LibClub.com - Бесплатная Электронная Интернет-Библиотека классической литературы

Евгений Замятин УЕЗДНОЕ Страница 8

Авторы: А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

    сазан да квас, квас да картошка. А придет Пасха - и все подобреют сразу: от кусков жирных, от наливок, настоек, от колокольного звона. Подобреют: нищему вместо копейки - две подадут; кухарке на кухню - пошлют кусок кулича господского; Мишутка наливку на чистую скатерть пролил - не выпорют для праздника.

    Понятно, перепадало и Чернобыльникову, когда ходил он по домам, открытки расписные разносил и хозяев поздравлял с праздником. Где четвертак дадут, а где и полтинник. Насбирал Чернобыльников - и повел в чуриловский трактир приятелей: Тимошу, Барыбу да казначейского зятя.

    Выцвел к весне Тимоша, общипанный ходит, как осенний воробейчик, ветром шатает - а хорохорится, бодрится туда же.

    - Полечился бы ты, Тимоша, ей-Богу,- крушился Чернобыльников.- Гляди, какой стал.

    - Чего лечиться-то? Все одно - помру. Да оно, по мне, и любопытно - помереть-то. Ну как же: всю жизнь в посаде кис, никуда, а тут - в неведтмые страны, спутешествовать, по бесплатному билету. Чать, лестно.

    Знай себе посмеиваетчя Тимоша.

    - Ты бы не пил-то хоь так, вредно ведь тебе.

    Нет, хоть ты что. Пьет, не отстает, по старому своему обычаю - пиво с водкой. И все в красный ситцевый платок покашливает: платчище себе завел - веретье целое.

    - А это,- говорит,- чтобы в благородном месте на пол на харкать.

    Ударили к вечерне. Старик Чурилов переложил серебро из правой руки в левую и перекрестился, истово, степенно так.

    - Эй, Митька, получи! - крикнул Чернобыльников.

    Вышли вчетвером. Веселится весеннее солнце, приплясывают колокола. Как-то и расходиться-то неохота, кьмпанию разбивать.

    - Эх, люблю я пасхальную вечерню,- зажмурил глаза Тимоша.- Плясоая, а не вечерня. Пойдем всем обчеством, а?

    Барыба позвал в монастырь, благо он тут близко:

    - А после вечерни к монаху одному знакомому чай пить сведу,- чудак такой.

    Казначейский зять вынул часы:

    - Никак нельзя, обещался к обеду, а у казначея опаздывать не принято.

    - Ох, вот ушиб-то: не принято! - Тимоша засмеялся, закашлялся, полез за платком: нету.- Стой, ребята, платок наверху обронил. Сейчас сбегаю.

    Взмахнул ручками, вспорхнул,- воробейчик.

    Позванивают колокола веселые, идет нарядный народ к веселой пасхальной вечерне.

    - Погоди-ка, орут наверху... чего там такое? - навострил Барыба большие свои нетопырячьи уши.

    Казначейский зять скорчил мину.

    - Опять, наверно, драка. Не усеют держать себя в обчественном месте.

    Дз-зынь! - высадили вверху стекло, осколки со звоном - вниз. И сразу затихло.

    - Ого,- прислушался Чернобыоьников,- нет, тут что-то...

    И вдруг кубарем, красный, взлохмаченный, выкатился, задыхаясь, Тимоша.

    - Там они... вверху... прикащали. И все... подняли руки и стоят.

    Тр-рак, тр-рак! - затрещало вверху.

    Казначейскйи зять вытянул длинную шею и стоял секундочку, глядя вверх одним глазом, как индюк на коршуна. Потом закричал тонко и жалостно: стреля-яют! И пустился наутек.

    А на лестнице загромыхали сапожищами, заревели, сыпались все сверху.

    - И-и-и! Держи-и...

    И опять: тр-рак, тр-рак.

    На секунду: в дверях впереди всех - красное безглазое лицо.

    "Должно бытл, это со страху он закрыл глаза",- мелькнула мысль.

    А он, безглазый, уж в переулочке напротив, уж сгинул. И следом сверху высыпались все как пьяные - дикие, распоясанные, гончие.

    - Держи-и его! Не пуща-ай! BО-ВОТ-ВОТ он!

    Кого-то внизу у подъезда сграбастали, накинулись, притиснули, колотили - и все-таки ревели: держи-и,- так уж просто, нужно было вылиться через глотку.

    Нагнувши голову, как баран, пробился Барыба вперед. Зачем-то это нужно было, чуял всем нутром, что нуужно, стиснул железные челюсти, шевельнулось что-то древнее, звериное, желанное, разбойничье. Быть со всеми, орать, как все, колотить, кого все.

    На земле, в кругу, лежал мальчишечка - чернявенький такой, с закрытыми глазами. У рубахи воротник сбоку разодран, на шее - черная родинка.

    Старик Чурилов стоял в середине круга и пинал мальчишечку ногою в бок. Такая степенная, борода тут вся у него склочена, рот перекошен - куда вся богомольность девалась.

    - Унесли! А, дьяволы! Убег один, со ста рублям убег! А, дьяволы?

    И опять пинал. Из-за его спины тянулись к лежачему потные кулаки, но не смели: у Чурилова украли, он, стало, и хозяин тут, ему и бить.

    Откуда-то вынырнул вдруг Тимоша, прямо перед носом у Чурилтва-старика,- вскочил, красный, злой ,и заклевал его, засыпал, замахал руками.

    - Ты что ж это, хрыч старый, нехристь, злыдень? Убить мальца-то за сто целковых хочешь? Может, и убил уж? Гляди, не дышит. Дьяволы, звери, али человек-то и ста целковых не стоит?

    Старик Чурилов сначала опешил было, а потом окрысился:

    - Ты что, заодно с ними? Заступник? Ты, брат, гляди. Тоже разговоры хорошие в трактире разводишь, люди-ио слыхали. Держите его, правовлавные!

    Подошли было ближе, но замялись: все-таки Тимоша свой как будто, а эьи были не нашенские. Так это, зря, наверно, старик...

    Краснорожий, рыжий мещанин, маклак лошадий, по случаю праздника напялил бумажные манжеты. В свалке манжеты сползли вниз, между рукавом и белым торчали рыжие волосы, и еще страшней были его огромные руки.

    Руки протянулись к Тимоше и легонько выпихнули его из круга. Рыжий мещанин сказал:

    - Проваливай, проваливай, пока цел, заступник. Без тебя управимся.

    И деловито начал обшаривать чернявенького мальчонку, переворачивая его, как тушу.



    * * *



    Куда уж там в монастырь идти - до того ли? Весь вечер у Тимоши просидел Барыба. Чернобыльников подошел попозже. И рассказал:

    - Иду я, значит, по Дворянской... Слышу, на лавочке у ворот сидят и рассказывают: "А помогал, говорит, им наш же Тимошка-портной, вот пропащий-то человек".

    - Дураки,- сказал Тимоша.- Сплетники. А Чурилову, злыдню, дьяволу, так и надо. Что ему от сотни - убудет? А они, может, два дня не ели?

    Помолчал и прибавил:

    - Ну, неуж и до нас дойдет? А коли бы дошло - ей-Богу, в самый бы омут полез. Укокошат - ну тууда и дорога, все равно - моей жизни полвершка осталрсь.







    21. ИСПРАВНИКОВЫ ХЛОПОТЫ



    Ну, овт, не было печали, так черти накачали. Руки вверх, туда же, это у нас-то! А теперь хлопот у исправника Ивана Арефьича - не оберешься.

    Понаехали из губернии, суд военный,- и всё из-за какого-нибудь поганца-мальчишки. Председатель, полковник, худой, с седым бобриком, желудком страдал. Вот горя-то зазнал с ним Иван Арефьич! Того ему нельзя есть, другого нельзя - ну, сущая напасть.

    В первый раз, как приехали гости нехваные, Иван Арефьич устроил завтрак на диво: бутылки на столе, коробки распечатанные, окорока, кулебяка. А полковник позеленел даже весь от злости. Туда-сюда вилкой ткнет, понюхает:

    - Кажется, очень жирно.

    И скиснет, и не ест. Исправничиха Марья Петровна вся исстрадаалсь:

    - Ах, ради Бога, полковник, что же вы не кушаете? "Ну, уж и влетит, должно быть, теперь моему Ивану Арефьичу".

    Зато прокурор-душа поддержал. Круглячок, лысенький, розовый, как поросеночек. В баню, наверно, раза два в неделю ходит. И все закатывается, хохочет и всего по два куска себе накладывает.

    - Ну-ка, еще кулебяки-то матушки. Только, знаете, по таким заплесневелым местам, вроде вашего посада, теперь на Руси и умеют по-настоящему, по-старинному, пироги печь...

    А вечером у исправника в кабинете зажжены на письменном столе свечи (никогда в жизни не зажигались), разложены бумаги. Иван Арефьич пыхтит своей папиросой-пушкой и отгоняет дым в сторону: не дай Бог, в полковника дым попадет.

    Полковник перечитал бумаги и помгрщился кисло:

    - Что же мы, с одним с этим мальчишкой будем возиться? Когда от него ни полслова не добьешься. Ужасно обидно. На то вы и исправник, чтобы уметь разыскать.



    * * *



    На кровати сидя, сапоги стягивал Иван Арефьич и все к исправничихе приставал:

    - Уж я и ума не приложу, Маша. Подай им еще, одного мало. Да откуда я возьму, коли он убег? Да, вот что еще не забудь: полковнику завтра к двенадцати геркулесу на молоке, уварить хорошенько, да бутылку нарзану. Ох, боюсь я его, как бы не наакостил, злющий!

    Марья Петровна записала:

    - Геркулес... Нарзан... А ты вот что, Иван Арефьич, посоветовался бы ты с Моргуновым. Он пройда, он чего хочешь достанет,- ей-Богу, попробуй.

    Иван Арефьич зарубил себе это на носу и спал поспокойнее малость.



    * * *



    На площади перед полицией, перед желтыми облупленными стенами - базар. Поднятые вверх и связанные оглобли, лошади с привязанными мешками овса у морд, визгливые поросята, кадушки с кислой капустой, возу с сеном. Хлопают по рукам, торгуясь; зазывают звонко; скрипят телеги; кучер земского в безрукавке пробует гармонику.

    А в исправниковом кабинете чинят допрос. Полковник с тоскою вслушивается в себя, внутрь: в животе глухо урчит. "Ах, Господи, целую неделю не было, а теперь опять, кажется..."

    Старик Чурилов вошел, степенный, длиннополый, лунь седая. Перекрестился.

    - Как было-то? Да вот как, ежели все по порядку...

    Рассказал, утерся ситцевым платком. Постоял, подумал: "Хорошо бы нажабиться на Тимошку-дерзеца, начальство, кажись, доброе".

    - Вот еще, ваши благородия, есть тут портной Тимошка,- пропащий человек, дерзец. За мальчишку эого заступаться стал - за этого самого, какой стрелял-то. А я ему: ты, мол, из ихних, что ли? А он меня при всем при народе...

    Стаоика отпустили. Прокурор потер мягкие потные ручки, расстегнул нижнюю пуговицу на мундире и сказал тихонько полковнику:

    - Гм. Тимоша этот... Как вы думаете?

    За окном торговалиаь, кричали, скрипели. Полковник не выдержаб:

    - Иван Арефьия, да закройте окно! Голова трещит. Что за манера - базар перед самым кабинетом!

    Иван Арефьич, на цыпочках, закрыл окно и позвал:

    - Следующий.

    Томно, жеманясь, рассказывал казначейский зять. Прокурор спросил:

    - Так, значит, он вернулся в трактир, а потом опять выбежал? Ага. Ну, а платок? Вы о платке, кажется, что-то упоминали? Он за платком вернулся?

    Казначейский зять вспомнил исплеванный красный Тимошкин платок, кисло поморщился и сказал гнусавя, с досадой:

    - Какой платок? Я никакого платка не помню.

    Как-то неприлично даже было и вспоминать-то ему об этом платке.

    Барыба привычным нюхом шел за вопросами прокурора. И когда дошло до платка, он уверенно сказал:

    - Нет, платка никакого не было. Сказал просто: дело наверху есть.

    Когда отпустили Барыбу, прокурор хлебнул холодного чаю и сказал полковнику:

    - Прикажете написать постановление о задержании этого самого Тимоши? По-моему, все эти показания... Я знаю, вы иногда чересчур осторожны, но тут...

    У полковника в кишках схватывало, подкатыввлось, и он думал:

    "Черт знает! Эта исправ
    Страница 8 из 9 Следующая страница



    [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ]



При любом использовании материалов ссылка на http://libclub.com/ обязательна.
| © Copyright. Lib Club .com/ ® Inc. All rights reserved.