М. Н. Загоскин Москва и москвичи Страница 94

ь, службы перестроить, все избы новые срубить?

Покорнейше благодарю!..



- Как вам угодно, а, право, именьице хорошее и за беаценок отдают.



- Нет, уж я лучше поищу другую подмосковную.



- Позвольте! У меня есть в виду еще одно именье - чудо!.. За отъездом

продают, завтра опись получу. Ну, уж это подмосковная! На Клязьме, все места

гористые, березовый лес, липовая роща... пообождите только до завтрашнего дня.



- Хорошо, хорошо, любезный! Прощай!



- Счастливо оставаться!.. Сейчас побегу к господам за описью и приказом.



Не прошло получаса, как мне доложили, что пришел еще сводчик. Я велел его

позвать... Ну, этот вовсе не походил на прежних! Это был пожилой человек лет

шестидесяти, в сером опрятном пальто, с лысой головой, краснощеким

благообразным лицом и светлыми голубыми глазами, исполненными такого

простодушия и такой доброты, каких я давно не видывал. Вся наружность его

напоминала этих патриархальных старинных слуг, не всегда трезвых, но честных,

верных и всегда готовых не только подраться, но даже умереть за каждую барскую

коиейку. Войдя в кабинет, он помолился на образ, потом, обратясь ко мне,

поклонился по старому русскому обычаю в пояс.



- Что скажешь, любезный? - спросил я.



- Вы ли, батюшка, Богдан Ильич Бельский?



- Я, мой друг.



- Ну, слава тебе, господи! Уж я вас искал, искал!.. Не угодно ли вам,

батюшка, купить подмосковное именье в двадати верстах от города?



- Почему не купить, если именье хорошее и будет мне по деньгам.



- Будет, сударь,-будет! Да вот извольте потрудиться - прочтите опись.



Сводчик подал мне исписанный лист бумаги, и я прочел следующее:



"Сельцо Былино в двадцати верстах от Москвы, по Серпуховской дороге, на

речке Афанасьевке. Крестьян, по ревизским сказкам, семьдесят одна душа, а с

прибылыми после ревизии восемьдесят пять душ. Из крестьян многие занимаются

столярным ремеслом и платят обиоку с тягла но сту рублей ассигнвциями, остальные

крестьяне на пашне. Земля вся особняк, восемьсот шестьдесят десятин, из которых

сорок пять под господской усадьбой и крестьянскими избмми. Барский дом

каменный о двух жильях; в нем вся мебель красного дерева, три каменных флигеля,

баня, сушильня, конюшни, сараи, погреба деревянные, не требующие никакой

починки; все господское строение крыто железом. Вид из дома наиотличнейший;

один сад фруктовый, другой для гулянья, с разными потешными строениями; две

оранжереи: одпа персиковая, другая виноградная; грунтовой сарай

преобширнейший..."



- Э, любезный, - сказал я, остановясь читать, - да это именье и за сто

тысяч не купишь.



- Извольте читать, сударь! - прервал сводчик.



Я начал опять читать опись:



"По речке Афанасьевке заливных лугов до шестидесяти десятин. Против

барского дома каменная плотина с мельницей о двух поставах. Прошлогоднишнего

необмолоченного хлеба на барском гумне семь больших одоньев. Лесу крупного,

береженого, по большой части березового, четыреста тридцать шесть десятин.

Последняя цена именью девяносто тысяч ассигнациями".



- Что ж это за вздор! - сказал я. - Да тут одного лесу с лишком на двести

тысяч рублей.



- Будет, сударь.



- Так, воля твоя, любезный: или ты меня обманываешь, или тут есть

какая-нибудь ошибка.



- Нет, сударь, я вас не обманываю, и ошибки тут никакой нет. Извольте

только меня выслушать. Прежний помещик сельца Былина Антон Федорович

Вертлюгин скончался прошлой зимою, и все именье покоцного перешло по

наследству к племяннику его, Ивану Тихоновичу Башлыкову; а он в этой деревне

никогда не бывал и служит в каком-то гусарском полку, который стоит в Польше.

Говорят, что этот Иван Тихонович Башлыков такой гуляка и картежник, что уж два

наследства спустил. Видно, ему и теперь не посчастливилось, так он и написал к

былинским крестьянам, что продает их за девяносто тысяч ассигнациями и чтоб они

искали себ покупщика. Я, сударь, сам родом из Былина, отпущенник старого

барина. Вот мужички и попросили меня приискать им хорошего помещика. Дело,

сударь, нешуточное, тут спешить нечего, и я уж недели две по Москве шатаюсь.

Спрошу об одном. "Хорош, дескать, барин, только барыня-то у него такая нравная,



чтл не приведи господи!" Спрошу о другом. "И этот также человек добрый, да все

пашню заводит на немецкий манер... Тот крутенрк, этот с придурью, а вот, дескать,

есть барин, Богдан Ильич Бельский, так уж нечего сказать - отец! У него и

дворовым и крестьянам такое житье, что и волюшки не надо!" Я поехал да

былинским это и пересказал, а они, сударь, прислали меня к ва.м Уж сделайте

милость, батюшка, заставьте за себя бога молить - купите их!



- Как не купить, любезныы! Да где ж я возьму девяносто тысяч?



- Деньги готовы, сударь.



- Как готовы?



- А вот изволите видеть: не слыхали ли вы когда-нибдь об Иване

Федоровиче Выхине?



- Не помню, любезный, кажется, не слыхал.



- Здешний купец первой гильдии; торгует лесом. Он ездил со мною на

прошлой неделе в Былино, и мы с ним порешили: господин Выхин покупает двести

десятин лесу по пятисот рублей ассигнациями за десятину. Онно, конечно, дешево,

сударь; коли ор и рубить лесу не станет, а на корню продаст, так все возьмет рубль

на рубль барыла... Ну, да бог с ним! Зато человек-то верный и все деньги вперед

дает.



Признаюсь, я сначала обрадовался, а потом мне стало как будто бы совестно.



- Послушай, любезный, - сказал я, - да что ж это, в самом деле,

крестьяне-то: им бы написать барину, что у него одного лесу больше чем на двести

тысяч, а он все именье продает за девяносто?



- Что вы, сударь, сохрвни, господи! Если барин об этом узнает, да он тогда

вовсе своих мужичков обездолит: продаст весь лес за бесценок, денежки спустит, а

там опять деревню-то побоку! Только уж тогда, батюшка, покупщиков немного

будет. Да вы первые не купите безлесное именье, - что в нем толку? Ан и выйдет,

что мужички-то достанутся бог весть кому.



"А что, - подумал я, - ведь он дело говорит".



- Эх, батюшка, ваше высокоблагородие, - продолжал сводчик, - ну, что

вы изволите заботиться об этом мотыге? Ведь глупому сыну не в помощь богатство.

Вы подумайте-ка лучше о бедных мужичках; чем они, сердечные, виноваты, что у

них барин картежник?



- Правда, правда, любезный! - сказал я.



- Ну что, сударь, ваши ли они?



- Если ты говоришь правду...



- Да из чего ж мне лгать, сударь? Помилуйте!



- До сих пор, кажется, не из чего.



- Так вы покупаете?



- Покупаю.



- Батюшка, Богдан Ильич, - сказал сводчик, повалясь мне в ноги, - коли

это дело кончено, так дозвольте мне и за себя слово вымолвить!



- Что такое?



- В Былине есть у меня родной брат, краснодеревец, за все мои хлопоты и

труды отпустите его на волю! Я ничего больше не прошу.



- С большим удовольствием...



- Да вы не извольте о нем жалеть, батюшка: у вас еще останутся трое

краснодеревцев.



- А нет ли у тебя в Былине еще родных?



- Есть, батюшка, племянник; да я уж не смею о нем и говорить...



- Изволь, любезный, я и племянника твоего отпущу на волю.



Сводчик заплакал.



- Покорнейше вас благодарю, батюшка, - сказал он. - Пожалуйте ручку...

Дай бог вам много лет здравствовать!



- Да это что!.. Если только ты меня не обманываешь...



- Ах, господи, боже мой!.. Вы всё изволите сомневаться!.. Ну, жаль, что

Ивана Федоровича здесь нет!..



- Какого Ивана Федоровича?



- Да вот лесника, что былинский лес покупает. Я бы вместе с ним к вам

пришел, авось бы вы тогда поверили.



- Где ж он теперь?



- Уехал в рощу. Деньжонок-то со мною мало, а то бы я за ним скатал.



- А далеко ли?



- Да не близко: верст за тридцать. Меньше трех целковых не возьмут.



- Вот тебе пять рублей серебром, - сказал я, подавая ему ассигнацию, -

съезди за лесником.



- Слушаю, сударь. Оно и лучше, батюшка! Извльте сами с ним

переговорить.



- Ведь завтра ты вернешься?



- Как же, сударь. Если ему завтра нельзя будет к вам приехать, так я письмо

от него привезу. Да он, верно, сам прискачет. Ведь дело-то не безделичное: рубль на

рубль барыша. Прощайте, батюшка! Сейчас на постоялый двор, найму лошадей да и

в путь.



Сводчик вышел из комнаты, потом через полминуты воротился назад.



- Что ты, любезный? - спросил я.



- Виноват, сударь, - забыл вам сказать, - Иван Федорович Выхин очень

зарится на березовую рощу, которая подошла к самому саду, да вы не извольте ее

продавать: березы-то сажены еще дедушкой покойного барина, - каждая обхвата в

два будет.



- А если он заупрямится?



- Так извольте ему сказать, что вы и деревню-то затем покупаете, что вам

эта роща нравится. В ней же всего-навсего десятин пять или шесть, - не потянется,

сударь.



- Ну, хорошо... А, кстати, как тебя зовут, любезный?



- Савелий Прокофьев. Прощайте, батюшка!



Разумеется, я провел весь этот день в самых приятных мечтах: то мысленно

удил рыбу в моей речкеА фанасьевке, то гулял в столетней березовой роще или ел

собственный свой вииноград, свои доморощенные персики-венусы!.. Доходноп

именье в двадцати верстах от Москвы, прекрасн
Страница 94 из 109 Следующая страница