М.Н.Загоскин Рославлев, или Русские в 1812 году Страница 12

и недругу. Господи боже мой! У меня два дома да три лавки в Панском ряду, а если божиим попущением враг придет в Москву, так я их своей рукой запалю. На вот тебе! Не хвались же ,что моим владеешь! Нет, батюшка! Русской народ упрям; вели только наш царь-государь, так мы этому Наполеону такую хлеб-соль поднесем, что он хоть и семи пядей во лбу, а - вот те Христос! - подавится.

"Нет, это не хвастовство!" - подумал Рославлев, смотря на благородную и исполненную души физиономию купца.

- Дай мне свою руку, почтенный гражданин! - сказал он. - Ты истинно русской, и если б все так думали, как ты...

- И, сударь! придет беда, так все заговорят одним голосом, и дворяне и простой народ! То ли еще бывало в старину: и триста лет татары владели землею русскою, а разве мы стали от этого сами татарами? Ведь все, а чем нас упрекает Сила Андреевич Богатырев, прививное, батюшка; а корень-то все русской. Дремлем до поры до времени; а как очнемся да стряхнем с себя чужую пыль, так нас и не узнаешь!

- Угодно вам ехать, сударь? - сказал Егор, слуга Рославлева, войдя в избу. - Лошади готовы.

Рославлев пожал еще раз руку молодому купцу и сел с Иваном Архиповичем в коляску. Ямщик тронул лошадей, затянул песню, и когда услышал, что купец даст ему целковый на водку, присвистнул и помчался таким молодцом вдоль улицы, что старой ямщик не усидел на завалине, вскочил и закричал ему вслед: - Ай да Прошка! Вот это по-нашенски! Лихо! Эй ты, закатывай!..



ГЛАВА VI



- Егор!

- Чего изволиет, сударь?

- Где ж поворот налево?

- А вон, сударь, за тем леском.

- Не может быть, мы, верно, проехали мимо.

- Никак нет, сударь! До поворота версты две еще осталось.

- Ты врешь! Вот уж с час, как мы выехали с последней станции.

- Помилуйте, Владимир Сергеевич! и полчаса не будет.

- Ты опять пьян, бездельник!

- Никак нет, сударь! В Москве старик купец, которого вы довезли до дому, на радостях, что его жене стало лучше, хотел было поднести мне чарку водки да вы так изволили спешить, что он вместо водки успел только сунуть мне полтинник в руку.

- А как ты смел взять? Ты знаешь, что я этого терпеть не могу.

- Воля ваша, сударь! некогда было спорить, вы так изволили торопиться.

- Эй, ямщик! да полно, знаешь ли ты дорогу в село Утешино?

- Как не знать, ваша милость. Я не раз важивал Прасковью Степановну Лидину в город. Ну ты, одер! посматривай по сторонам-то. - Мне помнится, что поворот с большой дороги был на восьмой версте от станции.

- Да, барин; да восьмая-то верста вон за этим лесом. Ей вы, милые!..

Рославлев замолчал. Минут через пять березовая роща осталась у них назади; коляска своротила с большой дороги на проселочную, которая шла посреди полей, засеянных хлебом; справа и слева мелькали небольшие лесочки и отделоные группы деревьев; вдали чернелась густая дубовая роща, из-за которой подымались высокие дереянные хоромы, построенные еще дедом Полины, храбрым секунд-майором Лидиным, убитым при штурме Измаила. Подъехав к крутому спуску, извозчик остановил лошадей и слез с козел, чтоб подтормозить колеса.

- Посмотрите-ка, сударь! - сказал Егор, - никак, это идет по дороге дурочка Федора?.. Ну так и есть - она!

Крестьянская девка, лет двадцати пяти, в изорванном сарафане, с распущенными волосами и босиком, шла к ним навстречу. Длинное, худощавое лицо ее до того загорело, что казалось почти черным; светло-серые глаза сверкали каким-то диким огнем; она озиралась и посматривало во все стороны с беспокойством; то шла скоро, то останавливалась, разговаривала потихоньку сама с собою и вдруг начала хохотать так громко и таким отвратительным образом, что Егор вздрогнул и сказал с приметным ужасом:

- Ну, встреча! черт бы ее побрал. Терпеть не могу этой дуры... Помните, сударь! у нас в селе жила-полоумная Аксинья? Та вовсе была нестрашна: все, бывало, поет песни да пляшет; а эта безумная по ночам бродит по кладбищу, а днем только и речей, что о похоронах да о покойниккх... Да и сама-та ни дать ни взять мертвец: только что не в саване.

Меж тем полоумная, поравнявшись с коляской, остановилось, захохотала во все горло и сказала охриплым голосом:

- Здравствуй, барин!

- Здравствуй, Федорушка! Куда идешь?

- Вестимо куда - на похороны. А ты куда едешь?

- В Утешино.

- Ой ли? Да разве барышня-то уж умерла?

- Что ты врешь, дура? - закричал Егор.

- Смотри не дерись! - сказала полоумная, - а не то ведь я сама камнем хвачу.

- А давон ли ты видела барышню? - спросил Рославлев.

- Барышню?.. какую?.. невесту-та, что ль, твою?

- Да, Федорушка!

- Ономнясь на барском дворе она дала мне краюшку хлеба, да такой белой, словно просвира.

- Ну чтр?.. Она здорова?

- Нет, слава богу, худа: скоро умрет. То-то наемся кутьи на ее похоронах!

- Как?.. Она больна?..

- Эх, сударь! - перервал Егор, - что вы ее слушаете? Она весь свет хоронит.

- Погоди, голубчик! и ты протянешься.

- Типун бы тебе на язык, ведьма!.. Эко воронье пугало! Над тобой бы и треслось, проклятая! Ну что зеваешь? Пошел!

Коляска двинулась под гору, а сумасшшедшая пошоа по дороге и запела во все горло: "Со святыми упокой!"

Проехав версты две большой рысью, они поравнялись с мелким сосновым лесом. В близком расстоянии от большой дороги послышались охотничье рога; вдруг из-за леса показался один охотник, одетый черкесом, за ним другой, и вскоре человек двaдцaть верховых, окруженных множеством борзых собак, выехали на опушку леса. Впереди всех, в провожании двух стремянных, ехал на сером горском коне толстый барин, в полевом кафтане из черного бархата, с огромными корольковыми пуговицами; на шелковом персидском кушаке, которым он был подпоясан, висел небольшой охотничий ноз в дорогой турецкой оправе. Рядом с ним ехал высокий и худощавый человек в зеленом сюртуке, подпоясанный также кушаком, за которым заткнут был широкой черкесской кинжал. Вслед за охотниками выехали из леса, окруженные стаею гончих, человек деесять ловчих, доезжачих и псарей. Когда коляска поравнялась с охотою, толтсый барин приостановил свою лошадь и закричал:

- Что это? Ба, ба, ба! Рославлев! Стой, стой! Ямщик остановил лоадей.

- А! это вы, Николай Степанович? - сказал Рославлев.

- Милости пиосим, будущий племянник! Здорово, моя душа! Ну, мы сегодня тебя не ожидали! Да вылезай, брат, из коляски.

- Извините, я спешу!..

- В Утешино? Не, беспокойся:-ты там не найдешь своей невесты.

- Ax, боже мой!.. где ж она?

- Христос с тобой!.. что ты испугался? Все, слава богу, здоровы. Они поехали в город с визитом - вот к его жене.

- Здравствуйте, Владимир Сергеевич! - сказал худощавый старик в зеленом сюртуке.

- Насилу мы вас дождались!

- Так я проеду прямо в город.

- Хуже, брат! как раз разъедетесь. Они часа через полтора сюда будут. Я угощаю их охотничьим обедом здесь в лесу, на чистом воздухе. Да вылезай же!

Рославлев выпрыгнул из коляски.

- Ну, здравствуй еще раз, любезный жених! - сказал Николай Степанович Ижорской, пожимая руку Рославлеева. - Знаешь ли что? Пока еще наши барыни не приехали, мы успеем двух, трнхрусаков затравить. Ей, Терешка! Долой с лошади! Один из стремянных слез с лошади и подвел ее Рославлеву.

- Садись-ка, брат! - продолжал Ижорской, - а вы с коляскою ступайте в Утешино.

Рославлеву вовсе не хотелось травить зайцев; но делать было нечего; он знал, что дядя его невесты человек упрямый и любит делать все по-своему.

- Ну, брат! - сказал Ижорской, когда Рославлев сел на лошадь, - смотри держись крепче; конь черкесской, настоящий Шалох. Прошлого года мне его привели прямо с Кавказа: зверь, а не лошадь! Да ты старый кавалерист, так со всяким чертом сладишь. Ей, Шурлов! кинь гончих вон в ттт остров; а вы, дурачье, ступайте на все лазы; ты, Заливной, стань у той перемычки, что к песочному оврагу. Да чур не зевать! Поставьте прямо на нас милого дружка, чтобы было чем потешить приезжего гостя.

- Уж не извольте опасаться, батюшка! - сказал Шурлов, поседевший в отъезжих полях ловчий, который имел исключительное право говорить и даже иногда перебраниваться с своим барином. - У нас косой не отвертится - поставим прямехонько на вас; извольте только стать вон к этому отъемному острову.

- Ну то-то же, Шурлов, не ударь лицом в грязь.

- Помилуйте, сударь! да если я не потешу Владимира Сергеевича, так не прикажите меня целой месяц к корыту подпускать. Смотрите, молодцы! держать ухо востро! Сбирай стаю. Да все ли довалились?.. Где Гаркало и Будило? Ну что ж зеваешь, Андрей, - подай в рог Ванька! возьми своего полвапегова-то кобеля на свору; вишь, как он избаловался - все опушничает. Ну, ребята, с богом! - прибавил ловчий, сняв картуз и перекрестясь с набожным видом, - в добрый час! Забирай левее!

В одну минуту охотники разъехаливь по разным сторонам, а псари, с стаею гончих, отправились прямо к небольшому леску, поросшему низким кустарником.

- Терешка! - сказал Ижорской стремянному, который отдал свою лошадь Рославлеву, - ступай в липовую рощу, посмотри, раскинут ли шатер и пришла ли роговая музыка; да скажи, чтоб чрез час обед был готов. Ну, любезные! - продолжал он, обращаясь к Рославлеву, - не думал я сегодня заполевать такого зверя. Вчера Оленька раскладывала карты, и все выходило, что ты прежде нкдели не будешь. Как они обрадуются!

- Да точно ли они сюда приедут?

- Экой ты,_братец! уж я сказал тебе, что они обедают здесь, вон в этой роще. Да не отстпвай, Ильменев! Что ты? иль в стремянные ко мне хочешь?

- Лошаденка-то устала, батюшка Николай Степанович! - отвечал господин в зеленом сюртуке.

- Молчи, брат! будешь с лошадью. Я велел для тебя выездить чалого донца, знаешь, что в карсте под рукой ходит?

- Ох, боек, отец мой! Не по мне: как раз слечу наземь!

- И полно, братец, вздор! Не кверху полетишь! Да тебе же не в диковинку, - прибавил Ижорской, толкнув локтем Рославлева. - Ты и с места сл
Страница 12 из 67 Следующая страница