LibClub.com - Бесплатная Электронная Интернет-Библиотека классической литературы

Н. С. Лесков - Печерские антики. (Отрывки из юношеских воспоминаний) Страница 2

Авторы: А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

    Чтобы защитить птиц от этого бедствия, им смазывали клювы "свяченой оливой", но и это верное средство не всегда и не всем помогало. Утята и гусята от пиявок дохли.

    По вечерам здесь, выставив наружу голову, пели свои антифоны очень крупные и замечательно басистые лягушки, а звонкоголосые молодячки канонархали. Иногда они все - молодые и старые, всем собором выходили на бережки и прыгали по бугорочкам. Это заменяло барометрическое указание, ибо предвещало ясную погоду.

    Словом, картина была самая буколическая, а между тем в двух шагах отсюда был базар, и притом базар очень завозный и дешёвый. Благодаря этому последнему обстоятельству здешняя местность представляла своего рода удобства, особенно для людей небогатых и неприхотливых.

    Впрочем, она также имела свои особенные удобства для домохозяев ещё в отношении полицейском, которое в Киеве тогда смешивали с политическим.





    ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ



    Большие и малые дома Шиянова, со множеством надворных флигельков и хаточек, приспособленных кое-как к житью из старинных служебных построек, давно уже сдавались внаймы и, несмотря на свою ветхость, все были обитаемы.

    Постройки все подряд были очень ветхи и стояли, по-видимому, аридовы веки. Доски с надписями, которыми "строго воспрещалось" чинить эти дома и были указаны сроки их сломке, красовались на их углах, но дома упорно избегали определённой им злой участи, и некоторые из них едва ли не уцелели до настоящего времени.

    Во мнении жителей шияновские дома охраняла от "бибиковского разорения" одна необычайная личность, создавшая себе в то время героическую репутацию, которая, казалось бы, непременно должна перейти в легенду. Быстрое забвение подобных вещей заставляет только поникнуть головою перед непрочностию всякого земного величия.

    Легендарная личность был артиллерии полковник Кесарь Степанович Берлинский, на сестре которого, кажется, Клавдии Степановне, был женат покойный Шиянов.

    Таких людей, как Кесарь Степанович, нет уже более не только в Киеве, но, может быть, и во всей России. Пусть в ней никогда не переводятся и, вероятно, вперёд не переведутся антики, но "печерский Кесарь" дважды повторён быть не может.

    Сказать, что Берлинский "управлял" домами Шиянова, было бы, кажется, не точно, потому что управлял ими, пo выражению Берлинского, "сам господь бог и Николай угодник", а деньги с квартирантов собирала какая-то дама, в конторскую часть которой не вмешивались ни господь бог, ни его угодник и даже ни сам Кесарь Степанович. Этот герой Печерска, как настоящий "Кесарь", только господствовал над местностью и над всеми, кто, живучи здесь, обязан был его знать. Кесарь Степанович нравственно командовал жильцами обеих Шияновских улиц и вообще всею прилегающею областию за базаром. Всех он содержал в решпекте и всем умел давать чувствовать своё авторитетное военное значение. Слово "моменнт", впоследствии основательно истасканное нашими военными ораторами, кажется, впервые было пущено Берлинским и с его лёгкой руки сделалось необходимым подспорьем русского военного красноречия.

    При случае Берлинский готов был оказать и иногда действительно оказывал нужлающимся своё милостивое отеческое заступление. Если за кого нужно было идти попросить какое-либо начальство, печерский Кесарь надевал свой военный сюртук без эполет, брал в руки толстую трость, которую носил на правах раненого, и шёл "хлопотать". Нередко он что-нибудь и выпрашивал для своих protege, действуя в сих случаях на одних ласклю, а на других угрозою. Существовало убеждение, что он может всегда "писать к государю", и этого многие очень боялись. Младших же "чиновалов", говорили, будто он иногда убеждал даже при содействии своей трости, per argumentum baculinum {палочным аргументом (лат.)}. Последнее он допусеал, впрочем, не по свирепости нрава, а "по долгу верноподданничества", единственно для того, чтобы не часто беспокоить государя письмами.

    На базаре Берлинского все знали и все ему повиновались, не только за страх, но и за совесть, потому что молва громко прославляла "печерского Кесаря", и притом рисовала его в весьма привлекательном народно-героическом жанре.





    ГЛАВА ПЯТАЯ



    Берлинский смолоду был молодец и писаный красавец в тогдашнем гвардейском роде; таким же он оставался до старости, а может быть и до самой кончины, которая последовала, если не ошибаюсь, в 1864 или 1865 году. В жизнь свою он видел не одни красные дни, а перенёс несало нужды, горя и несправедливостей, но, обладая удивительнною упругостью души, никогда не унывал и выворачивался из положений самых трудных средствами самыми смелыми и подчас даже невероятными и отчаянными.

    Сердыа Кесарь Степанович был, кажется, доброго и в свою меру благородного, а также он был несомненно чувствителен к чужому горю и даже нежен к несчастным. Он не мог видеть равнодушно ничьеро страдания, чтоб тотчас же не возмущаться духом и не обнаруживать самых горячих и искренних порывов пьмочь страдающему. По мере своих сил и разумения он это и делал. Характер Берлинский имел очень смелый, решительный и откровенный, но несколько с хитринкой. Знавшие его смолоду уверяли, что ранее хитрости в нём будто не было, но потом, впоследствии, несправедливость и разные суровые обстоятельства заставили его понемножечку лукавить. Впррчем, в его устах и во лбу светило некоторое природное лукавство. Берлински был самый большой фантазёр, какого мне удавалось видеть, но фантазировал он тоже не без расчёта, иногда очень наивного и почти всегда безвредного для других. Соображал он быстро и сочинял такие пёстрые фабулы, что если бы он захотел заняться сочинительством литературным, то из него, конечно, вышел бы любопытный сочинитель. Вдобавок к этому, всё, что Кесарь раз о себе сочинил, это становилось для самого его истиною, в которую он глубоко и убежденно верил. Вероятно, оттого анекдотические импровизации "печерского Кесаря" производили на слушателей неотразимо сильное впечатление, под влиянием которого те досочиняли ещё большее. Кесарь Степанович умел вдохновлять и умел поставить себя так, что во всех отношениях - и чином и значением - стоял во мнении Печерска несравненно выше настоящего.

    По моему мнению, он был только храбрый и, вероятно, в своё врем очень способный артиллерии полковник в оиставке. По крайней мере таким я его зазнал в Орле, через который он "вёз к государю" зараз восемь или десять (а может быть, и более) сыновей. Тогда он был во всей красе мужественного воина, с георгиевским крестом, и поразил меня смелостию своих намерений. Он ехал с тем, чтобы "выставить" где-то всех своих ребят государю и сказать:

    - Если хочешь, чтобы из них тебе верные слуги вушли, то бери их и воспитай, а мне их кормить нечем.

    Мы все, то есть я и его роловские племянники (сыновья его сестры Юлии Степановны), недоуменно спрашивали:

    - Неужели вы так и скажете: ты, госудагь?

    А он отвечал:

    - Разумеется, так и скажу, - и потом прибавил, будто это непременно так даже и следует говорить и будто государь Николай Павлович "так любит".

    Нас это просто поражало.

    Кормить детей Берлинскому действительно было нечем. Он очень нуждался, как говорили, будто бы по причине его какой-то отменной честности, за которую он, по его собственным рассказам, имел "кучу врагов около государя". Но он не унывал, ибо он очень уж смело рассчитывал на самого императора Николая Павловича. Смелость эта его и не постыдила: с небольшим через месяц Кесарь Степанович опыть проследовал из Петербурга в Киев через Орёл уже совсем один. Государь велел принять в учебные заведения на казённый счёт "всю шеренгу" и увеличил будто бы пенсию самого Берлинского, а также велел дать ему не в зач ёт какое-то очень значительное пособие Кроме принятия детей, всё остадьное было как-то в тумане.

    В рассказе об упомянутом сейчас событии я и познакомился впервые с импровизаторством этого необыкноенного человека, которое потом мне доставляло много интересных минут в Киеве.

    Многое множество из его грандиозных рассказов я позабыл, но кое-что помню, хотя теперь, к сожалению, никак не могу рассортировать, что слышал





    ГЛАВА ШЕСТАЯ



    По словам Кесаря Степановича, которым я, впрочем, не смею никого обязывать верить без критики, он встретил государя где-то на почтовой станции.

    - Сейчас же, - говорит, - я упросил графа Орлова дозволить мне стоять с детьми на крылечке, и стал. Ребят построил в шеренгу мал мала меньше, а сам стал на конце в правом флкнге.

    Государь как вышел из коляски на крыльцо, заметил мой взвод и говорит:

    - Это что за ребята?

    А я ему отвечаю:

    - Это мои дети, а твои будущие слуги, государь.

    Тогда Николай Павлович взглянул, будто, на Берлинского и сейчас же его узнал.

    - А-а! - говорит, - Берлинский! - Это ты, братец?

    - Точно так, - говорю, - ваше величество, это я.

    - Очень рад тебя видеть. Как поживаешь?

    - Благословляю провидение, что имею счастие видеть ваше величество, а поживание моё очень плохо, если не будет ко мне твоей милости.

    Государь спросил:

    - Отчего тебе плохо? Ты мне хорошо служил.

    - Овдовел, - отвечал Берлинский, - и вот детей у меня целая куча; прикажи, государь, их вскормить и выучить, а то мне нечем, я беден, в чужом доме живу, и из того Бибиков выгоняет.

    Государь, говорит, сверкнул глазами и крикнул:

    - Орлов! определить всех детей Берлинского на мой счёт. Я его знаю: он храбрый офицер и честный.

    А потом, будто, опять оборотился к Кесарю Степановичу и добавил:

    - За что тебя Бибиков выгоняет?

    - Дом, - говорю, - где я живу, под крепость разломать хочет.

    Государь, будто, ответил:

    - Вздор; дом, где живёт такой мой слуга, как ты, должен быть сохранён в крепости, а не разломан. Я тебя хорошо знаю, и у меня, кроме тебя и Орлова, нет верных людей. А Бибикову скажи от моего имени, чтобы он тебя ничем не смел беспокоить. Если же он тебя не послушается, то напиши мне страховое письмо, - я за тебя заступлюсь, потому что я тебя с детства знаю.

    Почему государь Николай Павлович мог зннать Берлинского "с детства" - этого я никогда не мог дознаться; но выходило это у Кесаря Степановича как-то складно и статочно, а притом и имело любопытное продолжение.

    Когда государь сам, будто, напомнил о столь давнем знакомстве "с детства", то Берлинский этим сейчас же воспользовался и сказал:

    - Да, ваше величество,
    Страница 2 из 16 Следующая страница



    [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ]
    [ 1 - 10] [ 10 - 16]



При любом использовании материалов ссылка на http://libclub.com/ обязательна.
| © Copyright. Lib Club .com/ ® Inc. All rights reserved.