М. Н. Загоскин Москва и москвичи Страница 36

оловы моосковским красавицам! - прервал я

с улыбкой.



- Да, все прошло.



- И не воротится, мой друг.



- Так что ж?.. По крайней мере, есть что вспомнить. А нынешние-то

молодые люди? Да они, братец, хуже прежоих стариков! Мы жили, а они что?



- И они живут, только по-своему. Если дпнь на день не приходит, так

почему ж настоящий век должен непременно походить на прошедший?



- А если прошедший-то был хорош?



- Для нас, потому что мы были молоды. Я помню, однако ж стариков,

которые не очень были им довольны, а их деды и отцы, вероятно, стояли за свой век,

- это всегда так было и всегда так будет. Все молодые любят настоящее, все

старики хвалят прошедшее, а на поверку-то выходит, что мы любим не век, а то

время собственной своей жизни, когда мы были молоды, здоровы, веселы и когда

будущее, теперь весьма для нас ограниченное, казалось намм почти бесконечным.



- Ну, хорошо, хорошо! Ведь тебя не переспоришь! Теперь прошу

приготовиться и войти если не с трепетом, то, по крайней мере, с должным

уважением в эту комнату.



- Что ж особенного в этой комнате?



- А то, что в ней деньги рншительно теряют свою цену. В детской комнате,

то есть первой гостиной, двадцать пять рублей больше значат, чем здесь тысяча. Не

подумайте, однако ж, что в этой комнате играют в азартные игры. Боже сохрани!

Здесь не играют даже в экарте. Невинные палки, классический пикет - вот

единственные игры, известные в этой комнате. Играют также иногда и в преферанс,

но это так - от нечего дрлать. Мне случилось однажды только видеть здесь партию

в преферанс, которая заслуживала некоторого внимания: играли по десяти рублей

серебром фишку.



- По десяти рублей серебром?.. Ну!!



- Да это еще что! - продолжал Илецкий. - Вот если б ты поглядел, как

здесь поигрывают в пикет... Я думаю, ты знаешь, что в эту игру можно легко

проиграть более пятисот призов. Ну, отгадай же, почем иногда играют здесь в пикет?



- Неужели также по десяти рублей серебром?



- Побольше, мой друг. Я однажды был свидетелем, кае играли в пикет по

тридцати рублей серебром.



- О господи! - вскричал я невольно.



- Впрочем, не пугайся, - продолжал Илецкий, - это не так страшно, как

ты думаешь. В этих случаях почти всегда играет не один игрок против другого, а

целая партия против другой, следовательно, и проигрыш и выигрыш делятся между

многими. Правда, случаются иногда такие неустрашимые и закаленные в боях герои,

которые не хотят ни с кем поделиться ни славою решительной победы, ни стыдом

совершенного разбития. Но эти случаи бывают очень редко; обыкновенно

сражаются только двое, а в самом-то деле стена идет на стену, и смертельно

раненных с обеих сторон почти никогда не бывает.



- А это, налево, что за комната? - спросил я.



- Это комната отдохновения. Посмотри, с какой прихотливой точностию

соблюдены в ней все условия этого утонченного английского комфорта. Попробуй

сядь против камелька на эти кресла. Ну, что?.. Не правда ли, покой, нега, встать не

хочется?.. Приляг на этот диван и сккжи мне, случалось ли тебе спать на постели,

которая была бы так покойна и располагала бы тебя к такой усладительной дремоте,

как этот зыблющийся под тобою роскошный диван? Хочешь ли ты нн спать, а только

отдохнуть и понежиться в этом бездейственном забытьи, этом итальянском иль

дольче фарниенте, - садись сюда, на эти кресла с высокою эластическою спинкою,

и покачивайся в них, как в люльке. В этой комнате после упорного сражения

какой-нибудь отчаянный боец может отдохнуть и перечесть свои раны или

полюбоваться своими трофеями, то есть смекнуть на просторе, сколько прибыло или

сколько убыло в его бумажнике - разумеется, ломбардных билетов. Убыль и

прибыль ассигнаций для первоклассного игрока не значат ничего; это все то же, что

лихому партизану получить легкую контузию или взять в плен какого-нибудь

обер-офицера. Теперь пойдем, я покажу тебе нашу журнальную библиотеку.



Мы вышли опять в ту комнату, где, по словам моего товарища, происходят

такие знаменитые побоища. На этот раз поле сражения было почти пусто, вероятно

потому, что главные войска еще не подошли. Я заметил только мимоходом

небольшую схватку между двумя фланкерами, которые от нечего делать

перестреливались рублика по три в палки. Пройдя небольшим коридором, мы вошли

в прекрасную залу; по стенам ее стояли шкафы с книгами, а посредине - один

длинный стол и два других стола поменее, покрытые журналами и газетами. Нельзя

не полюбоваться отличным порядком и чистотой, в которой содержится эта

журнальная комната. Особенного рода освещение, очень яркое, но не вредящее

зрению, спокойная мебель, строго наблюдаемая тишина, множество и разнообразие

периодических изданий - одним словом, тут все придумано для удовольствия и

удобства читающих.



- Не знаю, в каком порядке была эта часть в твое время, - сказал Илецкий,

- а теперь мы можем ею похвастаться: клуб выписывает русских двадцать три

журнала и двадцать газет, французских журналов и газет пятнадцать, немецких

четыре и один английский "Revue", который, впрочем, кажется, никто не читает,

вероятно потому, чот клуб называется Английским, - прибавил с улыбкою

Илецкий.



- А что, - спросил я, - у вас те комнаты, в которых играют в карты, имеют

также каждая свое определенное назначение, то есть в первой гостиной играют не

больше рубля, в третьей...



- И, нет, мой друг! Каждый член волен играть где ему угодно и по чем

угодно, но ведь ты знаешь, что привычка сильнее всякого закона. Члены, играющие

по маленькой, привыкли собираться в детской, то есть первой гостиной, и ты никак

не найдешь себе партии по полтине в вист в третьей гостиной, где люди уже

возммужалые, играют как следует, в серьезную игру, тихо, смирно и с большим

вниманием. В свою очередь, тот, кто играет в эту сетьезную игру, в которую можно

проиграть рублей триста или четыреста, не найдет себе партии в комнате, где

сторублевая ассигнация не значит ровно ничего. И вот почему все играющее

общество Английского клуба разделяется на несколько кругов, которые сделали уже

привычку собираться каждый в особенной комнате. У нас есть и такие члены, для

которых весь клуб ограничивается одной избранной ими комнатой и даже одним

местом в этой комнате. Иной будет везде в гостях, исключая комнаты, в которой он

поселился. Тут он дома, эта комната его мир, это место его собственность. Тут он

каждый день сидит, курит трубку, беседунт с приятелями, пьет чай, ужинает,

дремлет после обеда и только не спит ночью, потому что может за это наравне с

запоздалым игроком заплатить довольно значительный штраф. Из этой комнаты по

средам и суюботам он отправляется в гости в столовую пообедать и каждый день в

журнальную комнату поочесть "Северную пчелу", "Инвалида" и "Московские

ведомости". Эти последние выезды для него совершенно необходимы, потому что

он любит извещать первый всех своих приятелей об испанских делах, о перемене

французских министров, о продаже имений с публичного торга, об отъезжающих за

границу и в особенности о наградах и производствах в чины, потому что тут всегда

представляется обширное поле для всяких рассуждений, замечаний и

глубокомысленных заключений. Да вот, всего лучше, войдем, присядем где-нибудь

и послушаем.



Мы отправились назад тою же самою дорогою и сели на длинном диване в

проходной комнате, которая отделяет биллиардную от третьей гостиной. На другом

конце дивана сидели четверо господ, из которых один, человек очень пожилых лет,

но двоольно еще свежий, что-то рассказывал.



- Да, батюшка, - говорил он, - чудное дело, истинно чудное! Я знал

Подольского еще ребенком... так, мальчишка глупенький, лет десяти, Сережа! Отец

его был человек простой, нечиновный и связей никаких не имел. А сынок его... вот

что мы Сережей-то называли, произведен, сударь, в действительные статские

советники!.. Ну, давно ли, кажется?.. Много-много, лет тридцать пять, в курточке

ходил, а теперь ваше превосходительство!.. Бывало, в старину увидишь шляпу с

пухом, так уж знаешь вперед: человек с именем, почтенный!.. А теперь!.. Ну, нечего

сказать, чудные дела делаются, чудные!..



- А правда ли, - спросил один из слуштелей, - говорят, будто бы Андрею

Ивановичу Макшаоову дали Анну через плечо?



- И, нет, батюшка! Станислава.



- Как же мне сказали...



- Да уж позвольте, я знаю наверное - Станислава. Вот также пожаловаться

на службу не может. Летит, сударь, летит!.. Ну, да этот другое дело- голова... и

связи большие. Ведь матушка его былв урожденная княжна Красноярсаая, а, вы

знаете, Красноярские в свойстве со всею знатью, так тцт дивиться нечему; а вот что

любопытно, - продолжал рассказчик, понизив голос, - знаете ли вы, что Степан

Иванович Стародубский уволен от службы?..



- Неужели?



- Да, да! Говорят, будто бы какой-то иностранный двор настоятельно

требовал этой отставки.



- И, что вы, Алексей Дмитрич, иностранный двор!.. Да какое право имеет

иностранный двор?..



- Уж там говорите себе, а слетел, сударь! Политика, батюшка, политика!..

Знаете ли, бывают этакие разные дипломатические обстоятельства... Мы сделаем, и

для нас сделают... понимаете?



- Конечно, конечно!.. Однако ж это что-то странно?.. Какое бы, кажется,

д
Страница 36 из 109 Следующая страница