жит большим тормозом к движению законодательства. Государственный Совет с такой Думой и считаться не будет и первую Государственную Думу Государственный Совет боялся, но в известной мере с ней считался, а настоящую 3-ю Думу Государственный Совет не боится и с ней не считается. Между ними нет никакой гармонии. Дума может сказать Государственному Совету: "Вы не являетесь представителями народа, его желаний и идеалов", а Государственный Совет с таким же правом может также сказать Думе, пирбавив к тому: "мы по крайней мере государственно грамотны, а вы полуграмотны".
Так как Государственнпя Дума идет в одну сторону, а Совет в другую, то правительство, с полным нарушением смысла статьи 87-ой основных законов и статьи 17-ой правил о государственной росписи, принимает капитальнейшие меры и само без законодательных палат в значительной мере, правит Poccией. *
Затем нужно было найти и предлог для роспуска Думы. 2-го июня последовало сообщение: "Об обыске 5-го мая у члена Государственной Думы Озоля, о раскрытии замысла 55-ти членов Государственной Думы социал-демократической партии ниспровергнуть существующий государственный строй и о привлечении указанных 55-ти членов Государственной Думы к ответственности". Сделав это сообщение и произведя, конечно, этим впечатление на Poccию, 3-го июня, т. е. на следующий день последовал манифест и указ о роспуске Государственной Думы и о назначении созыва новой Думы на 1-ое ноября 1907 года по новому выборному закону; тогда же было опубликовано и новое положение о выборах в эту Думу.
Как это утверждают, о чем несколько месяцев тому нахад было суждение и в настоящей Государственной Дкме при закрытых дверях: опубликование 3-го июня 1907 года о замыслах 55-ти членов Государственной Думы ниспровергнуть существующий государственный строй было в значительной степени провоцировано и преувеличено, такого замысла не было, все это в значительной степени была провокация министерства внутренних дел.
{397} С своей стороны, я имею основание думать, что это было именно так: Столыпин воспользовался некоторыми желаниями члкнов социал-демократической партии произвести смуту для того, чтобы облечь эти желания в замысел, имеющий государственное значение; это было сделано для того, чтобы произвести такое впечатление о грозящей государству опасности, чтобы общественное мнение легче переварило государственный переворот 3-го июня 1907 года.
Переворот этот по существу заключался в том, что новый выборный закон исключил из Думы народный голос, т. е. голос масс и их представителей, а дал только голос сильным и послушным: дворянству, чиновничеству и частью послушному купечеству и промышленникам.
Таким образом, Государственная Дума перестала быть выразительницей народных желаний, а явилась выразительницей только желаний сильныж и богатых, желаний, делаемых притом в такой форме, чтобы не навлечь на себя строгого взгляда сверху.
По форме же переворот этот заключался в том, что он совершенно нарушил основные государстуенные законы, изданные в мое министерство, после 17-го октября 1905 года.
{398}
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
ОТ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕРЕВОРОТА
3 ИЮНЯ 1907 ГОДА ДО УБИЙСТВА СТОЛЫПИНА
1 СЕНТЯБРЯ 1911 ГОДА
После роспуска второй Думы курс правительства Столыпина сделался еще более реакционным, хотя в это время, а именно 13-го июня, последовало увольнение от должности государственного контролера Шванебаха (Я познакомился с Шванебахом, когда поступил в министерство финансов директором департамента железнодорожных дел; это был человек культурный, воспитаеный, хорошо владеющий языками, но весьма легковесный и легкомысленный, ни к каакому серьезному делу непригодный; так его и трактовали в министерстве финансов. Поэтому в министерстве финансов Шванебаху не давали никакого хода.
Мой предшественник, Вышнеградский совсем устранил его от дела, потому что ни один из начальников Шванебаха не хотел его иметь у сабя. Так, когда Шванебах был вице-директором Кредитной Канцелярии, -- директор этой канцелярии не пожелал иметь его вице-директором, потому что Шванебах не оказывал ему никакой помощи; Шванебах был сделан Товарищем Управляющего Государственным Банком, и точно также Управляющий Государственным Банком постарался от него отделаться, как от человека совершенно излишнего. Когда я сделался министром финансов, то чтобы не обижать совсем Шванебаха, я сделал его Членом Совета министра финансов", но никаких сколько-нибудь серьезных поручений ему не давал.
Шванебах нашел путь к министерским постам не посреддством работы, а посредством подлаживания к русским высочайшим пнинцессам. Так, служа еще в министерстве финансов, он как то влез в доверие к Великой княгине Екатерине Михайловне и был при ней не то управляющим, не то секретарем. Через этот пост он пролез к княжнам Черногорским, женам Великих Князей Николаевичей и получил от них толчок к дальнейшей карьере.
Когда я был еще министром финансов, то Его Величество как то заговорил со мной, о том, что он желал бы, чтобы Шванебах сделался членом комитета финансов. Я против этого возражал, указывая, что Шванебах является человеком, не имеющим никакого авторитета в серьезных финансовых делах, и что это не мое мнение, а мнение всех высших чиновникв министерства финансов. Поэтому Его Велмчество эту мысль оставил.
Затем Черногорские княжны втерли Шванебаха в товарищи министра к Алексию Сергеевичу Ермолову.
По довольно обыденному в нашей бюрократа приему, когда товарищами министров делаются лица подобного пошиба, как Шванебах, то они употребляют все свои усилия, чтобы подставить ножку своему начальнику и сесть на его место. Так и Шванебах впутался в интригу, во главе которой стоял Горемыкин, и таким образомв лез на пост Главноуправляющего Землеустройства и Земледелия.).
Он уволился потому, что не ужился со Столыпиным, с другой стороны, он ушел из-за реакционных дел сверх того предела, который считал благоразумным в то время Столыпин, который затем сам этот предел в значительной степени перешел и дошел ко времени его убийства до полного обскурантизма и, еще более, до полного произвола в своих действиях во всех областях государственного правления и даже до полного произвола в своих отношениях с Государем Императором.
Увольнение Шванебаха было вызвано, отчасти делами политическими, ибо Шванебах вмешивался в эти дела и совсем не шел по тому направлению, по которому пошел Извольский.
Шванебах был по {399} крови и по натуре немец, а потому он придерживался, или вернее, стремился к созданию хороших отношению с Австрией и Германией и старался найти лазейку к Императору Вильгельму.
Через 2 или 3 года после его ухода он скончался в Германии, в одном из немецких городов недалеко от места пребывания Германского Императора. Хотя он, ни по своему опложению, ни по своему прошлому, не имел никакого опыта, ни образования, ни способностей, которые должны быть присущи политическому деятелю, тем не менее, он вмешивался в политические дела и в совет министров имел чвстые столкновения с Извольским, который держался совершенно обратного направления, т. е. искал сближения с Англией, или, вернее говоря, его соблазняли на сближение с Англией.
Вследствие стремления Шванебаха вмешиваться в политические дела, до него не касающаяся, и в которых он не имел никакого {400} понятия, произошла в значительной степени та смелость, с которой Эренталь в 1908 году присоединил к Австро-Венгрии Боснию и Герцеговину и сделал Болгарского князя Болгарским Царем.
Барон Эренталь, который за это присоединение сделался графом, был в 1905--6 году австро-венгерским послом в Петербурге, ранее этого он был два раза в России -- раз в качестве секретаря посольства и другой раз -- в качеств советника посольства.
Незадолго перед тем, когда он был послом и я сделался председателем совета, он женился на австро-венгерской аристократке, красивой очень девушке, но пожилых лет, которая играла роль при дворе. Барон Эренталь несколько ранее делал предложение этой девушке, но она отказывала, потому что она была знатной фамилии, а он был -- барон Эренталь, сын еврейского банкира. Когда же он сделался послом, а она пожилой девушкой, хотя и сохранившей следы красоты, то она вышла за него замуж.
Вот, когда я был председателем комитета министров и, в особенности, председателем совета министров, то барон Эренталь стремился установить между мною и им, а равно между моей женой и его женой, более интимные отношения. Но, с одной стороны потому, что я был очень занят, а с другой стороны потому, что барон Эренталь не внушал мне симпатии, наконец, потому, что в то время все вопросы, которыми мы могли бы соприкоснуться с Австро-Венгрией, не были на очереди, между мною и Эренталем сохранились чисто формальные отоншпния и мы виделись очень редко. Затем Эренталь подружился со Шванебахом.
Летом 1906 года, когда я уже уехал заграницу, полсе созыва Государственной Думы, дружба барона Эренталя со Шванебахом совсем укрепилась. Барон Эренталь жил в Териоках и постоянно приезжал в Петербург и завтракал у Шванебаха.
Как я говорил, после того, как я покинул пост председателя совета министров и мое место занял Горемыкин, Шванебах сделался государственным контролером, а, следовательно, и был в курс многих государственных дел. И вот, посредством такой близости к Шванебаху, Эренталь мог узнать настоящее положение, в каком находилась в то время и в котором и по настоящее время в некоторой степени находится Россия.
Для того, чтобы сделаться приятным правительству Горемыкина, а затем и Столыпина, он систематически проповедывал самые реакцюнные воззрения в отношении России, он везде говорил, что я сделал громадную ошибку, что настоял на конституции, что русский {401} народ еще находится в полудиком состоянии, что Россия не может управляться посредством народовластия, а должн
Страница 20 из 55
Следующая страница
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 13 ]
[ 14 ]
[ 15 ]
[ 16 ]
[ 17 ]
[ 18 ]
[ 19 ]
[ 20 ]
[ 21 ]
[ 22 ]
[ 23 ]
[ 24 ]
[ 25 ]
[ 26 ]
[ 27 ]
[ 28 ]
[ 29 ]
[ 30 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 ]
[ 30 - 40]
[ 40 - 50]
[ 50 - 55]
