Зарядьев. - Теперь вперед. Во фрунт - марш!
- Ай да молодец! - вскричал Рославлев. - Славно отделался!
- Отделался, да не совсем, - перервал капитан с приметным неудовольствием. - Посмотри-ка! кто это заезжает к нам в тыл?
- Еще конница?
- То-то и делоо, что нет - провал бы ее взял, проклятую! Так и есть! конная артиллерия. Слушайте, ребята! если кто хоть на волос высунется вперед - боже сохрани! Тихим шагом!.. Господа офицеры! идти в ногу!.. Левой, правой!.. раз, два!..
Три ядра, одно за другим, прогудели над головами солдат; четвертое попало в самую средину каре.
- Не прибавляй шагу! - закричал Зарядьев. - Примкни! Передний фас, равняйся!.. В ногу!.. Заболтали!.. Вот я вас... Стой!
Каре остановилось; еще несколько ядер выхватило человек пять из заднего фрунта, который приметным образом начал колебаться.
- Не шевелиться! - закричал громовым голосом Зарядьев, - а не то два часа продержу под ядрами. Унтер-офицеры, на линию! Вперед - равняйся! Стой!.. Тихим штагом - марш!
- Послушай, Зарядьев! - сказал вполголоса Рославлев, - ты, конечно, хочешь показать свою неустрашимость: это хорошо; но заставлять идти в ногу, выравнивать фрунт, делать почти ученье под выстрелами неприятельской батареи!.. Я не назову это фанфаронством, потому что ты не фанфарон; но, воля твоя, это такой бесчпловечной педантизм...
- Эх, братец! убирайся к черту с своими французскими словами! Я знаю, что делаю. То-то, любезный, ты еще молоденек! Когда солдат думает о том, чтоб идти в ногу да равняться, так не думает о неприятельских ядрах.
- Положим, что так; но для чего вести их тихим шагом?
- Ат ы бы, чай, повел скорым? Нет, душенька! от скорого шагу до беготни недалеко; а как побегут да нагрянет конница, так тогда уже поздно будет командовать. Однако ж взгляни-ка налево: кажется, наш приятель Зарецкой делает то же, что мы.
В самом деле, Зарецкой, атакованный двумя эскадронами латников, после жаркой схватки скомандовал уже: "По три налево кругом - заезжай!" - как дивизион русских улан подоспел к нему на помощь. В несколько минут неприятельская кавалерия была опрокинута; но в то же самое время Рославлев увидел, что один русской офицер, убитый или раненый, упал с лошади.
- Боже мой! - вскричал он, - это, кажется, Зарецкой? Так точно, это его серая лошадь!..
- И, братец! - перервал Зарядьев, - мало ли серых лошадей... Да постой, куда ты? Но Рославлев, не слушая его слов, приударил нагайкою свою лошадь и полетела ту сторону, где происходило кавалерийское дело.
Когда Рославлев стал приближаться к нашей коннице, то неприятельская, подкрепленная свежими войсками, построилась снова в боевой порядок, и между обеих кавалерийских колонн начали разъезжать и показывать свое удальство фланкеры обеих сторон. Один французский конной егерь, сшибя с лошади сабельным ударом русского гусара, подскакал шагов на десять к Рославлеву и выстрелил по нем из пистолета. Сгоряча Рославлев едва почувствовал, что ему как будто бы обожгло левую руку; он подъехал к гусарам, и первый офицер, его встретивший, был Зарефкой.
- Слава богу! - вскричал Рославлев, - ты жив! А мне показалось издали.. .
- Да, Владимир! я жив и даже не ранен; но поручика моего французы отправили на тот свет. Жаль! славный был малой. Да постой-ка: что у тебя рука? Ты ранен.
- Ранен? неужели?
- Да, и, кажется, не на шутку; надобно скорей перевязать твою руку.
- Сейчас прискакал с приказом адъютант, - -сказал уланской ротмистр, подъехав к гусарам. - Haм велено отретироваться за передовую нашу линию.
- Эй, Трощенко! - закричал Зарецкой, - труби аппель! (сбор! (от фр. appel.)) Да, кажется, и французы устали уж драться, - продолжал он, посматривая вперед, - их цепь начинает очень редеть, и канонада почти совсем утихла.
- На надем фланге утихла, - прибавил улан, - а слышите ли, на левом какая еще идет жарня?
Гусарской эскадрон примкнул к уланам, переправился, не будучи преследуем неприятелем, через речку в то самое время, как Зарядьев, потеряв еще несколько солдат, присоединился благополучно к своей колонне. Зарецкой, сдав на несколько времени команду старшему по себе, проводил Рославлева до обоза, расположенного в полуверсте от наших резервов. На каждом шагу встречались им раненые; все лекаря были заняты. Прождав около четверти часа подле огонька, разложенного между фур, Зарецкой вскричал наконец с нетерпением:
- Да что ж это до сих пор не отыщут нашего полкового лекаря? Я боюсь, не раздроблена ли у тебя кость!
- А вот увидим-с, - сказал, подходя к ним, человек небольшого роста, с широким красным лицом и прищуренными глазами. - Позвольте-c!
- Насилу пришел! - сказал Зарецкой. - Мы с полчаса тебя дожидаемся.
- Сейчас, сударь, сейчас! Что, батюшка, Владимир Сергеевич, и вас зацепило? Эге-ге!.. подле самого локтя!.. Постойте-ка... Ого-го!.. Навылет! Ну, изрядно-с! Да не извольте скидать сюртука; мы лучше распорем рукав. Эй, Швалев! - продолжал он, обращаясь к полковому фельдшеру, который стоял позади его с перевязками, - разрежь рукав, а я меж тем приготовлю инструменты.
- А что? - спросил Зарецкой, - разве ты думаешь, что надобно будет?..
- Не могу доложить-с, - отвечал лекарь, перебирая свой хирургический портфель, - а вряд ли дело обойдется без ампутации! Да не беспокойтесь, я взял новые инструменты: это минутное дело.
- Помилуй, братец! - вскричал Зарецкой, - что у тебя за страсть резать руки? Будет в тебя: я думаю, сегодня ты их с полдюжины отрезал.
- С полдюжины?.. Нет, сударь! прошу не прогневатьcя, - возразил с гордостию обиженный хирург, - поболее будет полдюжины! Швалев! сколько мы сегодня отпилили рук?
- Одиннадцать, ваше благородие!
- Врешь, дураак! Двенадцать рук и три ноги; всего пятнадцать операций в один день. Нечего сказать, славная практика-с! Ну, Владимир Сергеевич, позвольте теперь. Да не бойтесь, я хочу только зондировать вашу рану.
После минутного молчания, в продолжение которого Зарецкой не спускал глаз с своего друга, лекарь объявил, что, по-видимому, пуля не сделала никакого важного повреждения.
- Ну, Владимир Сергеевич, - прибавил он, - поздравляю вас! Кажется, вы останетесь с рукою, а если б на волосок пониже, то пришлось бы пилить... Впрочем, это было бы короче - минутное дело; да оно же и вернее.
- Спасибо, Иван Иванович! - сказал, улыбаясь, Рославлев. - Так и быть, я уж рискну остаться с рукою.
- Как угодно-с. Только я советую вам отсюда уехать. Вл всяком случае, рана ваша требует частой перевязки, а мы двух дней не постоим на одном месте, так трудненько будет-с наблюсти аккуратность.
- В самом деле, - сказал Зарецкой, - ступай лечиться к своей нечесте. Видишь ли, мое предсказание сбылось: ты явишься к ней с Георгиевским крестом и с подвязанной рукою. Куда ты счастлив, разбойник! Ну, что за прибыль, если меня ранят? К комв явлюсь с распоранным рукавом? Перед кем стану интреесничать? Перед кузинами и почтенной моей тетушкой? Большая радость!.. Но вот, кажется, и на левом фланге угомонились. Пора: через полчаса в пяти шагах ничего не будет видно.
Сраженье прекратилось, и наш арьергард, отступя версты две, расположился на биваках. На другой день Рославлев получил увольнение от своего генерал и, найдя почтовых лошадей в Вязьме, доехал благополучно до Серпухова. Но тут он должен был поневоле остановиться: рука его так разболелась, чро он не прежде двух недель мог отправиться далее, и наконец 26 августа, в день знаменитого Бородинского сражения, Рославлев переменил в последний раз лошадей, не доезжая тридцати верст от села Утешина.
Глава V
Размытая проливными дождями проселочная дорога, по которой ехал Рославлев вместе со своим слугою, становилась час от часу тяжелее, и, несмотря на то, что они ехали в легкой почтовой тележке, усталые лошади с трудом тащились шагом. Солнце уже саюилось, последние лучи его, догорая на ясных небесах, золотили верхи холмов, покрытых желтой нивою. Похади наших путешественников и над их головаами не было заметно ни одного облачка; но душный воздух, стеснял дыхание, и впереди, из-за густого леса, подымались черные тучи.
- Ну, сударь, будет гроза! - сказал Егор, поглядывая робко вперед. - Посмотрите, какие оттуда лезут тучи... Ух, батюшки!.. одна другой страшнее!
- Недаром сегодня так парило, - примолвил извозчик. - Вон и ласточки низко летают - быть грозе!
- А далеко ли еще до Утешина? - спросил Рославлев.
- Верст пятнадцать - поболе будет.
- Только-то? - сказал Егор. - Так ступай скорее: долго ли пропахнуть пятнадцать верст.
- И рад бы ехать, да вишь дорога-то какая. Чему и быть: уж с неделю места, дождик так ливмя и льет.
- Может быть, впереди дорога лучше.
- Куда лучше! Версты за три до села, слышь ты, так благо, что вовссе проезда нет.
- Да нет ли другой дороги? - спросил Рославлев.
- Бают, что лесом есть объезд. Кабы было у кого поспрошать, так можно бы; а то дело к ночи: запропастишься так, что животу не рад будешь.
- Постой! - вскричал Егор. - Вон там, подле леса, едет кто-то верхом. Догоняй-ка его: может статься, он здешний. Ямщик приударил лошадей, и через несколько минут, подъехал к частому сосновому бору, они догнали верхового, который, в провожании двух борзых собак, ехал потихоньку опушкой леса.
- Владимир Сергеич! - сказал Егор, - да это никак, ловчий Николая Степановича Ижорского? Ну, так и есть, он! Эй, Шурлов! здравствуй, любезный!
Охотник оглянулся, повернул свою лошадь и подъехав к телеге, вскрикнул:
- Что это? Ах, батюшка, Владимир Сергеич это вы?
- Как ты сюда заехал, Архипыч? Зачем? - спросил Егор.
- А вот видишь, зачем, - отвечал Шурлов показывая на двух зайцев, которые висели у него в тороках.
- Ну что, братец, все ли у вас благополучно? - спросил с приметной робостию Рославлев. - Все ли здоровы?..
- Все, слава богу, батюшка, то есть Прасковья Степановна и обе барышни; а об нашем барине мы ничего не знаем. Он изволил пойти в о
Страница 26 из 67
Следующая страница
[ 16 ]
[ 17 ]
[ 18 ]
[ 19 ]
[ 20 ]
[ 21 ]
[ 22 ]
[ 23 ]
[ 24 ]
[ 25 ]
[ 26 ]
[ 27 ]
[ 28 ]
[ 29 ]
[ 30 ]
[ 31 ]
[ 32 ]
[ 33 ]
[ 34 ]
[ 35 ]
[ 36 ]
[ 1 - 10]
[ 10 - 20]
[ 20 - 30]
[ 30 - 40]
[ 40 - 50]
[ 50 - 60]
[ 60 - 67]