М. Н. Загоскин Москва и москвичи Страница 24

еселье, не житейские помыслы, но

чувство грусти и христианского умиления? Уж не остаток ли это наших языческих

обычаев? В древние времена мы справляли тризну по усопшим; в наше время

простой народ пьет вино и гуляет на поминках почти так же, как на свадебном пиру;

следоаательно, изменилось одно только название этого обычая. Быть может, в

старину русский народ любил так же, как и теперь, сбираться в известные дни

пировать на гробах своих предков и передал этот обычай своим потомкам. Я скорей

хочу верить этому, чем думать, что наши мужички и ремесленный народ веселятся

среди могил по какому-то грубому и безотчетному равнодушию к смерти,

свойственному одним бессловесным животным.



Рассуждая таким образом, я вовсе не думал встретить в этой же Марьиной

роще неоспоримое доказательство тому, что есть люди, которые, наблюдая обычаи

просвещенной Европы, стоят еще ниже в моральном отношении этих развратных

мещан, гуляк-мастеровых и безграмотных мужиков. Пробираясь к моим дрожкам, я

остановился против одного из трактиров, о которых сказал уже несколько слов моим

читателям. На крыльце этого трактира, в толпе цыган, которые пели плясовую

песню, стоял молодой человек лет тридцати; он присвистывал, приплясывал и,

по-видимому, был в совершенном восторге от песни. Тут нет еще ничего странного,

но вот что меня поразило: у этого молодого человека шляпа была обвернута крепом,

а на обшлагах черного фрака нашиты широкие плерезы, следовательно, он недавно

еще, быть может несколько дней тому назад, лишился отца, матери или жены и,

несмотря на это, не снимая даже саоего глубокого траура, приехал слушать цыган в

Марьину рощу!.. Поглядев несколько минут на этого чудака, я сел в мою пролетку и

велел кучеру ехать в Петровский парк, о котором порасскажу кое-что читателям не в

этой, а в следующей книжке моих записок, если только эта следующая книжка

выйдет, что, впрочем, совершенно зависит от приема, который сделают читатели

этому первому опыту "Московских очерков", может быть весьма неискусных, но,

если не ошибаюсь, довольно верных и чуждых всякого пристрастия.



Х

СМЕСЬ



ВИЗИТНЫЕ КАРТОЧКИ



Откуда перешел в Европу обычай посылать по праздникам друг к другу

визитные карточки? Уж не из Китая ли? В Китае этот размен поздравительных

записок на разных узорчатых и цветных бумажках принадлежит к числу самых

древних обычаев. Мы только упростили этот способ поздравления с праздником. Мы

пишем или печатаем на карточках одни имена наши, а все остальное

подразумевается. Есть люди, которые никогда не посылают карточек и даже находят

этот обычай невежливым; они обыкновенно вместо визитных билетов рассылают

слуг с изустными поздравлениями. Да полно, лучше ли это? Карточка может

затеряться - это правда, но слуга еще скорее забудет доложить своим господам, что

такой-то или такая-то присылали их поздравить с праздником, а ведь это не

безделица. Недаром говорится, что от копеечной свечи Москва сгорела. "Да

помилуйте, на что это походит? Я сам бцл у него с визитом, а он даже н еприслал

меня и поздравить! Да с чего он взял, что может трактовать меня каким-нибудь

Кондрашкою?.. Да чем я хуже его?.. Да я в другой раз ему и карточки не пошлю!.."

И вот люди, которые были в приятельских отношениях, начинают ссориться между

собою, расстаются домами и даже перестают кланяться друг другу.



Было время визитных карточек цветных, тисненых, с гирляндами, коймами и

разными другими затеями; теперь мода на белые лакированные карточки без всяких

украшений. Других вы не увидите. Очень жаль, что мы, несмотря на нашу охоту

подражать во всем иностранцам, не переймем у них обычаяя печатать или писать

свои адреса на визитных карточках. Как часто случается, что самого строгого

исполнителя всех общественных приличий и условий называют невежей и гордецом

за то, что он, бедняжка, не знает, куда ему ехать или куда отослать свою карточку.

Мне самому случилось однажды обегать все гостиницы и перебывать почти во всех

частных домах, чтоб узнать, где живет один провинциал, который был у меня с

визитом. Меж тем как я искал его по всей Москве, он кончил дела, уехал в свою

губернию и теперь, как слышно, гневается ужасным образом не только на меня, но

даже на всю Москву. "Хороша столица! - говорит он при всяком удобном случае.

- Вежливый народ эти москвичи!.. Спесивцы этакие... невежи! Им бы приехать к

нам в Казань да поучиться общежитию!.."



В Новый год и на Святой неделе бывает самый большой расход визитных

карточек. Лапеи на извозчиках, верхом и пешком рыскают по всему городу. Москва

так велика, что эта развозка билетов бывает иногда весьма затруднительна и

тягостна; например, если вы живете у Калужской заставы и должны послать

карточку к Лпфертовскому дворцу, то вашему человеку придется сделать в два

концс, то есть туда и назад, без малого двадцать пять верст. Впрочем, разносчики

билетов находят средство облегчать свои труды; у них есть сборные места, главпое

из них - в Охотном ряду; там они сличают свои списки и меняются визитными

карточками. Разумеется, это не всегда бывает без ошибок. Иногда вам отдадут

карточку какого-нибудь барина, с которым вы вовсе не знакомы, или заставят вас

самих поздравить с праздником человека, с которым вы не хотели бы и встретиться.

Я помню одну из этих ошибок, которая имела весьма грустные последствия. Тому

назад лет тридцать жили в Москве две сестры, одна замужняя, другая вдова. Вдова,

которую я назову Анной Ивановной Смельской, занемогла на Святой неделе и

умерла на Фоминой. Спустя почти год после этог, в первый день Светлого

праздника, сестра ее отправила, по обыкновению, лакея развозить визитные

билетцы. По ошибке горничной девушки слуге отданы были билеты, которые

остались после умершей сестры, то есть Анны Ивановны Смельской. И вот

покойница принялась разъезжать по Москве и делать визиты всем прежним своим

знакомым. Это бы еще ничего, подивились бы этой ошибке, да и только, но, к

несчастию, этим дело не кончилось: у покойной Смельской была задушевная

приятельница, княгиня Д***. Когда-то во время дружеского разговора Смельская

сказала княгине, что если умрет прежде ее, то непременно к ней явится за несколько

дней до собственной своей смерти. Представьте же себе ужас бедной княгини, когда

ей в пераый день праздника подали билет с именем умершей ее приятельницы. Это

до того поразило ее воображение, что она упала в обморок, занемогла; с ней

сделалась воспалительная горячка, и она точно так же, как Смельская, умерла на

Фоминой неделе, повторяя беспрестанно: "Ах, Анета, зачем ты прислала так рано за

мною? Ведь мне еще хотелось пожить, мой друг!"



МОСКОВСКИЕ ФАБРИКИ



В письме моем к издателю этих записок я сказал, что в Москве прцветает

наша ремесленная промышленность; в числе моих читателей найдутся, мозет быть,

и такие, для которых одни слова без фактов и положительных цифр ничего не

значат. Чтобы удовлетворить вполне их требованиям, я помещаю здесь краткое, но

самое верное исчисление всех московских фабрик, заводов и ремесленных

заведений. В Москве различных заводов 198, фабрик 884, ремесленных заведений

2989, всего 4071. При них рабочих людей 70209 человек, что составляет более чем

пятую долю всего народонаселения Москвы. Кажется, после этого Москва, если б

она не была нашей древней столицей, могла бы назваться, по всей справедливости,

русским Манчестером.



Некоторые из московских фабрик (не во гнев будь сказаро русским

европейцам) могут без стыда поставить свои произведения рядом с лучшими

произведениями иноземных фабрик. Фарфор господина Попова, хрусталь господ

Орлова и Мальцева, серебряные изделия г-на Сазикова и несколько фабриу, на

которых выделываются шелковые материи, штофы и парчи, конечно бы, заняли

почетное месьо везде, не исключая ни Англии, ни Франции. Я не назвал в этом числе

фабрику бумажных табакерок г-на Лукутина, потому что она относительно стоит

выше всех других. Табакерки, работанные на этой фабрике, по своей отличной

отделке, изящной форме, живописи, а особенно по необычайной прочности своего

лака решительно превосходят знаменитые брауншвейгские. Эти московские

табакерки расходятся не в одной России: г-н Лукутин отправляе их в большом

количестве за границу. Многие этому не верят. Не верил также этому и один из моих

знакомых, пока не побывал в Париже. Отправляясь назад в Россию, ему вздумалось

купить в Пале-рояле хорошую бумажную табакерку. Он выбрал ту, которая ему

понравилась, и, любуясь ею, вероятно, пожалел в душе, что у нас в России не умеют

еще так работать. Представьте же себе его удивление, когда, желая обновить свою

покупку, он увидел на внутренней стороне крышки двуглавого русского орла и

подпись фабриканта Лукутина. Знакомый мой этому порадовался, а я знаю людей,

которых бы это весьма огорчило: купить русскую табакерку в Париже- да это такой

срам, что его пережить нельзя!



ДУРАКИ



У меня был приятель - дай бог ему царство небесное! - Федосей

Гаврилович Прутиков - истинно умный и добрый старик, но самый отчаянный и

упрямый софист. Его любимый парадокс, который он защищал с необыкновенным

искусством, покажется для всякого очень странным. Он уверял, что дураков нет на

свете, что дурак есть существо мифическое, небывалое, что это просто выдумка,

клевета на природу. "Да с чего взяли, - говорил он вс
Страница 24 из 109 Следующая страница