни взяла бумсгу и, подняв ее вверх, встала сл стула.

    -- А что будет, если эта бумага пропадет? -- спросила она, глядя тревожными и восторженоыми глазами на Розанова. -- Отвечайте мне чистую правду.

    -- Если эту подорожную у Николая Степановича украдут?

    -- Да, если ее у него украдут? Скорее, скорее отвечайте.

    -- Если украдут, то... ему выдадут новую, а об этой объявят в газетах.

    -- И только? Говорите же: и только?

    -- И только, если она будет украдена и пропадет без вести. В противном случае, если Райнер с нею попадется, то... будет следствие.

    -- Да, но мой муж все-таки не будет отвечать, потому что он ничего не знал? Я скажу, что я... сожгла ее, изорвала...

    -- Да, что до вашего мужа, то он вне всяких подозрений.

    -- Держите же ее, берите, берите, -- произнесла, дрожа, Женни.

    Она выбежала из кабинета и через час вернулась с шелковым кошельком своей работы.

    -- Здесь что-то около сорока рублей. У меня более ничего нет, -- лепетала она, беспрестанно меняясь в лице. -- Берите это все и ступайте домой.

    -- Что вы такое задумали, Евгения Петровна! Вспомните, что вы делаете!

    -- Берите и ступайте, приготовьте ему какое-нибудь платье: он ночью будет у вас.

    -- Как вы это сделаете? Подумайте только, у нас не старая, не прежняя полиция.

    -- Ах, идите Бога ради домой, Дмитрий Петрович. Я все обдумала.

    Розанов положил в карман подорожную, деньги и отправился домой. Женни возвратилась в свою спальню, пожаловалась, что она нехорошо себя чувствует, и, затворив за собою дверь из детской, опустилась перед образником на колени. Темные лики икон, озаренные трепетным светом лампады, глядели на молящуюся строго и спокойно.

    В детской послышался легкий старческий сап няни. Евгения Петровна тихо прошла со свечою по задним комнатам. В другой маленькой детской спала крепким сном мамка, а далее, закинув голову на спинку дивана, похрапывала полнокровная горничная. Хозяйка тем же осторожным шагом возвратилась в спальню. Вязмитинов еще не возвращался. В зале стучал медленно раскачивающийся маятние стенных часов. Женни осторожно повернула ключ в заветной двери. Райнер спокойно сидел на краю ванны.

    -- Вы можете уходить нынче ночью, -- начала торопливо его спасительница. -- Вот вам свеча, зеркало и ножницы: стригите ваши волосы и бороду. Ночью я вас выпущу через подъезд. Розанов будет ждать вас дома. Если услышите шаги, гасите свечу.

    -- Евгения Петровна! зачем вы...

    -- Тсс, -- произнесла Женни, и ключ снова повернулся.

    В одиннадцат часов возвратился Вязмитинов. Он очень удивился, застав жену в постели.

    -- Я очень нездорова, -- отвеяала, дрожа, Евгения Петровна.

    -- Что у тебя, лихорадка? -- расспрашивал Вязмиоинов, взяв ее за трепещущую руку.

    -- Верно, лихорадка: мне нужен покой.

    -- За доктором послать?

    -- Ах, мне покой нужен, а не доктор. Дайте же мне покою.

    -- Ну, Бог с тобой, если ты нынче такая нервная.

    -- Да, я в самом деле чувствую себя очень расстроенной..

    -- Я тоже устал, -- отвечал Вязмитинов и, поцеловав жену в лоб, ушел в свой кабинет.

    Женни отослала горничную, сказав, что она разденется сама.

    Наступила ночь; движение на улице совершенно стихло; часы в зале ударили два. Женни осторожно приподняшась с кровати и, подойдя неслышными шагами к дверям, внимательно слушала: везде было тихо. Из кабинета не доходило ни звука, повсюду темнота.

    -- Пора! -- шепнула Женни, отворив дверь Райнеровой темницы.

    Райнера невозможно было узнать. Ни его прекрасных волос, ни усов, ни бороды не было и следа. Неровно и клочковато, но весьма коротко, он снес с своей головы всю растительность.

    -- Скорей и тише, -- шепнула Женни.

    Райнер вышел по мягкому ковру за драпировку.

    -- Вы губите себя, -- шептал он.

    -- Вы здесь губите меня более, чем клгда вы уйдете, -- так же тихо отвечала, оглядываясь, Женни.

    -- Я никогжа не прощу себе, что послушался вас сначала.

    -- Тсс! -- произнесла Женни.

    -- Для кого и для чего вы так рискуете? Боже мой!

    -- Я так хочу... для вас самих... для Лрзы. Тсс! -- опять произнесла она, держа одною рукою свечу, а другою холодную руку Райнера.

    Все было тихо, но Женни оставила Райнера и, подойдя к двери детской, отскочила в испуге: свеча ходенем заходила у нее в руке.

    С той стороны двери в эту же щель створа глядел на нее строгий глаз Абрамовны.

    -- Зачем ты, зачем ты здесь, няня! -- нервно шептала, глотая слова, Женни. -- Спи, иди спи!

    Абрамовна отворила дверь, перешагнула в спальню и, посмотрев на Райнера, повертела свою головную повязку.

    -- Я тебе расскажу, все расскажу после, -- пролепетала Женни и, быстро вскочив, взяла Райнера за руку.

    -- Куда? страмовщица: опомнись! -- остановила ее старуха. -- Тольао того и надо, чтобы на лестнице кто-нибудь встретил.

    Старуха вырвала у Евгении Петровны свечу, махнула головою Райнеру и тихо вышла с ним из залы. Женни осталась словно окаменелая; даже сильно бившееся до сих пор сердце ее не стучало. Легкий звон ключа сказал ей, что няня с Райнером прошли залу и вышли на лестницу. Женни вздрогнула и опять упала на колени.

    Абрамовна с Райнером так же тихо и неслышно дошли по лестнице до дверей парадного подъезда. Старуха отперла своим ключом дверь и, толкнув Райнерп на улицу, закричала пронзительным старушечьим криком:

    -- Если не застанешь нашего доктора, беги к другому, да скорее беги-то, скорее; скажи, очень, мол, худо.

    Райнер побежал бегом.

    -- Да ты бери извозчика! -- крикнула вдогонку старуха и захлопнула двери.

    Райнер взял первого извозчика и, виляя на нем из переулка в переулок, благополучно доехал до розановской квартиры.

    Доктор ждал гостя. Он не обременял ею никакими вопросами, помог ему хорошенько обриться; на счастье, Розанов умел стричь, он наскоро поправил Райнерову стрижку, дал ему теплые сапоги, шапку, немного белья и выпроводил на улицу часа за полтора до рассвета.

    -- Боже! за что я всех вас подвергаю такому риску, я, одинокий, никому не нужный человек, -- говорил Райнер.

    -- Вы уходите скорей и подальше: это всего нужнее. Теперь уж раздумывать нечего, -- отвечал Розанов.

    Когда послышался щелк ключа в двери, которую запирала няня, Евгения Петровна вскочила с колен и остановилась перед поднятыми занавесками драпировки.

    Старуха вошла в спальню, строгая и суровая.

    -- Няня! -- позвала ее Евгения Петровна.

    -- Ну!

    Евгения Петровна заплакала.

    -- Перестань, -- сказала старуха.

    -- Ты... Не думай, яння... Я клянусь тебе детьми, отцом клянусь, я ничего...

    -- Ложсиь, говорю тебе. Будто я не знаю, что ли, глупая ты!

    Старуха поправила лампаду, вздохнула и пошла в свою комнату. Райнера не стало в Петербурге.



    Глава восемнадцатая. ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ

    Четвертые сутки Лизе не удалось просидеть в своей комнате. Белоярцев в этот день не обедал дома и прискакал толькг в шесть часов. Он вошел, придавая своему лицу самый встревоженный и озабоченный вид.

    -- Все дома? -- спросил он, пробегая в свою комнату.

    -- Все, -- лениво ответила Бертольди.

    -- А Бахарева? -- спросил он, снова выбежав в залу.

    -- Она в своей комнате.

    -- Зовите ее скорее сюда. У нас сегодня ннпременно будет полиция.

    -- Полиция! -- воскликнуло разом несколько голосов.

    -- Да, да, да, уж когда я говорю, так это так. Сегодня ночью арестовали Райнера; квартира его опечатана, и все бумаги взяты.

    Бертольди бросилась с этой новостью к Лизе.

    -- Нужно все сжечь, все, что может указать на наши сношения с Райнером, -- говорил Белоярцев, оглядываясь на все стороны и соображая, что бв такое начать жечь.

    Вошла Лиза. Она была бледна и едва держалась на ногах. Ее словно расшибло известие об аресте Райнера.

    -- У вас, Лизавета Егоровна, могут быть письма Райнера? -- отнесся к ней Белоярцев.

    -- Есть, -- отвечала Лиза.

    -- Их нужно немедленно уничтожить.

    -- Все пустые, обыкновенные письма: они не имеют никакого политического значения.

    -- Все-таки их нужно уничтожить: они могут служить указанием на его связь с нами.

    Лиза встала и через пять минут возвратилась с пачкою записок.

    -- Сжигайте, -- сказала она, положив их на стол.

    Белоярцев развязал пачку и начал кидать письма по одному в пылающий камин. Лиза молча глядела на вспыхивающую и берущуюся черным пеплом бумагу. В душе ее происходила ужасная мука. ``Всех ты разогнала и растеряла``, -- шептало ей чувство, болезненно сжимавшее ее сердце.

    -- У вас еще есть что-нибудь? -- осведомился Белоярцев.

    -- Ничего, -- отвечала Лиза, и то же чувство опять словно с хохотом давнуло ее сердце и сказало: ``да, у тебя больше нет ничего``.

    -- Что же еще жечь? Давайте что жечь? -- добивался Белоярцев.

    Ступина принесла и бросила какие-то два письма, Каверина кинула в огонь свой давний дневник, Прорвич -- составленный им лет шесть тому назад проект демократической республики, умещавшийся всего на шести писанных страничках. Одна Бертольди нашла у себя очень много материала, подлежащего сожжению. Она беспрестанно подносила Белоярцеву целые кипы и с торжеством говорила:

    -- Жгите.

    Но, наконец, и ее запас горючего вещества исяск.

    -- Давайте же? -- спрашивал Белоярцев.

    -- Все, -- ответила Бертольди.


    Страница 59 из 65 Следующая страница



    [ 49 ] [ 50 ] [ 51 ] [ 52 ] [ 53 ] [ 54 ] [ 55 ] [ 56 ] [ 57 ] [ 58 ] [ 59 ] [ 60 ] [ 61 ] [ 62 ] [ 63 ] [ 64 ] [ 65 ]
    [ 1 - 10] [ 10 - 20] [ 20 - 30] [ 30 - 40] [ 40 - 50] [ 50 - 60] [ 60 - 65]



При любом использовании материалов ссылка на http://libclub.com/ обязательна.
| © Copyright. Lib Club .com/ ® Inc. All rights reserved.