м Франции, в царствование Филиппа, и членом Французской
Академии. Служебная деятльность его развилась преимущественно на
дипломатическом поприще, на котором занимал он посланнические должности
в Бразилии, Португалии, Дании. Сверх того, известен он многими
историческими и политическими сочинениями, заслуживающими внимания и
уважения читателей. В нашей литературе стоит упомянуть о нем, по содействию
его во французском драматическом сборнике, появившемся в Париже под
названием "Иностранный Театр". В этом сборнике напечатан перевод, им
сделанный, одного или двух русских драматических произведений. Сестра его
была замужем за князем В.А. Долгоруковым. Она известна была в
Петербургском обществе умом своим и приветливым, хотя несколько странным
и отличающимся независимостью, характером.
Молодой и несчастный Сен-При, с которого начали мы речь свою, добыл
себе место в нашей общественной летописи по своим остроумным карикатурам.
Замечательно, что талант его по живописи или рисовке был в нем некоторого
рода наследственный: брат матери его, известный под именем князя Егора
(Голицына), также в конце минувшего и начале нынешнего стоолетия, славился
своими забавными и удачными карикатурами. В молодую пору сердечных
похождений своих Карамзин встретил в нем счастливого соперника. Несмотря
на свою необидчивость и свое мягкосердечие, Карамзин, в одной из своих
повестей, отплатил ему за это некоторыми штрихами и своего карандаша.
Мы остановились на семействе Сен-При, потому что нам приятно связать
некоторые наши родные и общественные предания с преданиями
иноплеменными. Но многие хотели бы поставить русского каким-то особняком,
каким-то обназцовым, пробным членом (specimen) в европейской семье, на
удивление и поклонение человечеству и потомству. Они мысленно и всеми
желаниями сердца ограждают себя от чуждого прикосновения и поветрия, если
не совсем стеной желтой столицы, то, по крайней мере, Кремлевскою стеною
московского Китай-города. Мы, напротив, любим отыскивать в стенах ворота,
через которые, но с узаконенным видом, есть свободный пропуск из города и в
город, на основании порубежных порядков. Мы и сами рады в гости ходить, да
рады и гостям.
***
1.
В. Угадать не могу, кого X. хотел задеть в последне своем фельетоне.
NN. И я толку не добьюсь: но во всяком случае и окончательно задел он
самого себя. Он в полемике своей похож на бойца, который, в поединке на
шпагах, ранит ли противника своего, это еще бабушка надвое ворожила, а что
себя, по неловкости, шпагою своею как-нибудь и где-нибудь да приколет до
крови - это несомненно.
2.
Два приятеля после долгой разлуки.
Первый. Да, любезнейший, много на веку своем пришлось мне видеть и
много вынести. Посмотри, какова шея моя! Что ты на это скажешь?
Другой. Что же, ты эти раны получил на войне или на поединке?
Первый. Нет, от золотухи.
3. Сотрудник одного из журналов. Что ни говорите, а равнодушие окраин
наших, т.е. остзейцев и поляков, к литературе нашей не может и не должно быть
терпимо.
NN. Ага! Вы хотели бы расширить рынок на свой товар и умножить
число потребителей своих. Да, понимаю: это желание довольно натуральное.
Сотрудник. Нет, здесь не личный расчет, а указание на обязанность
противодействовать враждебному чувству к России.
NN. Что же делать, если польская образованность и читающая немецкая
публика предпочитают чтение своих природных книг, или французских и
английских, чтению русскихх!
Сотрудник. Нужно деятельнее и упорнее водворять русский язык в этих
областях грамотного отщепенства.
NN. Но правительство, в объеме своих официальных потребностей, это и
делает: оно настаивает на том, чтобы официальный язык в этих областях был
русский. Нельзя же требовать от центрального правительства, чтобы оно вело
дела государства на разнородных языках. Говори, пой, молись каждый у себя
дома на своем родительском и наследственном наречии; но когда имеешь дело
до государства, то потрудись, для своих же собственных выгод, выучиться
языку, на котором говорит, судит, обнародывает свои законы и постановления
то государство, к которому ты политически принадлежишь.
Сотрудник. Этого мало. Вы довольствуетесь какими-то служебными и
дисциплинарными обязанностями; мы требуем нравственного преобразования,
пересоздания.
NN. Да, вы хотели бы, чтобы к каждому поляку и немцу была, как в
Уроке Дочкам, приставлена няня Василиса, которая каждому из них твердила
бы беспрестанно: "Извольте радоваться по-русски, извольте горевать и
гневатьая по-русски, извольте читать по-русски, извольте забавляться по-русски
и переводить для ваших сцен русские комедии и драмы".
Сотрудник. Кстати, о театре. В одном петербургском журнале было
замечено со справедливым негодоваинем, что, например, в Риге ничего не
знают о Гоголе и не дают "Ревизора" на рижском тееатре. Что вы скажете на это?
NN. Скажу, что со своей стороны я очень благодарен немецкому
театральному директору, что он не знакомит с рижскими бюргерами
Гоголевского ревизора. "Ревизог" - домашняя русская комедия и должна дома
оставаться. Известны французская и русская поговорки: черное белье должно
мыть семейно, и сора из избы не выносить. Тем более не следует приглашать
посторонних, встречных и поперечных, к подобным домашним очищениям и с
каким-то самодовольством говорить им: "Посмотрите и полюбуйтесь, как много
у нас грязного белья и как много всякого хлама и сора в нашей избе".
Расскажу вам по этому поводу случай, коиорого я был свидетелем.
Кажется в 50-х годах приехал в Карлсбад один из наших неммецко-русских или
русско-немецких литераторов. Он привез с собгй немецкий перевод "Ревизора"
и хотел ознакомить с ним немцев на публичном чтении. Он просил содействия
моего для раздачи билетов. Я отвечал ему, что русским раздам по возможности
несколько билетов, но вовсе не желаю привлекать иностранцев на это чтение.
По заведенному порядку, рукопись должна была быть представлена на
предварительный просмотр комиссару вод. Этот, по прочтении, возвратил ее
переводчику при следующих словах: "Как могли вы думать, что будет вам
разрешено публичное чтение подобного пасквиля на Россию? Вы, вероятно,
забыли, что Австрия находися в дружественных отношениях с Россией, и из
одоих правил приличия и международной вежливости я не могу допустить
нарушения этих правил". И скажу вам откровенно, по мне, комивсар был прав.
Гоголь, пожалуй, и не писал пасквиля; но хорошо, что комедия его
показалась пасквилем иностранцу, и горе нам, если бы оо признал в ней картину
действительности. Нет, оставим "Ревизора" на народных наши сценах.
Проницательность публики, любуясь художеством автора, будет уметь отделять
в нем, что есть истина и что плод разыгравшейся фантазии и веселости автора.
Признаюсь, я до вашей искусственной и журнальной русификации не охотник.
Вы метите в цель, и попадаете в другую, ей совершенно противную. Того и
гляди, вы будете ставить в вину окраинам нашим, что у них растут тополи и
каштановые деревья и для вящего однообразия захотите приневолить их
рассаживать у себя: поболее ельника и ветлы.
***
NN. говорит, что русификация на бумаге, о которой разглашают и
витийствуют наши журнальные бумагопотребители или истребители, - дело
очень легкое, но едва ли благонадежное. Герцен говорил, и писал, и печатал
по-русски; но мыслил ли он и чувствовал ли по-русски?
Император Александр Павлович говорил царскосельскому садовнику:
"Где увиидишь протоптанную тропинку, там смело прокладывай дорожку: это
указание, что есть потребность в ней". В садовощственном правиле государя
можно отыскать и правило политической экономии, и вообще государственного
домостроительства. Во всяком случай это садовое указание - признак ума
светлого и либерального.
Есть садоводство самовластительнте, есть и садоводство либеральное.
Деревья, под купол и под пирамиду стриженные, прямые, регулярные аллеи, в
струнку вытянутые, все эти насильственным искусством изувеченные создания
природы, которыми знаменитый Ленотр прославил себя и французские сады,
носят отпечаток великолепного и величавоно самовластительства Людовика
XIV: он и в природу хотел ввести официальный свой порядок и подчинить ее
придворному этикету; для него и природа была вспомогательным заведением
(succursale) Двора его. В свободе, в своенравном разнообразии английских садов
отзывается английская независимость: деревья, на воле растущие, как и
человеческая личность, пользуются охранительным законом habeas corpus.
***
Досужие языки, Бог весть с чего, прочили кого-то в министры. C'est un
homme de bois, il est vrai, - сказал NN, - mais il n'est pas du bois dont on fait les
ministres. (Он деревянный, это правда; но не того дерева, из коего делаются
министры.)
***
Недостаток прежней нашей литературы заключается, может быть, в том,
что писатели не договаривали, не вполне высказывали себя: они не давали или
иногда не могли давать читателям все, что было у них на уме. Недостаток
литературы настоящей есть излишество ее: вообще писатели наши выдают
более, чем выдерживает их ум. Чувствуется, что у прежних еще оста
Страница 66 из 105
Следующая страница
[ 56 ]
[ 57 ]
[ 58 ]
[ 59 ]
[ 60 ]
[ 61 ]
[ 62 ]
[ 63 ]
[ 64 ]
[ 65 ]
[ 66 ]
[ 67 ]
[ 68 ]
[ 69 ]
[ 70 ]
[ 71 ]
[ 72 ]
[ 73 ]
[ 74 ]
[ 75 ]
[ 76 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 30]
[ 30 - 40]
[ 40 - 50]
[ 50 - 60]
[ 60 - 70]
[ 70 - 80]
[ 80 - 90]
[ 90 - 100]
[ 100 - 105]
